Виктор Храмов - Сегодня - позавчера 4
- Во, блин! И кому теперь это чудо сдавать? Не отпускать же? Цыгане - ищи ветра в поле, - вслух удивился я.
- Ты? - обернулся председательствующий.
- Я? - удивился я. Как он меня узнал? Видел он меня - один раз при обманчивом свете чадящей гильзы, а морда у меня сейчас - не приведи Боже! Нос - как клюв той кавказкой птицы, маленькой, но очень гордой - распух, морда - тоже распухла, глаза затекли фингалами, губы - как сардельки. Даже говорю с присвистом и пришамкивая.
- Выжил?
- Почти. Напарник вот мой - нет. И мне, вот это вот, чудо в перьях - нос сломал. Дерётся - будь здоров!
- Да и ты подраться - мастак.
- Есть такое. Как говорил мне тренер - рукопашный бой на войне понадобиться, только если ты, как последний дятел, потерял пулемёт, автомат, пистолет, гранаты, лопатку и нож - и встретил такого же долбоящера, как и ты. Вот, сошлись же звёзды! Как два барана бодались рогами, когда под ногами - гора оружия.
- Вон даже как? А что ж он не связан?
- А это барахло - мне тащить? Старшине хотел сдать. А вижу - старшина-то - тю-тю.
- Тю-тю, - кивает председательствующий, - Вор - старшина ваш.
- Бывает. Что делать теперь, гражданин начальник?
- Этого - давай сюда. А в мешках что?
- Галантерея. Кольца, цепи, награды - говорят из драгмета. И сбруя кожаная. И ещё всякое. Всей ротой собирали. Нам украшения - без надобности, а парни говорят - переплавят и в Америке тушёнку купят. Не в землю же зарывать с этим румынским куриным помётом.
Да-да, наш ротный - всё видит. У него - не забалуешь. У него мародёрство поставлено на контроль. И на поток. Что в карманы не влезло - сдай в общак. Драгмет - вообще не обсуждается. И зачем оно тебе, баран? На тебе по почкам, чтобы в мозгах просветлело! Чтобы быстрее дошло - на в печень! Тебя завтра убьют - а Родине драгмет нужен. Капиталисты за "спасибо" тушёнку тебе, дармоеду, не пришлют. У них, кровопийц, так - кому война, а кому - мать родна.
- Верно. Давай, тоже. В штабе - сдам. А тебе - зачтётся.
- Да, ладно. Мы - не гордые. А закурить не будет?
- А выпить и пожрать? - усмехнулся председательствующий, доставая полпачки папирос, протягивая мне, - забирай. Как же ты, такой шустрый, драчливый, в плен попал?
- Как обычно - взрыв, очнулся - плен. Бывает.
- Бывает, - согласился председательствующий, - так ты больше - не попадай!
- Сам не хочу. Мне их санаторий - не понравился. И вам, гражданин начальник - не советую.
- Нас, евреев-комиссаров - и так в плен не берут, - махнул рукой председательствующий.
- Может и к - лучшему. Разрешите идти, товарищ комиссар?
- Да-да, - задумчиво сказал он, смотря мне в след.
А вот это - мне не понравилось. Прям, пониже поясного ремня, корма зачесалось. От них, евреев - одних бед и жди. И зачем он про своё иудейское комиссарство ввернул? Реакцию мою посмотреть? Зачем? И взгляд его жгёт. Аж чешется, сил нет терпеть. И на его глазах - неудобно срам чесать. Хотя...! Кого я обманываю! Зачем?
Вот - кайф! Аж прихрюкнул.
На восток!
Танки, конница, орудия на привязи, пехота в грузовиках - все на запад! Догонять те мехкорпуса, что уже гонят перед собой волну этих холуёв натовских, тьфу - рейховских, будут обеспечивать им, танкам, фланговое прикрытие.
А мы, как самые косячные - на восток наступаем. Наоборот.
Соврал, конечно, ротный. Мы - не острие. Острие - там, западнее. Но, наступает весь фронт. И не один. Оттуда, из степей южных, ударил другой фронт. А Сталинградский будет давить, держать, чтоб не сбежали из города. Конечно, этого до нас не доводили, но я же в школе учился, кино смотрел. Сталинград же! Кто не знает Сталинград?
Это - то самое контрнаступление на Волге по окружению Сталинградской группировки противника. Оно самое! Вот мы и замыкаем кольцо со стороны города. Не мы одни, конечно. Целыми армиями. Но, мы же штрафники! Мы - впереди. Проводим разведку боем, своими руками нащупываем в этом долбанном снегопаде противника.
Нас пополнили, прислали под две сотни накосячивших. Почему так? Как стояли в обороне - нет косяков, пошли в наступление - две сотни за пару дней! Что, от страха у народа - шифер отъезжает?
У нас - новый старшина роты. Дядька этот мне - сразу не понравился. Как глянет - до печёнок пробирает. Всё пристаёт с какими-то каверзными вопросами. В душу лезет. Ко мне - больше всех. Что я - самый левый что ли? И бородку он троцкистскую отрастил. Хотя, у Ленина - такая же была.
