Побег из волчьей пасти - Greko
Вот уж удружил, так удружил! Чести он меня лишить не хочет! Нет, к чести я отношусь серьезно, но шпионить за русскими, будучи самому их шпионом — в этом была какая-то дьявольская логика, к благородству не имеющая никакого отношения!
В разведку выехали после обеда. Нужно было подкрепиться и отдохнуть после ночного бдения в засаде. Была бы моя воля, вообще никуда бы не поехал. Что мы там, у Анапы, наразведываем?
Взяли севернее, рассчитывая подобраться к крепости со стороны небольшого заболоченного озерца. Для этого пришлось описать небольшую дугу, пробираясь через многочисленные впадины в пологих холмах, спускавшихся красивыми волнами в сторону моря. Выехали из леса на открытую плоскую слегка заболоченную равнину. Копыта лошадей зачавкали в грязи. Горцы не боялись потерять подковы. Они их не применяли. У черкесской лошади были на удивление крепкие копыта, не боявшиеся ни болотного ила, ни скальных обломков.
Берег водоема был покрыт густыми зарослями тростника. Не успели мы их миновать, камыши затрещали. Как водные духи, из плавней вырастали лошади с седоками.
— Кэзэк! Кэзэк! — закричали черкесы, разворачивая коней. Я последовал их примеру.
Засада казаков была устроена грамотно. Уложив лошадей и прикрыв их камышом, они несколько часов лежали наполовину в воде и кормили комаров. И теперь дождались. Они выпрыгивали из зарослей тростника и, нахлестывая коней, устремлялись за нами.
Синие черкески, красные погоны. Черноморцы! Они рассыпались казачьей лавой и стремительной атакой ошеломили черкесов. С пистолетами в руках — с ружьями в воде не полежишь — они, подбадривая друг друга посвистом и криками, принялись нас преследовать.
Наш отряд несся обратно к горным отрогам, к спасительной «зеленке». Я безнадёжно отставал. Конечно, я уже набрался опыта в управлении лошадью, но в сравнении с людьми, усаженными в седло в младенчестве, оставался все еще жалким любителем.
Оглянулся. Меня догонял казак, прицеливаясь из пистолета. Мне не хотелось получить пулю в спину. Поэтому я выхватил заряженный револьвер из седельной кобуры и развернул лошадь. Казак выстрелил мне в грудь.
Меня ударило, как кувалдой приложило. Брызнули в стороны какие-то осколки. Но сильной боли я не почувствовал. Лишь откинулся в седле назад, но смог выпрямиться, взводя курок револьвера. Поднял его, нацеливая на казака.
Он был уже почти рядом и тянул из ножен шашку. Я узнал его. Это был тот самый Стёпушка, который сидел со мной у костра и которого Торнау попросил прогуляться. Мне было не до сантиментов и воспоминаний о приятных встречах. Прости, Степан! Я выстрелил ему в плечо, надеясь, что кость будет не задета. Казак завалился лицом на конскую гриву.
Я прижал свою лошадь к его коню. Поддержал, чтобы не упал. Увидевшие это казаки, стали поворачивать своих скакунов, чтобы не дать мне, как они решили, увести пленного.
— Степан! Степан! Ты как?
— Живой…
— Не узнал меня? Я встречался с Торнау у Суджук-Кале в июле.
— Признал, ваше благородие, — простонал казак, возведя меня в офицерский чин. — Извиняйте, ошибочка вышла!
— Торнау предали кабардинцы-проводники и взяли в полон! Держат где-то в горах. Сообщи, кому следует! Мне нужно уходить!
Я развернул свою лошадь и устремился к своему отряду. Черкесы опомнились. Вооружились ружьями и вылетели мне навстречу из-под тени деревьев.
Казаки добрались до Степана, обступили его. В бой решили не ввязываться, утратив фактор внезапности. Отряды разъехались. Все произошло настолько стремительно, что я не успел испугаться. Через пять минут я въезжал под деревья.
Меня окружили черкесы. Они что-то бурно обсуждали, тыча пальцами в сторону моей груди. Я скосил глаза вниз: пуля попала в металлический тубус с пулями для револьвера, полностью его смяв. Серебряная крышечка одиноко болталась на цепочке, прикреплённой к значку над газырями. Повезло! Отделался синяком! Спасибо сестре Бейзруко!
Мы вернулись в лагерь. Я нашел Спенсера у костра, отдыхавшим после операций. Рассказал, как все было. Эдмонд осмотрел мою грудь на всякий случай.
— Хох! — воскликнул он, подражая немцам. — С почином! Первый казак — на твоем счету! И ты счастливчик, Коста!
Черкесы считали по-другому. «Сарафанное» радио сработало в лагере мгновенно, разнеся весть о моем необычном спасении. К нашему костру устремились делегации, желавшие непременно взглянуть на заговоренного. Отныне именно таковым они меня называли. И еще похлеще.
— Удэ, удэ, — шептали некоторые украдкой.
— О чем это они? — спросил я Натана.
— Они считают вас колдуном, — тараща глаза, объяснил потрясенный голландец.
Чертовы суеверия! Я уже не знал куда деться от навязчивого внимания визитеров. А Спенсера все это веселило необычайно. Веселило ровно до того момента, как он сходил пошептаться о чем-то с Аслан-Гиреем.
Он вернулся очень встревоженным.
— Немедленно собираем вещи и выдвигаемся к Суджук-Кале.
— Но там же идут бои!
— Бои идут севернее. У устья реки Цемес и выше по ее течению. Мы же проникнем в старую турецкую крепость на другом берегу бухты. Там нас будет ждать корабль.
— А как же русский флот?
— Адмирал Пантаниоти увел свой отряд в Севастополь. Информация из первых рук.
— Но к чему такая спешка? Ночь на подходе! Нам придется пробираться по незнакомой местности. Через лес. Через ущелья. Через вздувшиеся после дождей реки. Без ног останемся или лошадей погубим.
— Коста, просто поверь! Нужно уходить именно сейчас!
«Приспичило же! С чего вдруг⁈» — поневоле поддавшись нервному возбуждению Спенсера, я начал суетливо собираться.
— Надеюсь, у нас будет проводник? Мы же не собираемся повторить подвиг Красной шапочки? — я чертыхался, пытаясь справиться с поклажей.
— Нет, нет, — остановил меня Спенсер. — С собой бери все самое необходимое! Все остальное на вторую лошадь. Мы поедем о двуконь, как говорят русские казаки.
— Уже полегче. Так что с проводником?
— Коста! Что за вопрос? Конечно, у нас будет проводник! Мы же дорогие гости! А по правилам черкесского гостеприимства, они должны защищать нас даже с риском для своей жизни. Если с нами что случится — я сейчас, храни нас Господи, не говорю об убийстве, а о простом телесном повреждении, — они должны будут отомстить. Нас должны оберегать все время, пока мы находимся здесь, и, образно говоря, передавать из рук в руки. Иными словами, нас обязательно всегда кто-то должен сопровождать!
Думаю, что Спенсер намеренно употреблял «мы», говоря о защите.
«Это, навряд ли, Коста, и на тебя распространяется. Ты же тут довеском. Хотя, все равно, приятно»
— И кто
