Комбриг - Владислав Николаевич Конюшевский
А дальше все было по-военному четко. Определили место, время, репертуар – и понеслось! Музыканты размещались в теньке под деревьями. Для певцов, певиц и декламаторов был подогнан грузовик, изображающий сцену. В общем, был показан образец организации подобных мероприятий в чистом поле. Тем более что планировалась дальнейшая их гастроль вдоль всей линии фронта. Так что артисты, на примере нашей части, будут сразу понимать, как это должно выглядеть.
Любопытствующий Сталин, который приехал на первый концерт, тоже остался доволен. И даже не столько исполнителями, сколько увиденным. Оглядывая ряды зрителей в панамах и беретах (морпехи), а также фуражках (офицеры), которые зачастую при рассадке смешивались между собой, он кивнул в сторону комбата-3 Городецкого, рядом с которым сидела парочка о чем-то расспрашивающих его юнкеров, и сказал:
– Я смотру, ви хорошо мэжличностные связи налаживаетэ, – и хитро глянув на меня, добавил: – Нэужели еще никто из ных в твою брыгаду не просится?
Ухмыльнувшись, ответил:
– Сам знаешь – уже человек двадцать интересовались. Но это мало. Посмотрим, сколько их недели через две-три будет. Мы ведь тоже клювом не щелкаем – комиссар не зря там каждый день «золотопогонникам» в уши дует.
Грузин раздвинул усы в улыбке:
– Вот сколко с тобой ни общаюсь, всыгда удывляюсь, откуда ты своы словечки бэрешь? Я их даже запысыват начал, чтобы самому ползоватся.
Я благодушно кивнул:
– Да на здоровье. – И переводя тему, спросил о наболевшем: – Сегодня с утра из Москвы ничего нового не было?
– Нэт. Но ти же знаешь – как толко данные появятся, так сразу тэбе сообщат. Я это на постоянном контролэ дэржу.
Ну, понятно, что сообщат. Просто уже начало сентября. На западном фронте союзники вовсю ведут наступление, а мы ждем данных разведки о начале переговоров с немцами. И после этого известия сразу выступаем. Дело в том, что у меня на складские запасы пятнадцатой дивизии ландвера большие планы. Они ведь к прорыву в Крым готовились, вот и затарили прямо-таки по-хомячьи все возможные норки. Поэтому мы и сидим в своем тылу, чтобы раньше времени не вспугнуть противника. А то вдруг он раньше времени начнет эвакуацию матимущества?
Сталин же тем временем начал расхваливать меня за шикарную идею агитпоезда, а я, глядя на довольного собеседника, вдруг вспомнил, как мы передавали ему «донну Розу». Баба оказалась крепка, словно кремень, и даже расстрельный приговор ее не сломил. Но зато сильно подкосило постоянное общение с Бурцевым. Нет, крыша у нее не слетела. Хотя все предпосылки к этому были. Тогда Иосиф Виссарионович, видя, как у его боевой подруги дергается не только глаз, но и вся щека, встревоженно глянул на меня, но я лишь чуть пожал плечами, показывая, что никаких мер физического воздействия к женщине не применялось. Ну а то, что ей нервы лечить надо, так это еще до приезда ко мне было понятно.
А грузин, дня через два после передачи Розы, вдруг возжелал пообщаться с Серегой. Я (с тайным злорадством) любезно предоставил им помещение. Слушать доносящееся из-за двери невнятное «бу-бу-бу» не стал, отправившись по своим делам. Лишь изредка появлялся, проверяя – оба ли живы? Но судя по отсутствию воплей, беседа проходила нормально, и я опять уходил. Сидели они долго, и только после обеда появился несколько охреневший Сталин, который, почему-то передернувшись всем телом, сказал: «Какой нэобычный чэловек этот товарыщ Бурцев…» Дальнейших комментариев не последовало. Я тоже обошелся без уточнений, но в дальнейшем для себя отметил, что усатый больше ни разу не попросил рандеву со студентом. А это, однако, показатель. Так что теперь, если вдруг какие-то партийцы (плевать из какой партии) начнут мутить воду, то я на них Серегу натравлю. Тогда размягчение мозга революционным демагогам просто гарантировано.
Ну а сейчас, после концерта, мы вместе со Сталиным поехали в Армянский Базар. Он домой, а я навестить свою зазнобу. Ах да! Тут надо пояснить, что Ласточкину у меня увели буквально на третий день после прибытия на фронт. Нагло и из-под носа. Причем увел не какой-нибудь роковой волоокий красавчик с интимным баритоном, а маленький, толстенький, лысенький начальник фронтового госпиталя. Так-то Лену я сразу определил в нашу санчасть, и они с бригадным Айболитом пошли по каким-то своим медицинским делам в госпиталь. Где и наткнулись на начальника, который в прошлом году читал лекции бестужевкам. Обрадовавшись встрече, он стал расспрашивать барышню за жизнь. А узнав про специализацию, сильно возбудившись, стал кричать, что ему крайне нужны врачи подобной направленности. После чего притащил ее ко мне и принялся убеждать, что хирургов в армии хоть и мало, но они есть. А вот контузии лечить просто некому. А тут вдруг появляется ученица самого Введенского! Из которой не очень умные люди хотят сделать хирурга, да еще и в какой-то санчасти бригады. В общем, поблескивающий очками толстячок своим напором сильно напоминал недавно изобретенный бульдозер. Ленка при этом лишь молча хлопала глазами, с опаской поглядывая на старого знакомого.
В конце концов я его выпер, а сам переговорил с девчонкой. Просто задал вопрос – чего ей самой больше хочется? Выяснилось, что Ласточкиной ее профессия очень интересна, но она тупо боится опять оставаться одна. За это время Лена вполне освоилась среди морпехов (ну так еще бы не освоиться – барышня, на которую положил глаз командир, всегда будет в центре внимания), и опять остаться в одиночестве ей было очень страшно. А я к этому времени, уже все прикинув, просто расписал Ласточкиной все «прелести» кочевой жизни в рейде. Про то, что даже обычный туалет в чистом поле в окружении сотен мужиков может стать проблемой. Не говоря уж про мытье и прочее. Ну и успокоил девчонку, сказав, что на базе бригады, после нашего ухода, останется часть хозвзвода. То есть в одиночку она здесь куковать точно не будет, а ребята за ней плотно присмотрят.
Ласточкина с моими доводами согласилась, и вроде все срослось нормально, но часа через два я ее обнаружил тихо плачущей за сарайчиком. Вначале не понял, что произошло, но потом, несмотря на ее отнекивания, допетрил самостоятельно. Все-таки не зря
