Влад Савин - Морской Волк, том 2
– Однако, это его не спасло! – заметил Сталин – сбросили ведь его, через шесть лет? Куда делась – популярность?
– Именно за то, что он – не завершил процесс. В верхах, продолжил прежние метания – совнархозы вместо министерств, деление парторганов. И те же верхи решили, что им удобнее другой Первый – более управляемый, стабильный. Подтвердив все гарантии – народ по сути, и не заметил. И начался всех устраивающий «застой», когда все решалось как бы само собой – вот только, за него, выросло и встало на посты поколение той самой, ни во что не верящей дряни. Ведь и такие персонажи, как Ющенко, Сукошвиль, шпротские правители, Туркменбаши, Ходорковский, и даже Шамиль Басаев – были какими-то там секретарями, комсомольскими или партийными! Субпассионарии – они тем и опасны, что цепляются к кому-то как рыбы-прилипалы к корабельному днищу – и лезут наверх именно так. Такой был цикл Партии – девяносто лет.
– Предположим – сказал Сталин – выводы?
– Гумилев ошибался. В сроках. Тысяча лет – это средний этнос среднего размера. Класс, партия – меньше: обрубок горит быстрее бревна. И – процесс можно замедлить. Прежде всего – субпасионариев держать «в черном теле». Простите, но всеобщая демократия невозможна – потому что субпассионарии, это смертельная угроза, если им дозволяется что-то решать, на что-то влиять. Их – на километр нельзя подпускать к власти. Только – работать, где укажут, «кто не работает – тот не ест». Второе – открытость. Когда какая-то часть общества замыкается, «выгорание» в ней идет быстрее. И третье – общие потери. И тут снова, Гумилев неточен: он говорил, что потери пассионариев в войну легко возобновимы, так как у них остаются дети – а женщины любят героев. Но вспомните Францию, той войны и этой: лучшие были выбиты, а их потомки, кажется еще в тридцать пятом вопили «лучше нас победят, чем снова Верден!». И четвертое – идея. Пассионарий силен – в движении к цели. Ему нечего делать – в застой.
– Однако же, гипотеза Гумилева пока ничем не подтверждена – в руке Сталина откуда-то появилась трубка.
– Происхождение человека от обезьяны тоже так и не было прямо подтверждено фактами. Даже в конце двадцатого века.
– Вы что-то хотите добавить, товарищ Лазарев?
– Только дополнить. Про значение идеи. Слышал, еще в восьмидесятых, говорили, про некоторых, «настоящий коммунист». Как правило, они были там, где настоящее дело – строили БАМ, города и заводы в тайге. Или – водили корабли в дальние походы. Но их было гораздо меньше – в Москве и в Питере; не уживались такие, в центральном аппарате.
– И какая должна быть идея? Достаточно ли – просто, усилить пропаганду?
– Нет. Идея – должна отражать мир вокруг. И указывать в нем – цель. И если идея отражает мир неправильно – она должна быть исправлена.
– Вы полагаете, что марксистская идея – неправильна?
– Она была правильна – на тот момент. А дальше – вопрос матросов к замполиту, отчего это там нет революции. Ответ – вам сказать?
– Давайте, товарищ Лазарев, поправьте классиков коммунизма!
(ох, ну сейчас я точно – или на коне буду, или пятьдесят восьмую получу!)
– Согласно классикам считалось, что у капитализма две стадии. Вторая, империализм – последняя. В предельном развитии, описан в «Железной пяте» Джека Лондона. Ключевое слово – монополистический: весь мир, как одна сверхфабрика, правит кучка олинархов, все прочие никто, наемная рабсила. И коммунистическая революция там – всего лишь уничтожить эту олигархию, и пользоваться ее уже отлаженной машиной.
К этому шло у нас – кончилось Октябрем. К этому шло в Америке – до Депрессии. «Новый курс» Рузвельта, породил однако третью стадию «социальный» капитализм (по сути то, что позже назвали «шведским»). Налоги «на богатых», всякие соцмеры вроде оплачиваемых больничных и отпусков – но главное, что оказалось: чрезмерная монополия неуправляема и оттого, просто экономически не выгодна. Какому-нибудь Форду оказалось дешевле, не самому строить завод по выпуску каких-нибудь, условно, гаек и болтов – а объявить, что купит их, опять же условно, по доллару за штуку – и тут же найдется масса желающих их продать. «Средний класс» как бы получил новое развитие – став опорой порядка. Этот капитализм не имел преимуществ – но уже был устойчив; вот почему революции не произошло тогда.
