Сергей Лукьяненко - Роман-трилогия «Остров Русь»
Стас перевел, и Шидла, встряхнувшись, как большой кот, грустно покачал головой.
– Спасибо, – сказал он.
И Стас перевел это Лине.
…Мы приземлились ночью. Сначала падали с парашютом, затем зависли над землей, удерживаемые антигравитацией.
– Ты же говорил, нет запаса энергии! – воскликнул Стас обличающе.
– На движение прямо над поверхностью затраты минимальны, – ответил сфинкс. – Если даже мы будем кататься в хроноскафе, как на антиграве, целый день, мы потратим энергии столько, сколько нужно для переброски во времени часа на два-три.
Стас прикусил язык, и мы двинулись над ночным городом, подыскивая удобную и пустынную площадку.
Мы сели в центре, на стадионе. Пока мы летели, я рассказывал Лине, что такое милиция и детская комната в ней, а также научил говорить по-русски «здравствуйте» и «меня зовут». Чем еще я мог помочь ей?
Втроем мы выбрались из капсулы. Душная летняя ночь наполняла смешанным чувством радости и грусти. Мы молча прошли несколько шагов.
– Ну все, мальчики, вам нужно возвращаться, – сказала Лина. – Долго прощаться не будем. Я рада была узнать вас. И очень вам благодарна. Вы ведь мне жизнь спасли. И от Неменхотепа избавили. Жаль, конечно, что так получилось…
– Мы все равно найдем тебя, Лина, все равно найдем, – сказал Стас запальчиво, потом неожиданно обнял ее и, повернувшись, побежал к хроноскафу. На Лине от его объятий осталось несколько прилипших кусочков разваренной моркови.
«Найдем, – подумал я. – Если бы речь шла о расстоянии, а тут – время. Никогда мы ее не найдем. Или найдем чужую взрослую тетю… Нет уж, лучше не искать даже».
– Прощай, Лина, – сказал я и легонько сжал ее ладонь в своей.
– Прощай, Костя. – Она улыбнулась, и в то же время я увидел, что на глаза ей навернулись слезы. Удивительно, другая девчонка уже давно рыдала бы навзрыд…
Я забрался в капсулу, и тут вдруг Шидла сказал нам:
– Посидите тут минутку, только ничего не трогайте. Мне тоже нужно ей кое-что сказать. – И он выскочил наружу с прижатой к груди передней лапой, явно что-то от нас пряча. Только, честно сказать, мне совсем не было интересно, что он там прячет. Ничего мне не было интересно.
Сфинкс вернулся минуты через три.
Глава шестая,
в которой ржавый гвоздь спасает Вселенную
Стас вдруг расплакался. Хотя вообще-то не вдруг. Если бы не заплакал он, наверное, первым разревелся бы я.
Шидла, запуская ракетные двигатели, жалостливо поглядывал на нас. Но меня эти взгляды только раздражали. Откуда ему – сфинксу (у них и самок-то нету!) – понимать, что такое друг-девчонка. Вообще друг – это много, а если человек смог стать твоим другом несмотря на то, что он – девчонка, это уже серьезно.
Через минуту я убедился, что в этом отношении мы с братом солидарны.
Когда Стас всхлипнул особенно громко, Шидла мягко сказал:
– Перестаньте, котята, во всяком случае…
Но закончить он не успел, потому что Стас заорал:
– Молчи, урод! Что б ты понимал?!
Самым поразительным было то, что Шидла действительно замолчал и ничем не выказал обиды. Заговорил же снова лишь минут через двадцать, когда мы со Стасом уже болтались в невесомости, а сам он настраивал временной блок. Заговорил так, словно его и не прерывали:
– …Во всяком случае, ее жизни ничего не угрожает.
– Почему это? – не поверил я.
– Потому что я – преступник, – туманно ответил он, а потом сразу сменил тему, как будто жалел о сказанном: – Кстати, учтите, хроноскаф невозможно настроить с точностью до минуты, и не исключено, что вы появитесь в своем времени часа на два-три раньше или позже своего исчезновения.
– Если раньше – не беда, – заметил уже успокоившийся Стас, – переждем. А вот если позже, когда нас папа с мамой уже хватятся, тогда что-то сочинять придется.
– Можем и сейчас – заранее – сочинить, – предложил я.
– Предпочитаю экспромт, – заявил Стас как всегда самонадеянно.
Я заметил, что брат мой жалеет, что обругал сфинкса; все-таки мы привязались друг к другу, многое вместе пережили. Да что говорить, у Неменхотепа-то он нас по-настоящему спас. Но извиняться… Нет, это не в Стасовой натуре. Он, заглаживая свою вину, все-таки попытался затеять дружескую беседу. И это ему удалось.
