Особое задание - Евгений Васильевич Шалашов
Что-то я в последнее время перестаю уважать треску. Хм. Зажрался, не иначе. В Череповце или в Москве пищал бы от радости. Тем не менее, развел ручонками и, как галантный кабальеро, ответил:
— Для вас, что угодно!
— Вот, пирог остыл, — заметила Галина Витальевна, прикладывая к корочке руку.
Кажется, квартирная хозяйка действительно стесняется меня о чем-то попросить.
— Так ничего страшного. Вы лучше скажите, что нужно сделать? Напрямую.
— Наш старший по кварталу — Митрофан Арсентьевич Селезнев, очень противный человек, — поморщилась хозяйка.
— Тот, что с деревянной ногой? — удивился я.
Отставной полковник, у которого мы получали берданки, таким не выглядел. Вполне себе симпатичный служака. Подумаешь, не навоевался. Зато польза от него — хранит родной город от грабителей и убийц.
— Нет, это другой. Без ноги — Карл Янович Витукевич, он ополчением ведает, из тех, о котором поэт сказал: «Слуга царю, отец солдатам!», — усмехнулась женщина. — Я с его младшей дочкой — Ясей, Ядвигой то есть, в гимназии училась. Яська говорила, что отец дома едва ли не строевые смотры устраивал, заставлял дочерей кровати заправлять по-солдатски, а по утрам сокольскую гимнастику делать. — Я не помнил, что такое «сокольская» гимнастика, но на всякий случай покивал. — Яся и Ванда едва дождались, чтобы гимназию закончить, да замуж выйти.
— Понятное дело, с таким папашей захочешь поскорее из дома сбежать, — поддакнул я.
— Ну, это их дело, а сам Карл Янович в русско-японскую сражался, потом в германскую. Крестами награжден, а во время Брусиловского прорыва ему ногу оторвало, и комиссовали его из армии. Вернулся домой, заняться нечем. Но я же вам говорила, когда мы остались без полиции и без милиции, то пришлось охрану домов в свои руки брать? Карл Янович тогда всех обошел, провел собрания, в каждом квартале старшего назначил, чтобы тот списки домовладельцев и график дежурств составил. Карл Янович у властей разрешение вытребовал, чтобы берданки получить и у себя дома склад оружия устроить, он за каждое ружье расписку писал. Если что — его по головке не погладят. Но полковник отвечает лишь за охрану и за оружие. А старшие комитетов, что списки составляли, теперь всем заправляют. Талоны на дрова распределяют, за исправностью электрических проводов следят, деньги собирают за вывоз мусора, дворников нанимают. А сейчас еще и властям отчитываться должны, кто в домах квартиры снимает.
До меня стало доходить, отчего на меня так быстро вышли местные Вооруженные силы, едва не заграбаставшие в армию.
— Вы уж простите меня, Владимир, но я и о вас Митрофану Арсентьевичу сообщила, — виновато вздохнула Галина Витальевна и пояснила: — Вы как с утра ко мне пришли, мы сговорились, а вы за вещами ушли, я сразу к Селезневу и пошла. Так мол и так, будет у меня жилец, молодой мужчина, холостой.
— А как он так быстро умудрился к властям сходить, обо мне сообщить? — удивился я. — Сколько времени я потратил, чтобы за вещами сходить? Час, два от силы.
— А зачем ему куда-то ходить? У Митрофана Арсентьевича в доме стоит телефонный аппарат. Он сразу же телефонировал в городское управление, вот и все.
Вот, о телефонных-то аппаратах я и не подумал. А зря. Если в Череповце есть собственная станция, то уж в Архангельске-то, сам бог велел. И номера у господ обывателей никто не снимал. Возьмем на заметку.
То, что белая контрразведка имеет осведомителей среди населения — понятное дело. Но теперь я буду знать, что это дело у них поставлено на широкую ногу. Так, как мне самому бы хотелось сделать в своем городе, но не удалось.
— Владимир, вы на меня не сердитесь? — с беспокойством в голосе спросила Галина Витальевна.
Вместо ответа я вытер руки о полотенце, встал и поцеловал свою хозяйку в щечку. Она зарделась и даже погладила меня по руке. А что, вдовушка еще очень даже ничего! Но, руссо шпионо, облико морале!
— Галина Витальевна, вы сделали то, что и должны были сделать!
И впрямь, зачем сердиться на хозяйку? Если бы не сообщила, ее бы дров лишили или от электричества отключили. Зато я теперь точно знаю, кто работает на Военный отдел Северного правительства, стало быть, на контрразведку.
— Хочу еще вам сказать, что, если бы вас взяли в армию, я вернула бы деньги за квартиру.
Я только отмахнулся — мол, что за меркантилизм, если родина в опасности!
— Завтра очередь Митрофана Арсентьевича выходить на дежурство, — вздохнула моя хозяйка.
— И он хочет, чтобы ваш постоялец дежурил вместо него? — усмехнулся я.
Знакомо до боли. Людишки, распределяюшие материальные блага, то есть, стоящие у кормушки, упиваются властью. Как же, от них теперь зависит жизнь человека! Не выйдешь, сделает какую-нибудь пакость.
— Увы, — опять вздохнула Галина Витальевна. — Селезнев никого не принуждает, не заставляет. Но если кто-нибудь из владельцев домов отказывается, то он определяет к ним на постой иностранцев.
— Иностранцев? А разве американцы и прочие англичане живут не в своих казармах?
Хозяйка оценила мой юмор. Улыбнулась.
— Эти живут. Но еще осенью к нам стали приезжать шведы, датчане, даже бельгийцы. Осенью наши представители ездили в Европу, вербовали людей в армию. Сами понимаете, мужчин в Архангельской губернии не хватает, англичане с американцами воевать не хотят, поэтому правительство и решило набрать наемников.
