На чужой войне 2 - Ван Ваныч
— Наведи здесь порядок!
Изгнанные бриганты со злобой оглядывались на моих бойцов, но противиться выпроваживающим их тычкам не осмелились: вооружённые кое-как, без брони и одетые во что придётся, выглядящие как оборванцы, полностью оправдывая своё прозвание (бригант переводится как бандит, разбойник), не смели спорить с настоящими воинами-это ведь не забитые сервы, — мигом что-нибудь в организме у спорящего не нужное найдут и отрежут. А мне, увидевшему в этой деревне уже достаточно моментов, тянувших на наказание по практически всем статьям отсутствующего здесь уголовного кодекса, очень хотелось оставить этих персонажей в виде развешанных на ветках окружающих деревню деревьев “украшений”- поступив таким образом, как и местные с подобными деятелями поступают. Но наступил на горло собственной песне- не время и не место: при моей среди рутьеров и так неоднозначной репутации приступить к уничтожению, хоть и наихудших из их числа- не лучшее решение. Очевидно, что ещё долго придётся общаться и воевать совместно, потому единственное, что позволил себе- выгнал прочь. И пусть и рутьеры, и сервы полагают, что это всего лишь эпизод борьбы между хищниками за добычу; и первые уходят прочь, мечтая когда-нибудь отомстить, а вторые- прячутся получше, в страхе ожидая продолжение мучений… Пусть! Я сделал, что мог…
Глава 2
На ночь расположились в паре туазов от деревни рядом с речкой на подходящем холме. Разбили лагерь, конечно, не по римскому образцу- хотя желание повторить нечто его напоминающее изредка в моей бедовой головушке и появляется, но практически сразу под воздействием здравого смысла исчезает- требовать подобные “излишества” от нынешних солдат чревато чрезмерными последствиями, — многочисленными и непредсказуемыми. Потом, быть может, когда в наличии появится другой контингент, обучаемый военному делу с нуля- существующих уже не переделать- и полностью мною финансируемый, и соответственно, контролируемый чуть менее чем абсолютно, — я и вернусь к этой идее. Но пока радуюсь и существующему порядку, достаточному, чтобы удивить любых полководцев из ныне живущих своей правильной геометрией. На ночь выставили часовых- не потому что, а на всякий случай, — ибо устав пишется кровью. Если тебя ещё не попробовали на прочность ночью- это не значит, что подобное не произойдёт в будущем. А после скомандовал отбой.
--
Старик, помогающий себе при ходьбе клюшкой, появился в нашем лагере на рассвете, долго ждал когда я проснусь- из-за какого-то серва меня не решились будить, проведу мыльно-рыльные мероприятия и позавтракаю. Не то, что бы власть свою дал тому прочувствовать- хотя и это тоже- но пока просто не знал как к его появлению относиться. Было у меня предчувствие, что вместе с этим сервом к нам заявились проблемы.
Кстати говоря, явившийся ко мне крестьянин оказался тем, спасённом мною от пыток на деревенской улице, стариком. Очень, по крайней мере, похож, и вполне, несмотря на обилие обматывающих его раны тряпок, узнаваем. Я нередко удивляюсь этим людям, их стойкости и стрессоустойчивости: там, где обыватели будущего будут валяться в депрессии, нынешние просто утрутся, перевяжутся- если без этого никак- и продолжат жить, благодаря Бога, или богов- по их вере- за новый прожитый день. И этот старик: ведь ещё вчера был на краю, а сегодня уже проблемы деревни бежит разруливать. А то, что он здесь из-за каких-то проблем- для меня совершенно очевидно. Будь иначе-попрятались бы деревенские до поры от любых военных, не отсвечивая. Ибо пословицу “Не буди лихо, пока оно тихо”- наверняка кто-то из их дружного сообщества придумал. А если, вдруг, на твоём пороге появляется какой из их числа-знать только по присутствующей в том нужде.
По завершению всех утренних процедур, пристроился, принимая солнечные ванны, на солнышке- тому причиной установившаяся замечательная погода- и решив, что бесконечно игнорировать крестьянина не получится, пригласил того на аудиенцию.
Предварительно накачанный Марком по поводу чего можно говорить и каким образом обращаться, посетитель долго кланялся и бормотал извинения- что меня, непривычного к такому общению, быстро утомило- и пришлось прервать эти ужимки, предложив перейти к делу.
— Ваша Светлость, стало быть, зовусь я Полем Леруа и являюсь старостой деревни Ля Ривьер, пришёл от всей нашей крестьянской общины поблагодарить вас за избавление от бандитов.
И низко, с видимым трудом, поклонился. Начал хорошо этот староста. Поблагодарить- это радует, но было бы желательнее, чтобы их благодарность выражалась в чём-то более материальном. Кстати…
— Счастлив был оказать такую услугу, — кивнул ему равнодушно, и, чуть помедлив, продолжил, — Однако ваша благодарность могла бы стать более существенной…
Староста слегка подобрался, а в глазах неуловимо поменялось выражение:
— Что Ваша Светлость имеет в виду?
— Продовольствием. У нас заканчивается провизия.
И прервал было пожелавшего что-то ответить крестьянина жестом руки. Знаю, на примере других подобных, что именно он скажет: мол, после посева яровых ничего не осталось- сами крошки собираем, и вообще, настолько бедные, что впору на паперти стоять. Так, или примерно так, он и скажет- все крестьяне в этом плане одинаковы, — прибедняться у них, видимо, в крови. И потому как слышал уже подобное, выслушивать заново не желаю. Перейдём сразу к заключительной части:
— За деньги. Я заплачу за каждый сетье (мешок).
Староста аж рот разинул от удивления и на некоторое время замер в таком положении. Где это видано- платить, когда можно просто отобрать, — это реально разрыв шаблона. Пощёлкал пальцами в воздухе, привлекая его внимание:
— Эй, любезнейший…
Очнувшийся визитёр снова принялся кланяться и бормотать извинения, но увидев недовольство с моей стороны, быстро бросил это дело, сосредоточившись на главном.
— И какую цену даст сеньор? — осторожно вопросил он.
— Не обижу. Полагаю, двадцать четыре су (чуть больше одного золотого франка) за сетье достаточно?
И здесь староста впал раздумья- чему я совсем не удивился. Присутствует у аборигенов, особенно у старшего поколения, подобная черта в характере- считается необходимым тщательно обдумать принимаемое решение, что иногда становится чрезмерным, — настолько, что, возможно, в будущих веках подобный персонаж выглядел бы туповатым. Но здесь наоборот, подобное обдумывание вызывает уважение, и считается признаком большого ума. Может статься, причиной тому являются возможные последствия от неправильно принятого решения: ведь в средневековье за ошибку не пожурят и в угол не поставят- цена у него другая, измеряемая в человеческих жизнях. Однако, ожидать окончания этого глубокомысленного процесса терпения не хватило- и так понятно, что договоримся, а меня более не то, что тревожила, но любопытство вызывала истинная причина
