Черное золото (СИ) - Алим Онербекович Тыналин
Дождь не прекращался, когда наш состав медленно вползал на станцию Муром. Сквозь залитые водой окна можно было разглядеть маневровые пути, переполненные товарными вагонами. Влажный пар клубился вокруг колес, а на платформе сновали фигуры железнодорожников в промокших бушлатах.
Рихтер, нахмурившись, наблюдал за тем, как наш локомотив осторожно маневрирует на мокрых рельсах. Мы вышли на платформу, и тут же на нас обрушился ледяной ветер. Далеко впереди виднелось здание депо, где рабочие латали какие-то старые составы.
— Местные знают что-то, чего не знаем мы, — тихо сказал Островский, указывая на группу железнодорожников, которые переговаривались у вагонов.
Подойдя ближе, я услышал, как один из них, пожилой дежурный по станции, вздохнув, сказал:
— Долго вам тут стоять? Погода портится, с запада надвигается буря.
Я прищурился.
— Насколько серьезная эта буря?
— Дожди еще пару дней будут, но потом ветер сменится, температура резко упадет. Ветры такие, что даже лошадей с ног сбивают, — железнодорожник кивнул в сторону серого неба. — Если у вас есть дела дальше, лучше уходите сейчас.
Рихтер переглянулся со мной.
— Нам надо пополнить запасы воды и угля, — заметил он. — Без этого дальше не уйдем.
Я кивнул. Вскоре рабочие уже загружали в тендер дополнительные запасы угля, а водозаправочный кран наполнял котлы. Железнодорожники помогли нам укрепить заплатку на котле, установленную Островским.
Я задумался. Остановиться здесь означало задержку, но продолжать путь в ухудшающихся условиях тоже риск, причем немалый.
— Двигаемся дальше, — сказал я, принимая решение. — Циклон нас не остановит.
Рихтер вздохнул, но не спорил. Через полчаса, когда паровоз снова дал гудок, мы тронулись в путь. Дождь перешел в ледяную морось, а ветер усилился. Наступала ночь, а навстречу нам шла лютая буря.
Глава 2
Испытание бурей
Паровоз дал протяжный гудок, эхом разнесшийся над ночным Муромом. Колеса медленно завертелись, увозя состав прочь от тускло освещенной станции. В темноте промелькнули последние стрелки, приземистые пакгаузы, одинокая водонапорная башня.
Я стоял в тамбуре, глядя как тают вдали станционные огни. Ветер усиливался с каждой минутой, забрасывая в лицо ледяную крупу. Впереди едва различались платформы с оборудованием, укрытым промасленным брезентом.
В вагон вошел Рихтер, стряхивая с плаща капли воды:
— Температура падает, Леонид Иванович. Скоро начнется обледенение.
Словно в подтверждение его слов, ветер швырнул в окна новый заряд колючей снежной крупы. На стеклах начала появляться тонкая изморозь.
Надо же, сейчас осень, но уже идет снег.
Я взглянул на часы. Половина одиннадцатого. До Арзамаса больше ста верст по одноколейке. В такую погоду путь может занять всю ночь.
Состав начал заметно замедляться. Колеса с трудом цеплялись за обледеневшие рельсы. Из паровоза доносились тревожные гудки. Машинист предупреждал о сложной обстановке.
В тамбур заглянул озябший Кудряшов:
— В лаборатории приборы не выдерживают тряски. Пришлось все дополнительно крепить.
— Как там ваши ареометры? — спросил я.
— Островский укутал их, как младенцев. Но от этой болтанки толку мало.
Снаружи раздался протяжный гудок. Навстречу шел товарный состав, его фонари прорезали снежную круговерть. Машинист отчаянно сигналил.
— Впереди сложный участок! — донесся крик сквозь вой ветра. — Путь обледенел!
Наш паровоз сбавил ход почти до пешего шага. Теперь состав буквально ползал по рельсам. Вагоны раскачивало порывами штормового ветра.
В купе вернулся Рихтер:
— На платформах все покрывается льдом. Брезент смерзается, крепления теряют эластичность.
