Шведский стол [СИ + иллюстрации] - Михаил Алексеевич Ланцов
* * *
Император Священной Римской Империи Леопольд Габсбург кушал. Спокойно. С толком. С расстановкой.
В окружении двора.
Он редко вкушал в уединении.
Внимательно наблюдая за людьми и по возможности слушая их разговоры. Обрывки, которых до него долетали.
Но вот его взгляд выхватил встревоженного человека, который вошел в помещение. Не решаясь пройти ближе.
Император кивнул одному из слуг, что стояли рядом, указав ему на незваного гостя. Тот все понял без лишних слов.
Спокойно, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания подошел. И коротко переговорил.
Лицо слуги почти сразу обрело напряжение и тревогу.
— Дурная новость, — подумал Леопольд.
И верно.
— Курфюрст Баварии перешел на сторону Людовика, — тихо шепнул вернувшийся слуга. Наклонившись над ухом монарха.
Тот на несколько секунд закрыл глаза, борясь с эмоциями. Потом вежливо, но вымученно улыбнулся, зная, что за ним наблюдают также, как и он сам за остальными.
— Евгений Савойский в городе? — тихо спросил он у слуги.
— Должен быть. Я не слышал, чтобы он куда-то отъезжал. Как вы и приказывали — занимается созданием резервной армии.
— Хорошо. Передай ему, чтобы немедленно передавал дела и выезжал в Рейнскую армию. И выводил ее на юг. На соединение с резервной армией.
— Непременно.
— Ступай. И не медли. Сейчас же направляйся…
Ситуация выглядела нехорошо.
С одной стороны Евгений сумел окончательно разгромить французские войска в северной Италии. Выдавив их оттуда. А потому, после поражения Голландии, сдал командование и прибыл в Вену, занявшись созданием новой армии. Чтобы было чем парировать освободившиеся силы французов.
Да, они явно собирались к большой кампании против Англии. Но мало ли?
Теперь же все обострилось.
Французская армия на Рейне не имела сил разгромить австрийскую. Они там находились в паритете. Вступление же в войну Максимилиана Баварского резко нарушало это равновесие. У него было немного войск. Но он оказывался в тылу австрийской армии и мог лишить ее снабжения. Или, что того хуже, объединить свои усилия с французами.
Ситуацию требовалось как можно быстрее спасать.
Бегом.
Уже вчера.
А ему, здесь, в Вене, нужно было выяснить, почему его дипломаты упустили курфюрста. И этот переход на сторону Франции оказался настолько неожиданным. Ну и как-то определится с турками. Вступят они в войну или нет? Это и раньше было очень важным вопросом. Сейчас же превратилось в дело выживание…
Глава 5
1703 год, май, 27. Пахра — Нарва — Павлоград
— Василий Васильевич, — произнес царевич, — ты же прекрасный дипломат. Не так ли?
— Ты льстишь мне, Алексей Петрович.
— Твоя поездка в Исфахан показала, что в этой лести не так много лжи.
— Пожалуй, — улыбнулся Голицын.
— Мне нужен твой совет Василий Васильевич. Как дипломата. Пройдемся? — указал он в сторону реки.
Он вытащил Голицына на осмотр новой ткацкой мануфактуры достаточно внезапно. И сам туда выехал весьма спонтанно. Так что удалось сбросить излишне большой и крайне любопытный «хвост».
Отошли.
Молча.
Оставаясь в прямой видимости окружающих. Но достаточно далеко, чтобы их разговор не слышали.
— Смотрю я на этот лес, — кивнул царевич на деревья, растущие за рекой, — и сожалею иной раз, что в них нет ни лешего, ни кикиморы, ни даже завалящей бабы Яги…
— Отчего же? Зачем они тебе?
— Провел бы дорожки мощеные. И за плату пускал желающих на них посмотреть. Диковинка ведь. Многим будет интересно.
— Они же нечисть.
— Нечисть, — кивнул Алексей. — Но честная. Своего нутра не скрывающая.
— К чему ты клонишь?
— Знаешь, в былые времена как-то проще жизнь была.
— При деде твоем?
— Много раньше. Веков шесть-восемь назад. На заре Руси.
— А ты разве знаешь, как было?
— Я много читаю. Книги многого не раскрывают, но позволяют иной раз взглянуть на дела сквозь тьму веков. — Алексей задумался, вспоминая слова песни группы Сколот, слышанной там, в прошлой жизни. — Мы освятили белый снег трупами врагов. Мы пропели над огнем песню трех ветров. Что-то там еще. А… — поднял он назидательно палец. — Ведь наш последний бой запомнят облака. И похоронит нас быстрая река. Холодная река. Священная река…
— Это что? — нахмурился Голицын.
