Оперативный простор (СИ) - Дашко Дмитрий Николаевич

Публика, в камере подобралась безобидная: народ в основном «загребли» по мелочи. Никто не «предъявлял» мне за то, что я «мусор», ночь выдалась спокойной, хотя я по старой привычке не расслаблялся. Чаще всего «прилетает», когда этого не ждёшь, поэтому ухо нужно держать востро при любых обстоятельствах.

— Руки за спину.

— Хорошо, командир, — покладисто сказал я.

У меня не было ни малейшего желания устраивать здесь бучу. К тому же требование «с вещами на выход» внушало толику оптимизма.

— Вперёд.

Меня ввели в кабинет начальника отделения, где табачный дым стоял коромыслом. Смолили все присутствующие в помещении: и папироски, и свёрнутые «козьей ножкой» самокрутки с ядрёной махоркой, от которой выедало глаза.

Никто не догадался распахнуть окошко и проветрить кабинет, потому воздух был такой плотный и спёртый, что хоть вешай топор.

Сквозь клубы дыма удалось разглядеть единственное знакомое лицо. Память сразу среагировала и подсказала, что это сотрудник петроградского губрозыска Шуляк, с которым мы несколько дней назад брали уголовника по кличке Борщ.

В тот же день наши дорожки разошлись — он остался в госпитале караулить раненного преступника.

Шуляк тоже узнал меня, он улыбнулся и приветливо помахал рукой.

Я ответил ему держанной улыбкой.

Кажется, понятно, почему всё произошло довольно быстро и меня не продолжают мариновать в камере.

— Вот, товарищ Шуляк, доставили по вашей просьбе, — произнёс полный мужчина с узкими азиатскими глазами, сидевший во главе большого письменного стола, заваленного папками с бумагами. — Вы не ошиблись — это действительно тот, о ком спрашивали?

Облик и поведение мужчины лучше всяких слов говорили, что он является полноправным хозяином кабинета, то есть начальником отделения милиции.

Сюда меня привезли из квартиры ныне уже покойных Хвылиных.

Чего-то подобного я ожидал и не стал качать права после того, как милиционеры, проверив мои документы, всё же задержали меня «до выяснения обстоятельств».

— Да, подтверждаю — это действительно товарищ Быстров. И скажу вам — геройский товарищ. Недавно он оказал неоценимую услугу нашей бригаде, — подтвердил Шуляк. — Как дела, Жора!

— Как видишь, — кивнул я на сведённые за спиной руки.

— Отпустите товарища, — велел начальник милиции.

Он встал из-за стола и протянул руку.

— Иджилов, начальник отделения.

— Быстров, — ответил на рукопожатие я.

— Рад знакомству. Вы уж простите моих орлов… В моём районе прокатилась волна ограблений: какие-то бандюки работают под сотрудников уголовного розыска. Перед тем, как войти в квартиру, показывают удостоверения и мандаты. Наверняка фальшивые, но леший его знает, может, и настоящие. Когда мои увидели ваши документы, решили на всякий случай вас задержать — вдруг вы тоже из этих… Так что, товарищ Быстров — без обид? — с надеждой спросил он.

— Да не вопрос, товарищ Иджилов. Какие у меня могут быть претензии к вашим сотрудникам?! — честно сказал я. — Я бы на их месте действовал точно так же.

— Вот и славно! — обрадовался Иджилов. — Мы тут хотели уже с вашим руководством связываться, да тут товарищ Шуляк к нам в отделение заскочил. Он узнал про ваше задержание и сказал, что вас знает.

— Спасибо! — поблагодарил я Шуляка.

Тот пожал плечами:

— Было б за что!

— Надеюсь, пока в камере сидели, ничего не стряслось, а то я прикажу — мои быстро шороха наведут! — сказал Иджилов.

— Не стоит беспокоиться. Ко мне никто не приставал, да и я, в свою очередь, тоже никого не трогал. Всё ровно, — сказал я и, спохватившись, что вряд ли это жаргонное словечко из моего времени уже в ходу, пояснил:

— В общем, в порядке всё.

Иджилов выложил на столешницу мои вещи: револьвер, «ксюху», патроны, деньги и прочую мелочёвку.

— Проверьте, пожалуйста, всё на месте, ничего не пропало?

— Всё на месте, — подтвердил я, распихивая небогатые «пожитки» по карманам.