Мне этот старшина выдал новый пулемёт. Новый, потому что взамен чешского уёжища. Да и по дате выпуска - новый. И модель - новая ДП-42. Тот же Дегтярь, но у него теперь сошки вперёд вынесены, к пламегасителю, конструкция упрощена, потому темп стрельбы снижен. И ствол - несменный, несъёмный. Да, добавлена пистолетная рукоять, как на ДТ. И приклад не из цельного куска дерева твёрдых пород, а из прессованного пиломатериала. Новый, но - уже бэушный. Коцаный, чиненый. То есть, был повреждён в бою и отремонтирован.
Кстати, не знаю - связанно это со старшиной или нет, но в щах наших котелков появились прозрачные волокна мяса и плавающие пятна навара, а каши золотились тающим маслом. Или маргарином. Сухпай дают. По банке тушёнки в лицо. В сутки! Тушёнка - американская. Жир сплошной. Так есть - невозможно. Тошнит. ГМО, наверное. Или кокосовое, пальмовое масло. Ха-ха! А кашу заправить - язык проглотишь. Надо только не зевать, пока каша не остыла, чтобы жир растворить. И, в целом за день, буханка хлеба. Пусть, и из муки с молотой соломой и опилками, но - 3 раза по 1/3.
И у меня - новый напарник. Телок по имени Саша. Толстый интеллигент в очках власовских. Абсолютно оторванный от реальности ботан. И жутко болтливый. Треплется и треплется. И ему начхать - слушаешь ты или нет. Потому и знаю о нём всю его неглубокую подноготную. Как радио - не заткнёшь. Хотел Авторадио окрестить - было уже. Неприятные воспоминания. А этот, как Птица-Говорун. Та самая, что отличается умом и сообразительностью. Хорошее погоняло, но он пришёл уже с прозвищем.
Знаете за что попал в штрафники? Пытался хахаля жены застрелить. Как вы думаете - у него получилось?
Он учился в институте, подрабатывал библиотекарем там же, там же и женился, внезапно для себя, на дочери декана. Толстой, несимпатичной, но жутко падкой до шпили-вили девахе. Она как-то в библиотеке подскользнулась, упала на него, подвернула себе ногу, он её проводил до комнаты в общаге, где, совершенно случайно - искра пробежала - и вот она ему сообщает радостную весть - он станет папой. Ржали в сотню глоток. Всей ротой. Долго-долго. А это чудо - смотрит, глазами хлопает, не понимает.
Ну, так вот - скоропалительная свадьба, радостный папаша невесты, и вот, это чудо очкастое - архивариус института. Работа, семья, дом - полная чаша, всегда полон друзей, застолье (декан отоваривается в отдельных магазинах, куда простому пролетарию нет дверей), танцы до упада, спиртное рекой. А гости какие - поэты, художники, актёры, режиссёры! Творческие личности, свободные нравы. Благо - дочка не мешает - живёт постоянно в доме деда с бабкой - у декана площади позволяют. Что за страна - целый архивариус вынужден ютится в двух комнатах коммуналки! Гостей положить - негде. Так и норовит кто-то из перебравших гостей упасть на супружеское ложе. Никакой жизни! К жене пристать негде. А у неё вечно - то нельзя, то голова болит.
Опять ржание сотен глоток. Опять глазами хлопает.
И тут - война! Его, как работника умственного труда - должны были освободить от воинской обязанности - нет, загребли вместе с остальными работниками института. И, изверги - заставили руками копать глубоченные продольные ямы в Подмосковье.
А жена - там одна осталась! И некому её защитить. Как она может отбиться от домогательств своего начальника - завсклада? Нет же рядом защитника. Он, муж, зазноба, как последний бык деревенский - ямы роет. Так она и сказала, когда он явился домой и застал в их постели чужого мужика.
Он пытался его застрелить - прострелил себе ногу. Из винтовки. Колено. Это как? Даже представить себе не могу. Вот теперь и ходит под погонялом - Ворошиловский стрелок. Или просто - Стрелок.
Суд, где, вот несправедливость - ему присудили штрафную роту. Откуда он знал, что этот гулящий человек - старше по званию.
- А знал бы? Не стал стрелять?
И не знает что ответить. Везёт мне на дураков последнее время.
- Лучше бы ты себе не ногу, а голову прострелил, - говорю я ему.
- Почему? - удивляется.
- По качану. Проще было бы. Всем, - говорю ему, машу рукой.
Обижается. И молчит. Слава Рояле-посылателю! Пять минут молчит. А потом - опять тараторит. Шайсе!
После излечения - исполнение приговора. И вот он - здесь. Как белая ворона. Беспомощный, как младенец. И как такие выживают? Почему с голода не передохнут? И этот - жив до сих пор. Всю эпопею битвы за Москву - он в тылу, по госпиталям. Год лечили ногу - как такое возможно? Как так себе ногу прострелить? Эквилибрист, ёпта!