— Ничего серьезного. Так, песенка, от которой мы отстоим на многие века. Но сейчас другое время. К огромному сожалению, сейчас не поймут, если просто взять и просто вырезать своих врагов. И он, — царевич скосил глаза в небо, — требует милосердия и человеколюбия. Вот я и прошу совета — как быть? Как простить врагов своих, что не ищут прощения?
— Тебя так тревожит заговор?
— Он и отца тревожит.
— Они просто болтуны.
— Пока — да. Особенно меня забавляет как ведут себя Рюриковичи. Древний род, выводящий свое происхождение от великих конунгов прошлого, а робеют… стыдно даже.
— Они верны царю.
— Если они верны, то отчего же собираются тайно и обсуждают весьма сомнительные вещи?
— Это игра. Если тебе известно об их поведении, то ты прекрасно понимаешь всю пустоту таких встреч.
— Пока они пусты. Но что мешает нашим врагам воспользоваться этой почвой? Найти подходящего исполнителя. Дать ему денег. Придумать план действий. И устроить в России какой-нибудь тарарам. Например, революцию по образцу той же Голландии. Это ведь решит вопрос с законным царем.
— Они на это не решатся.
— Блажен кто верует.
— Ты, я так понимаю, склонен решать этот вопрос кардинально?
— Да. — кивнул Алексей. — Убить всех участников заговора не представляется сложным. Причем это можно сделать достаточно легко и просто. Но я хочу попробовать найти способ примириться. Прекратить этот заговор. Потому как убив их я избавлю страну не только от заговорщиков, но и от нужных и полезных людей, каковых у нас очень мало. Оттого и прошу твоего совета, как многоопытного дипломата.
— Мне нужно подумать, — после долгой паузы ответил Голицын.
— Подумай, конечно подумай Василий Васильевич. Если надо — посоветуйся. Но осторожно. Лишнего не болтай. И дай мне знать. Сколько тебе потребуется времени?
— Пока не знаю.
— Что же, я подожду. Время пока есть.
— Ты ведь не просто так мне в самом начале начал говорить про нечисть?
— Разумеется, — улыбнулся царевич. — Наши аристократы иной раз себя ведут хуже, чем природная нечисть. И вреда от них много больше. Потому как забывают, что они аристократы России, а не сами по себе.
— Это так плохо?
— Старая Римская Империя развалилась от того, что ее аристократы про это забыли. И разорвали страну в гражданских войнах и противоречиях. Да и Франция, самая сильная держава нынешней Европе, немало пострадала от своих же аристократов. Они — слабое звено французской государственности, как, впрочем, и нашей. Вспомни про гугенотские войны, вспомни про фронду. Они принесли Франции больше вреда, чем любые внешние враги в те же годы.
— Гугеноты? Но у нас нет гугенотов.
— Разве? А старообрядцы-раскольники? Чем тебе не гугеноты? В событиях 1682, 1689 и 1698 года принимали самое деятельное участие. Я пытался навести с ними мосты, чтобы попытаться примирить. Но отклика не последовало.
— Вот как? — задумчиво произнес Василий Голицын. — И какие условия ты предлагал?
— В сущности никаких. Предлагал встретится и все обсудить.
— И никакого ответа?
— Никакого. Быть может со мной они не хотят иметь дела. А может их устраивают условия, в которых они оказались. Но я так это оставлять не вижу смысла. Они прямо участвовали в трех попытка государственного переворота против моего отца. И есть все основания перевести данный вопрос из плоскости религиозного раскола в категорию бунта.
— Их много.
— Не так чтобы и много. Но все эти внутреннее противоречие — язвы на теле России. И их нужно лечить. Либо через примирение, либо через ампутацию. Они раз за разом оказываются на стороне тех, кто пытается свергнуть законную власть. Это очень, очень плохо.
— И как ты видишь эту ампутацию?
— Пока они стоят на том, что они христиане. Но в христианстве принято коллегиальность решений. Что большинство иерархов решило, то и признается правильным. Отказ в принятие решения Собора есть отступление от принципов христианства в угоду гордыни и прочим страстям. Что можно трактовать как сатанизм. Одно из его проявлений. А потому будет вполне справедливо запретить им иметь всякое имущество на территории Русского царства, и, как
