Санька-умник 2 - Сергей Анатольевич Куковякин
Моя награда — учреждена 4 армией. Это тебе не хухры-мухры.
Да, названия наград очень уж тут красивые — «Медаль авангарда Железной армии», «Медаль Красного знамени», «Медаль боевого героя», «Образцовый герой»…
Как, хватит! Что за хрень с медалями мне в голову лезет!
Вон, уже наш самолет в небе показался.
Дымит…
Как садиться будет⁈
На взлетно-посадочной полосе машину… мотало. Один раз, в самом начале, она даже как бы немного подпрыгнула. Пилоты бы об этом совсем по-иному сказали, но я — к летному составу не отношусь.
Мля!
Это же Ваня!
Тот молоденький старлей, что мне моё койко-место показал по прибытию.
На лице — кровь.
На правом плече — та же картина.
Из самолета сам пытается на землю спуститься.
— Помогите ему! — крикнул я подбегавшим к дымящейся машине.
Не стану вдаваться в подробности, но всё было не так и страшно. У самолета же, действительно, как потом техники сказали, проблемы были большие.
Через неделю старший лейтенант уже по нашему расположению расхаживал, правда — бинтами на буйной голове был украшен.
Так и было. День шел за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем.
Вот уже и Юньнань мы освободили.
Да, мы. Я тоже принял участие.
— Немного уже осталось, Саня. Победим и домой… — размечтался Чернов.
Он уже полковник и дважды Герой, однако — навоевался.
— Пора бы, — поддержал его я.
Как не пора. На дворе уже сорок девятый и всё здесь должно скоро закончиться победой КПК. Это, если я что-то не путаю.
Глава 42
Глава 42 Опять — монах…
— Собирайся. В Бейпин полетим.
Чернов подмигнул мне и потер рука об руку.
Куда? В Бейпин?
А, в Пекин. Никак я к этим местным названиям не привыкну…
— А я-то там зачем? — слова Василия для меня явились большой новостью.
Я знал, что несколько человек из наших полетят в Пекин на празднование победы над Гоминьданом, но никак не думал, что и я такой чести удостоюсь.
— Ладно тебе… Я сказал — полетишь, значит — полетишь.
С полковником спорить не приходится. Как он скажет, так и будет.
Да я и не особо сопротивлялся. Такое событие два раза не бывает. Не получилось у меня в Берлине победу отпраздновать, далеко о него я был, так хоть в Пекине отмечусь.
— Когда летим? — уточнил я. — Собраться ещё надо.
— Что тебе собираться? Как сам говоришь, шнурки погладил и готов.
Да… Насорил я здесь устойчивыми домашними словосочетаниями. Шнурки погладить — только одно из них.
Есть и другие. Такого же рода.
Шнурки мне гладить не надо. У сапог их нет.
— Завтра в семь ноль ноль. При полном параде. Китайскую медаль не забудь.
Ну, при параде, так при параде.
По здравому рассуждению, это — правильно. Ну, что советских военнослужащих пригласить. Мы здорово КПК помогли. В сорок седьмом кто правильным китайцам свой плечо подставил? Мы, кто же ещё.
Когда тогда активные боевые действия КПК против Гоминьдана начались, последние здорово коммунистам по зубам вдарили, даже их «столицу» город Яньань захватили. Мао Цзэдуну и всему военному командованию коммунистов пришлось спешно Яньань покидать. По сути — бежать. Тут СССР и протянул руку помощи.
Пусть Гоминьдан США и поддерживали, снабжали его и жареным, и пареным, за два года сражений ситуация совсем другой стала. Где-то в начале апреля сорок девятого мы аэродром почти и не покидали.
— Чего сидим? Кого ждем? — поинтересовался я тогда у Чернова.
— Коммунисты с Гоминьданом переговоры ведут.
Полковник был осведомленнее меня и смог ответить на заданный вопрос.
Что там и как, я не знаю, но договориться у высоких переговаривающихся сторон не получилось. Гоминьдановцы дверью хлопнули и переговоры прекратились.
Последнюю декаду апреля наши летчики как наскипидаренные работали. НОАК форсировал Янцзы и мы коммунистическим китайцам головы прикрывали.
Вскоре от гоминьдановцев была очищена вся континентальная часть Китая, кроме Тибета и они бежали на остров Тайвань — под защиту вооруженных сил США.
Сейчас — последние числа сентября, а 1 октября Чернов, я и ещё несколько летчиков должны в Бейпине быть.
Именно — несколько. Самых опытных летчиков полковник с собой не взял. Причем, они гораздо достойнее были на площади Тяньаньмэнь оказаться, чем те, кто в настоящий момент находился вместе со мной в самолете.
— Мало ли чего… — ответ Василия — почему так — мне был весьма неопределенен.
Страхуется командир… Вдруг, вражины с Тайваня налет задумают устроить? Испортить задумают нам праздник?
Народу в Пекине было — черным-черно. Особенно много военных.
Вроде, и праздник, но одеты все бедновато. Страна досталась Мао совсем нищая, предел мечтаний простого китайца — чашка риса из общего котла.
На фоне всеобщей серости особенно ярко выделяются красные флаги, какие-то алые полотнища с иероглифами.
— Что хоть там написано-то? — кивнул на одно такое я Чернову.
— Спроси, что полегче. — хмыкнул тот. — Абракадабра какая-то.
— Может, нас приветствуют? — пошутил я.
— Три раза… — протянул полковник. — Скажи спасибо, что пригласили.
Чего-то я не знаю. Ну, видно мне не положено.
Не желает Мао признаваться в помощи от СССР? Замалчивает наш вклад? Считает эту гражданскую войну сугубо внутренним делом, а мы тут — сбоку припека?
Тут я чуть не споткнулся.
Монах!
Тот самый, которого я уже видел!
Никто его не видел, а я — видел!
Стоит среди толпы, на меня пристально смотрит. Что-то только губами шевелит, но что — мне не слышно. Далеконько я от него, между нами люди, галдеж стоит неимоверный. Китайцы между собой не тихо разговаривают. Привычка у них такая.
— Смотри! — толкнул я в бок Чернова.
— Что?
— Монах!
— Какой монах? Одни солдаты кругом, где какого монаха ты, Александр, увидел?
— Да, вот — прямо. — тычу пальцем в монаха я Василию.
— Котов? Ты, на солнышке не перегрелся? Нет там никакого монаха! — полковник на меня, как на придурка смотрит.
Как нет? Вон он!
— Да вот же! — я повернул голову к Чернову, а сам на монаха продолжаю некультурно пальцем указывать.
— Да, где?
Мля…
На том месте, где только что стоял монах, одни бойцы НОАК с красными флагами топчутся.
Привиделось? От радости присутствия на мероприятии крыша поехала?
— Тихо шифером