— Я даже не сомневался. Тогда может перекусите с нами? — предложил Иджилов. — Я бойца в столовку отправлю, он на всех обед принесёт: вы ведь уже давно у нас сидите, наверняка, проголодались. И товарищ Шуляк обещал компанию составить. Что скажете?

— Скажу, что с удовольствием принимаю ваше приглашение, — с лёгкостью согласился я.

Катю следователь Самбур обещал скоро выпустить — прошли уже сутки с её ареста, по идее она уже дома, но вряд ли сестре будет дело до готовки…

Даже если к ней отнеслись с максимальной деликатностью, всё равно впечатлений от камеры, пусть это даже банальное КПЗ, хватает надолго и редко какие из них положительные. Стресс серьёзный, особенно для интеллигентной женщины вроде моей Кати.

Так что неизвестно, когда ещё хоть что-то удастся в рот закинуть. А молодой организм хочет не просто есть, он требует жрать!

Вестовой обернулся за четверть часа, принеся несколько металлических судков, содержимое которых стал раскладывать перед нами.

Картошка на чём-то вроде комбижира — запах специфический, но голод — не тётка, слопаю в один присест и не поморщусь, чуток мяса, несколько ноздреватых кусочков хлеба.

В желудке сразу засосало — только сейчас я понял, насколько проголодался. Вид еды, пусть и далеко не изысканной, пробудил во мне воистину чудовищный аппетит.

Я довольно потёр ладони.

— А жизнь-то налаживается!

— Угощайтесь, товарищи! — сказал Иджилов.

Я коршуном накинулся на еду. Товарищи отнеслись ко мне с пониманием: только с улыбкой переглянулись, когда я в мгновение ока опустошил тарелку.

После перекуса я ощутил новый прилив сил. Дождавшись, когда товарищи покончатс едой, а вестовой уберёт со стола и заберёт судки, чтобы вернуть их в столовую, я спросил:

— Товарищ Иджилов, а что по делу гражданки Хвылиной, чей труп я обнаружил?

— Ничего, — удивлённо ответил начальник отделения.

— То есть как — ничего? — вскинулся я. — Кто будет расследовать причину её гибели?

— Да так, — слегка флегматично произнёс Иджилов. — Собственно, нет никакого дела — самоубийство как самоубийство. Сейчас много таких. И расследования тоже нет. Да и чего там собственно расследовать: ну, подумаешь, наложила баба на себя руки: так её можно понять — видать, мужа своего очень любила. Эх, — вздохнул он, — а ведь могла ещё жить и жить! Другого бы мужика себе нашла… Чего, спрашивается, вены себе резать?!

— Постойте-постойте! — обеспокоенно произнёс я. — Я ведь рассказывал вашим людям, доводы приводил — меня что, так и не послушали?

Чувствовалось, что Иджилов уже начинает закипать, он с большим трудом сдерживался.

— Мне кое-что пересказали из ваших слов — не обижайтесь, конечно, но мне кажется, что вы сгущаете краски.

Его лицо постепенно становилось пунцовым.

— Товарищ Иджилов! — воскликнул я.

— Уже сорок пять лет, как Иджилов! — обозлился он. — Я верю своим людям, как самим себе. У нас нет оснований считать, что кто-то убил гражданку Хвылину. Все улики показывают, что она по причине сильного душевного расстройства решила свести счёты с жизнью.

— Что показал медицинский осмотр? — заинтересовался Шуляк.

— Эксперт осмотрел тело покойной самым тщательным образом: никаких следов насилия. На теле нет свежих ушибов, синяков или гематом. Что бы ни делала покойница — она совершала это абсолютно самостоятельно, — пояснил Иджилов.

— Тогда что смущает тебя, Жора? — обратил на меня взор Шуляк. — По-моему, всё совершенно логично.

— Начнём с того, что дверь была не запрета, — начал я.

— И что? — хмыкнул Иджилов. — Она хотела, чтобы её тело обнаружили, причём как можно раньше. Хвылина — женщина, даже в момент похорон ей хотелось выглядеть по возможности красивой, а не обезображенным трупом. Вы же сами знаете, что представляют собой утопленники — без содрогания смотреть невозможно! — Его передёрнуло. — А тут — молодая, всё при ней, ещё и поэтесса — особа тонко чувствующая. Потому и не стала запираться…

— С этим, конечно, не поспоришь, — согласился я.