А дальше – началась четвертая стадия, именуемая глобализацией. Когда работают, по сути, негры – а белые люди становятся клерками, а не пролетариями. Причем «глобы», новые олигархи, гораздо жестче прежних: по Марксу, у рабочего нельзя отнять минимум, необходимый для проживания, и прежний «национальный» капиталист не станет доводить до взрыва – а «глобам» плевать на само выживание рабсилы, в тех странах она дешева – и им, сидящим к примеру в Нью-Йорке, глубоко безразличен бунт где-то в Малайзии. Ну и преимущества климата – теплые страны.
– Паршева вашего тоже прочел – сказал Сталин – дальше?
– А дальше – все. Беда была в том, что про этот мир, в марксизме-ленинизме ничего не говорилось. Поскольку – его просто, не было тогда. Были слова, сказанные классиками тогда. А нужны были – те, что сказали бы они сейчас, увидев такое.
– А сказали бы они вам – Сталин прищурился, его трубка выпустила кольцо дыма – что не четыре, а все же две. Просто, напуганные Октябрем – как там Рузвельт сказал, «отдать часть, пока не отобрали все» – откатились назад, с монополизма. А как мы ушли в глухую оборону – началось по-новой. Причем «глобализм», это подлинный империализм: не было во времена Джека Лондона ни такой связи, ни этих «компьютеров», правильно вы заметили, невозможно было управлять. И что из этого следует? А то, что подлинная революция, еще БУДЕТ. А Октябрь – это так, репетиция, разведка боем.
Он посмотрел на Большакова.
– А вы что же, все молчите, товарищ..
– Так товарищи все уже, хорошо сказали – развел руками наш главдиверс – разве только, дополнить. Отчего-то у нас решено было, сначала материально-техническую базу коммунизма построим, а после лишь, людей воспитаем – нельзя так! Одновременно надо – пользы будет много больше. Вы, товарищ Сталин, говорили – кадры решают все? Так тогда, с самого начала, учитель должен быть первой самой профессией, самой уважаемой и ценимой – не железки делает, людей наших формирует! И – нельзя, категорически, в армию офице.. командирами, не служивших ставить! А лишь – два года отслужил, хорошо показал себя – в училище. Если только не после суворовских и нахимовских – там, сразу можно. А прям сейчас – на фронте, после ранения, стараться хотя бы, назад свои части возвращать. Точно известно, у кого хошь спросите – часть, где есть ядро «старичков», намного боеспособнее – еще и оттого, что молодые там, учатся куда быстрее. А то слышал, бывает сейчас вообще, такое, что танкиста – в пехоту, артиллериста – в кавалерию. На войне ведь, самое важное – это доверие личного состава к командованию. Если его нет – то и выучка, и вооружение, роли не сыграют. Дед у меня, подо Ржевом воевал, слава богу, живой вернулся. Так он рассказывал – про случаи, как в песне:
Меня после боя, вызвали в отдел – Отчего в атаке, с танком не сгорел? Вы не беспокойтесь, я им говорю – В следущей атаке, обязательно сгорю.
Это ведь было – кирпич на газ, врубить вторую передачу – и выскакивать, все целы, а танк ек; за такие художества, особисты и спрашивали. Только вопрос – а как быть, если генерал какой, идиотский приказ отдал – атаковать без артподготовки, без пехоты, в лоб на сильную позицию – вот мужики и умирать бестолку и не хотели – так кого же по сути наказывать? Генерала – или мужиков? А следующий вопрос – а если так надо было, по стратегии, отвлечь от чего-то обозначить? Так вот и выходило..
– Учтем – сказал Сталин, пыхая трубкой – ну что ж, товарищи потомки, благодарен я вам. Что вы рассказали, запомнил, буду думать, решу. Отдыхайте пока – но завтра у вас доклад в плане, перед товарищами учеными, это больше по вашей части, товарищ Сирый. Затем вы, товарищ Лазарев, расскажете товарищам Кузнецову и Головко – о роли и месте флота, в будущих войнах, и развитии военно-морской техники. А с вами, товарищ Большаков, хотели бы поговорить товарищи из Осназа – только по предмету, тайны вашей они не знают, и не спросят, откуда – товарищ Берия ведь предупредит? Ну а с вами, товарищ Елезаров, возможно, мы встретимся еще раз – когда я обдумаю все, сегодня сказанное. У вас вопрос, товарищ Лазарев?
– Если позволите, товарищ Сталин. Будет ли экипаж «Воронежа» расформирован?
– С чего вы взяли, товарищ Лазарев? Во-первых, чтоб ваш корабль содержать в порядке, без экипажа никак не обойтись. Во-вторых, может быть, мы еще используем на Северном театре столь уникальную боевую единицу – ну, это еще видно будет. Естественно, все вы будете привлекаться, для консультаций; может быть, будут у нас еще встречи, как сегодня. Пока же – отдыхайте! А вас, товарищ Берия – попрошу остаться.