— Как там заплатка на котле?
— Пока держится. Но я отправил людей подстраховать все узлы. В такой мороз металл становится хрупким.
За окном мелькнул огонек путевой будки. Обходчик размахивал фонарем, подавая тревожные сигналы. В его свете стало видно, как рельсы покрываются ледяной коркой.
Лапин высунулся из соседнего купе:
— Ребята замерзают в теплушках. Печки едва справляются.
— Пусть держатся, — ответил я. — До рассвета нельзя останавливаться.
Новый порыв ветра с такой силой ударил в борт вагона, что тот заметно накренился. С платформ донесся тревожный скрип металла. Мороз делал свое дело.
Я взглянул на термометр за окном. Столбик опустился до минус пятнадцати. А ведь еще вечером было около нуля. Такого резкого похолодания никто не ожидал.
Состав продолжал медленно ползти вперед. Каждый метр пути давался с трудом.
Впереди расстилалась черная пустота ночи, прорезаемая белыми зарядами снега. Нас ждали долгие часы борьбы со стихией.
Ночь прошла в непрерывной борьбе со стихией. Каждый километр давался с огромным трудом.
Состав то останавливался из-за обледенения путей, то едва полз против штормового ветра. Никто в ту ночь не сомкнул глаз. Механики постоянно проверяли оборудование, кочегары без устали работали лопатами, поддерживая давление в паровозном котле.
Рассвет наступил внезапно. Серая мгла на востоке начала светлеть, открывая унылый заснеженный пейзаж.
Ветер немного стих, но мороз усилился. Термометр показывал минус восемнадцать.
Я стоял у окна, рассматривая заиндевевшие платформы, когда в купе ворвался запыхавшийся помощник Рихтера:
— Леонид Иванович! Беда! На третьей платформе силовой кабель лопнул!
Через минуту мы уже спешили вдоль состава. Ноги скользили по обледеневшим мосткам. Рихтер, несмотря на возраст, двигался впереди всех, прижимая к груди ящик с инструментами.
Картина на платформе оказалась удручающей. Силовой кабель, питающий систему обогрева бурового оборудования, лопнул от мороза. Его концы, покрытые ледяной коркой, свисали над путями.
— Без питания все замерзнет намертво, — пробормотал Рихтер, ощупывая разрыв. — Надо срочно восстанавливать.
Закипела работа. Монтажники, закутанные в тулупы, пытались зачистить концы кабеля. Ветер швырял в лица колючий снег, железо обжигало даже сквозь рукавицы.
— Осторожнее! — крикнул Рихтер, когда один из рабочих поскользнулся. — При такой температуре изоляция хрупкая как стекло!
Из теплушки подтянулись еще люди. Кто-то притащил паяльную лампу, но ветер задувал пламя. Пришлось соорудить временное укрытие из брезента.
— Давай сюда соединительную муфту! — командовал Рихтер. — Нет, не эту, бакелитовую! При таком морозе только она выдержит!
Работа шла медленно. От холода немели пальцы, инструменты выскальзывали из рук. Среди рабочих росло недовольство:
— Так всю дорогу придется чинить! — ворчал пожилой монтажник. — До места не дотянем…
— Меньше разговоров! — оборвал его Лапин. — Давай паяльную лампу ближе!
Рихтер работал как одержимый. Его руки, покрасневшие от мороза, точными движениями соединяли провода. Он то и дело протирал запотевшие очки, не прерывая работы.
— Подавайте напряжение! — скомандовал он через полчаса. — Медленно, по чуть-чуть…
Все затаили дыхание. Муфта загудела, нагреваясь. По кабелю пошел ток.
— Держит! — выдохнул Рихтер, вытирая заиндевевший лоб. — Теперь нужно дополнительную изоляцию.
Недовольное ворчание рабочих становилось все громче:
— А говорили — до зимы успеем… Теперь вот железки морозим…
— Кто там умничает? — громыхнул голос Лапина. — А ну за работу!
Я видел, как растет напряжение в бригаде. Холод, усталость, постоянные поломки, все это действовало на людей угнетающе.
