До основанья, а затем - Роман Феликсович Путилов
— Господин хороший, мы это… готовы разговаривать.
Я демонстративно посмотрел на наручные часы — здоровенный корпус матового металла, стекло сверху закрыто решеткой, для защиты от превратностей войны, от фирмы Буре, после чего, с драматически вздохом, предложил делегацию пройти в кабинет.
На многие требования рабочих я сразу согласился. В частности, не вызвали отторжение требование о восьмичасовом рабочем дне с одним выходным, о создании рабочего комитета, но только в роли профсоюзной организации, по типу существовавших в СССР. Штрафы я пробил, но только за конечный список нарушений трудовой дисциплины и с перечислением в кассу рабочего комитета. Сверхурочные работы были разрешены только пожеланию, кроме конечного списка чрезвычайных ситуаций, и в одинарном размере. Горячие обеды за счет завода в заводской столовой. Кипяток в цехах, с двумя перерывами по пятнадцать минут в течении дня, кроме обеденного. Медицинская помощь при производственной травме, с выплатами при временной потере трудоспособности. В конце встречи народ расслабился, попытался закурить, что я немедленно пресек.
— Ну а теперь о главном. Коллективный договор — это конечно хорошо, но он вступит в действие с момента выполнения вами ряда условий. Все винтовки, взятые дружинниками, должны вернуться в кладовые мастерских. Следующее — теперь в мастерских будет изготавливаться новое оружие — легкие пулеметы, но, до окончания конструкторских работ по ним, мне все рабочие не нужны, выводить на работу людей я готов по мере надобности в людях. Если будут сторонние заказы — значит будет работа, но, повторяю, люди будут выходить по мере надобности.
— Я не закончил! — поднятый делегатами крик я сумел перекричать: — Может будут работы вне завода, я пока не знаю. Остальным работникам на время простоя будет обеспечено двухразовое горячее питание исходя из нормы армейского тылового снабжения, на детей — по половине пайка. Чтобы ваши женщины не сидели дома, а искали себе работу, организуя для самых маленьких детей комнату дневного содержания. А сейчас идите, посоветуйтесь с народом. Если будет на то ваше согласие, завтра с утра я готов подписать договор и сможете приступать к работе. Но только при наличии всех винтовок на складе.
Управляющего мастерских по телефону не нашли, в его квартире к телефону никто не подходил, поэтому пришлось отправить на его квартиру милицейский наряд. Инженер, ранее работавший на покойного купца, прислал с, посланным к нему на квартиру, пацаном записку, что он завтра готов прибыть в мастерскую для переговоров по своей дальнейшей работе. На этом вроде бы все дела были закончены. Мы с Анной оделись, но на пороге мне преградил дорогу один из милиционеров.
— Господин капитан, там возле мастерской люди с винтовками собрались.
— Что за люди?
— Ну, этот, которого вы в ухо стукнули, людей привел с оружием.
Окна кабинета, управляющего выходили на цеха, поэтому я, оставив Анну Ефремовну в безопасном помещении, прошел в противоположную часть домика, поднялся на чердак и припал к слуховому окну.
Обиженный мной Павлуха, не только привел боевиков, что в количестве восьми человек суетились на крыше рабочей казармы, держа под прицелом двор мастерской. Два десятка человек уже успели собрать небольшую баррикаду напротив ворот мастерской, очевидно, посчитав, что перекрывают мне путь к бегству.
— Так, бойцы. — я повернулся к стоящим у лестнице, ведущей на чердак встревоженным бойцам: — Бегите в цеха, там найдите лист железа потолще, и тащите сюда, а то эти доски ребята прошьют насквозь за пять минут. И пулемет мой из коляски принесите, а сами, кто с винтовками, вон, на крышу цеха забирайтесь и за парапетом укрывайтесь. Сейчас мы этих босяков вразумим.
Глава 13
Глава тринадцатая.
15 марта 1917 года.
«Театральному владычеству Теляковского — директора казенных императорских театров — положен конец. Он был арестован по поручению группы лиц в его квартире бывшим артистом Вишневецким, служащим теперь унтер-офицером в Волынском полку. На автомобиле под конвоем Теляковский был препровожден в Думу.»
«Театральная газета» март 1917 года.
— Эй! Комитетские! — сложив ладони рупором, заорал я в слуховое окно: — Что решили повоевать?
— Так это не мы. Это дружина! — заорал мне в ответ один из переговорщиков, что кучкой держались в оживленной толпе людей.
— Детишек то не жалко? Квартир ваших?
— Да что с ними будет?
— Ты дурак, что ли, дядя? У вас в казарме из каждого окна дети выглядывают! Если я начну стрелять… — я приложился и дал очередь из пулемета по кирпичной трубе. Визг рикошетов, облако темно-коричневой кирпичной крошки и грохот пробиваемой пулями «Мадсена» кровельной жести произвела на всех неизгладимое впечатление.
Дружинник, картинно опиравшийся на пострадавшую трубу, взмахнул руками и упал назад, а его винтовка, выпущенная из рук напуганным «воином», заскользила по наклонной поверхности крыши и повисла на самом краю, зацепившись за ограждение. Остальных дружинников, чьи головы и плечи торчали над гребнем крыши казармы, как будто смело веником. Снизу раздалось несколько разрозненных выстрелов, стреляли с баррикады. Винтовочные пули в щепки крошили доски вокруг слухового окна и с гулом плющились за металлические листы, за которыми я прятался.
— Что не взяли! — я высунулся из окошка и театрально захохотал: — А теперь ловите от веточку!
Баррикада, которую наспех накидали дружинники под командой Павлухи могла служить только символом рабочего сопротивления, но никак не защитой от пулеметного огня сверху. Очередь, перечеркнувшая булыжную мостовую перед самой горой мусора, что изображала баррикаду, пули, рикошетирующие от гранита мостовой, крик парня, которого зацепило рикошетом, вопли, доносившиеся в невидимого мне края крыши — все это не способствовало организованному сопротивлению со стороны неопытных дружинников.
— Что Павлуха спрятался! — я поискал взглядом фигуру главаря молодежной банды, кем они и были по сути: — Это тебе не у околоточного всей толпой револьвер забирать⁈
Конечно, будь тут хоть один меткий и хладнокровный стрелок, он мог меня подловить, когда я, как кукушка из ходиков, появлялся в узком слуховом окне, но в рабочей дружине таких не имелось. Даже самый боевой из них, Петруха, который, судя по валяющейся на мостовой фуражке со сломанным козырьком, сейчас пытался спрятать свое тело за старую кадушку с выломанной доской, тоже растерял свой боевой настрой.
— Эй, комитетские! Идите, собирайте у этих придурков винтовки и несите их сюда и тогда сегодня никто не умрет. — снова заорал я в сторону присевших и упавших на мостовую членов рабочего комитета.
— Так как мы соберем⁈ Они же