– Шидла, а что ты будешь делать, когда нас вернешь домой? – спросил он. – Отправишься в Древний Египет и умрешь там с голоду?
– Раньше я хотел поступить именно так, – ответил сфинкс, – но сейчас, думаю, я могу сделать больше. Я могу максимально увеличить вероятность того, что петля замкнется. Не надеясь на слепой случай.
– Как?
– Я лично позабочусь о том, чтобы статуя сфинкса была построена. И чтобы хроноскаф со мной внутри, замаскировав, поместили именно в фундамент этой статуи, где его потом и должны найти.
– Но как ты сможешь быть уверенным в этом? – не унимался Стас. – Ну статую ты еще можешь заставить построить. Тебя боятся. О твоем бластере, наверное, легенды сложили. – При этих словах Шидла почему-то отвел глаза. – Но как ты заставишь египтян делать все по-твоему, когда тебя уже не будет?
Логика в словах Стаса была железная, но Шидла ответил такое, что мы с братом ошалело выпучили глаза:
– Они не посмеют нарушить волю фараона. А я буду фараоном.
Мы молчали, просто не зная, что сказать, а сфинкс пояснил, распаляясь:
– Я воспользуюсь гибелью Неменхотепа. Я буду хорошим фараоном. Я их многому научу. Как добывать железо, как делать бумагу, как растить новые сорта злаков… А главное, я научу их справедливости. Уж кто-кто, а я-то знаю, что такое справедливость. Я буду очень справедливым фараоном, мои подданные будут любить меня. И никаких жертвоприношений! Это же дикость несусветная! – Он помолчал, а потом закончил проникновенно: – А еще не понравилось мне, как они там с кошками обращаются… я их научу.
– Шидла! – не выдержал я. – Но истории ничего не известно о фараоне-сфинксе! И вообще, сфинкс – существо мифологическое!
– Сам ты – существо мифологическое, – совсем по-стасовски обиделся сфинкс. – А что истории неизвестно, так я и об этом позабочусь.
…Все-таки хроноскаф – действительно удивительное достижение инженерной мысли. Во второй раз мы совершали на нем посадку по-человечески, то есть зная куда, когда и при полной его исправности. Шидла снова включил голографический глобус. Тот повис за нашими спинами, занимая все свободное пространство рубки. Раньше эта миниатюрная модель Земли как-то не слишком поразила меня, не до того было. Сейчас же… У меня защемило сердце, когда Шидла выключил свет и маленький, с метр диаметром, земной шар, искрясь полярными шапками и переливаясь ручейками великих рек, медленно вращаясь, завис на расстоянии вытянутой руки от нас.
Казалось, дунь на него, и где-то далеко внизу сорвутся крыши с маленьких домов маленьких людей и маленькие, вырванные с корнем деревья помчатся по черному небу, увлекаемые грозной ураганной силой…
– Где-то здесь, по-моему, – бесцеремонно ударил Шидла лапой по северному полушарию. Шар послушно прекратил вращение, а на его поверхности засияла бирюзовая звездочка. Я заметил, как вздрогнул Стас. Видно, и он представил, как огромная звериная лапа опускается на наш город, превращая в щебень наш дом, нашу школу, мамин музей… Но я быстро отогнал видение. В конце концов, глобус – он глобус и есть.
– Да, здесь, – подтвердил я, – чуть повыше. Как тогда, по ходу сориентируемся?
– Сориентируемся, – согласился Шидла.
И действительно, совершив временной скачок, хроноскаф с помощью парашюта приземлился, но, немного не долетев до поверхности, подобно антиграву завис над землей. А затем по нашим подсказкам двинулся туда, где в вечернем полумраке светились огни города. Глядя в иллюминатор, мы со Стасом без труда нашли свою улицу, и Шидла посадил капсулу на пустыре невдалеке от нашего дома.
Мы выбрались наружу. Знакомая смесь запахов выхлопного газа и костра из осенних листьев ударила в ноздри и наполнила меня радостным ожиданием. Откуда-то из глубин памяти выскочило еще недавно такое абстрактное для меня слово: «ностальгия». Оказывается, ностальгия может быть не только по месту, но и по времени.
А мой порывистый братец рухнул на колени и забормотал:
– Земля! Земля-матушка. Наша, сегодняшняя…
Говоря это, он собирал пыльную землю в ладони, поднимал к глазам и сыпал между пальцев, как в мультфильмах жадные богачи пересыпают золотые монеты.
– Блин! – вдруг воскликнул он и замахал рукой.
– Ты чего? – удивился я.
– Укололся, – объяснил он. – Гвоздей тут накидали… – Но сразу вновь умилился: – Гвоздик! Наш гвоздик! – С этими словами он, продолжая стоять на коленях, торжественно, как великую драгоценность, опустил ржавую железку в нагрудный карман.
