Моя чужая новая жизнь - Anestezya
— Дети — это шанс как-то исправить свои ошибки, стать лучше.
Фридхельм пристально смотрел мне в глаза. Я без труда прочитала в его взгляде вместе с привычной нежностью сомнения и мелькнувшее раскаяние. Если и говорить правду, то сейчас самый подходящий момент. Я должна убедить его любыми путями бежать подальше отсюда. Правда есть вариант, что он решит, что из-за беременности у меня кукушечка поехала, но попробовать-то можно? Блин, всё равно страшно. Будь у меня хотя бы одно доказательство… То, что я вангую насчёт финала, в расчёт можно не брать. Вспомнить бы хоть одну ближайшую по дате битву.
— Я подумаю, Рени, — тихо сказал он. — В любом случае время ещё есть. К тому же если всё же мы решим бежать, нужно что-то придумать насчёт документов. С немецкими паспортами далеко не уйдешь, но и без них нельзя.
— Поверь мне, ты не пожалеешь, если мы уедем.
Я старалась не думать о Вилли, хотя, конечно, понимала, как тяжело будет Фридхеьму решиться подставить родного брата, но Вилли точно никогда не сможет перешагнуть через коронное «Приказ есть приказ», так что не стоит даже предлагать ему бежать вместе.
* * *
Я решила не доставать Фридхельма ежедневным нытьём и расспросами, пусть подумает и решит, что делать дальше, а в том, что он думал, я не сомневалась. Лишь бы не затянул, когда у меня уже будет такое пузо, что только слепой не заметит.
— Проклятые иваны снова повредили линию связи, — чёрт, я и забыла, что наши продолжают партизанить в окрестностях. — Вильгельм, неужели так сложно пресечь эти диверсии?
— Я отправлю своих людей прочесать всё ещё раз. Им негде больше прятаться, — Вилли склонился над картой, что-то вычерчивая.
Я вспомнила подслушанный разговор. Раз партизаны прячутся на какой-то лесопилке, скорее всего она недалеко от города. Тогда получается, они собираются грохнуть кого-то из генералов. Так что моя совесть чиста — немчики относительно в безопасности. И вообще, хватит с меня этой войны. Чем скорее я окажусь подальше отсюда, тем лучше. Сегодня же поговорю с Фридхельмом. Надеюсь, он придумал какой-нибудь путь отступления.
— Рени, я думаю, не стоит действовать сгоряча. Ты должна думать не только о нас, но и о малыше. Безопасного варианта нет, и рисковать в твоём положении нельзя. Давай ты уедешь, как мы и планировали в Берлин, спокойно там родишь, а я за это время продумаю, что можно сделать с нашими документами.
Ну, класс. Знаю я, чем заканчивается это дурацкое «А давайте разделимся?».
— Если мы исчезнем сейчас, Вильгельм поднимет всех на уши. Рассказать ему о наших планах я не могу, сама понимаешь, далеко мы не уйдём, а вот когда я приеду в очередной отпуск, а ты к тому времени оставишь службу, может, что-то и получится.
Я понимала, что он хочет меня уберечь и что решение дезертировать принять нелегко, но всё равно почувствовала горечь разочарования. Нельзя же быть такой дурой, в моём возрасте и глупо верить в чудо. Не бывает такой любви, чтобы человек настолько потерял голову, что готов был броситься за кем-то в огонь и в воду. Спорить и обижаться бессмысленно. Он же по-своему даже прав. Если смотреть на ситуацию с его колокольни. Бросить всё, ради сомнительных перспектив в эмиграции? Это мне терять уже нечего, а у него — семья и статус добропорядочного гражданина Великой Германии. Он, может, и прислушивается к моим рассуждениям, но скорее всего до конца не верит, что всё будет настолько плохо. Ладно, поживём-увидим. В одном соглашусь — придётся всё-таки уехать в Берлин, но последнее слово всё равно останется за мной. Раз уж нам предстоит на время расстаться, я сама решу когда это произойдёт.
Глава 52 Каждый шаг имеет последствия. Не cделанный, как ни странно, тоже...
Прошло ещё две недели. Мы по-прежнему торчали в «ленинском» колхозе, что, в общем-то, было не самым плохим вариантом. Я старалась не думать о далёком будущем. Хотя, конечно, каждый раз, когда Вилли с Файглем устраивали планёрку, настороженно прислушивалась — не пора ли нам выдвигаться на какую-нибудь заваруху? Но пока что мы прочно удерживали позиции здесь в оккупации, и можно было немного расслабиться и представить, что я живу в закрытой воинской части. Файгль наконец-то собрался в заслуженный отпуск навестить жёнушку и смущённо попросил у меня совета. Он, видите ли, не может придумать, что привезти ей в подарок. Вези цветочек аленький, то бишь себя, не ошибёшься. Я-то прекрасно помнила, откуда они берут «подарки». Многие запросто отбирают у местных мало-мальски ценные вещи. Так что честно ответила, что не смогла бы носить кольца и серёжки, снятые с чьих-то трупов, и тактично предложила ему устроить жёнушке романтик-программу.
Беккер загремел в больничку, что неудивительно с его-то привычкой жрать что попало. Накануне он разжился у кого-то из местных дармовой жратвой. Как результат — сырые яйца с молоком явно не пошли ему впрок. Фриц умудрился поцапаться с Бартелем. Сам виноват. Додумался протащить в казарму порнушные фотки, да ещё предлагать парням платный просмотр. Сутенёр, блин, недоделанный, ходит теперь с бланшем на пол-лица. Ещё и фотки сто пудово отобрали. Кох получил письмо с известием, что скоро станет папой, и на радостях устроил нам барбекю-вечеринку. Шнайдеру наконец-то свезло. На него клюнула местная секс-дива. Да ещё не абы какая, а дочка полицая. Красивая девка, но тупая как пробка. За столько времени не удосужилась выучить по словарю хотя бы пару слов по-немецки, но, может, им это и не надо. Главное, наш павлин ходит с довольной моськой, что не мешает ему периодически кидать в мою сторону малопонятные взгляды. Можно подумать мне не похрен с кем он трахается.
У меня хватает чем забивать голову. Не знаю как другим женщинам удаётся полюбить своего ребёнка чуть ли не с момента зачатия, лично мне порой до сих пор не верилось, что во мне растёт новая жизнь. Наверное, когда он
