Законник Российской Империи. Том 3 - Оливер Ло

Я, как ни в чём не бывало, отряхнул рукава и, повернувшись к Нелидову, который уже почти скрылся в толпе, громко произнёс:

— Когда сможешь передать мне обещанные пиджак и жилетку? Всё-таки уговор есть уговор.

По толпе снова пронеслись легкие смешки. Этот мой комментарий окончательно разрядил обстановку. Люди снова начали веселиться, возвращаясь к своим светским беседам, словно ничего и не произошло. Но я знал, что те, кто были посвящены в истинные интриги Империи, понимали, что только что они наблюдали не просто дуэль. Это был очередной ход в игре, где каждый шаг мог иметь далеко идущие последствия.

Я не стал дожидаться ответа Нелидова. Этот пиджак мне был не нужен, как и его извинения. Но реплика сработала, как я и рассчитывал. Толпа расслабилась, а напряжение, которое витало в воздухе с момента начала дуэли, наконец исчезло.

Я уже собирался вернуться в зал, как вдруг ко мне подошёл молодой мужчина в круглых очках. Мы были незнакомы, но в его глазах читалось уважение. Он протянул мне аккуратно сложенный верх костюма.

— Примите это, — сказал он с лёгкой улыбкой. — Я думаю, что этот костюм вам подойдёт намного больше, чем тот, который вы только что выиграли.

Я узнал его. Это был один из учёных, которых представлял мне Андрей Алексеевич. Видимо, третий принц решил таким образом выразить свою благодарность, так как не мог это сделать напрямую.

Я кивнул, и с улыбкой принял костюм. Вроде и мелочь, но сколько же в этом двойных смыслов.

Глава 2

Лес, раскинувшийся за несколько километров от Зимнего дворца, был окутан вязкой тишиной. Снег падал мягкими хлопьями, превращая давно забытую в этих местах дорогу в белое полотно, по которому давно не ступала ни одна нога. Лунный свет пробивался сквозь голые ветви деревьев, отбрасывая длинные тени. Дорога, ведущая к городу, казалась бесконечной, её края терялись в этом черно-белом хаосе. Пронзительный холод сковывал всё вокруг, но в этой тишине был свой ритм — размеренный, спокойный, почти не нарушаемый.

Почти.

Колёса кареты, запряжённой двумя лошадьми, с трудом продвигались вперёд по снегу. Её чёрный корпус блестел, словно отполированный, а герб на дверце едва различался под тонким слоем инея. Возница, закутанный в меховую накидку, крепко держал в руках поводья, его лицо было скрыто под капюшоном, лишь густой пар вырывался из-под него с каждым тяжёлым выдохом. Казалось, ночь сама по себе поглотила весь мир, и только звук колёс, скрипящих по снегу, напоминал, что здесь есть жизнь, только за него можно было держаться, чтобы верить, что эта дорога приведет к нужному месту.

Однако напоминать долго не пришлось.

Внезапно воздух вокруг кареты будто замер. Лошади резко остановились, вскинули головы, нервно фыркнули и начали пятиться, перебирая копытами, словно перед ними возникла невидимая преграда. Возница дёрнул поводья, пытаясь успокоить животных, но те не подчинялись, просто отказывались это делать, будто видели перед собой что-то, что было недоступно восприятию обычных людей.

В следующее мгновение снег перед каретой разлетелся в стороны, словно кто-то невидимый ступил в него с силой. И этот кто-то появился спустя мгновение. Фигура в чёрной накидке, скрытая тенью, словно выросла из воздуха. Лицо незнакомца было закрыто маской, похожей на ту, что носит актёр в трагедийных пьесах. Она плотно прилегала к коже, оставляя открытым только нижнюю часть лица.

Возница замер, стиснув поводья до побелевших пальцев. Но прежде чем он успел что-либо сказать, дверь кареты открылась с лёгким скрипом.

Фигура в маске шагнула вперёд, став видимой в свете фонаря на карете. Этот человек держался расслабленно, его руки были опущены по бокам, но в самой его походке, в том, как неизвестный двигался, было что-то странное. Он шёл так, словно не просто видел окружающий мир, а ощущал его до мельчайших деталей. Лес, снег, карета — всё казалось частью его поля зрения, хотя его глаза, скрытые под маской, были слепыми.

— Давненько не виделись, Эдвард, — раздался голос из кареты. Он был низким, хрипловатым, с лёгкой ленцой в интонации, но в нём звучало что-то, что заставило бы любого обратить внимание. — Кажется, с тех пор, как я сидел в клетке лаборатории, а ты свободно разгуливал со своей создательницей. Забавно, правда?

Из кареты медленно вышел высокий мужчина. Его фигура была внушительной, даже угрожающей, а лицо — испещрено шрамами, будто его плоть однажды разорвали на куски, а потом неумело и довольно спешно сшили обратно. Серые глаза сверкали в свете фонаря, и в этих глазах не было ни тени страха. Только холодный, пронзительный взгляд.

— Ты опасен, Артур, — сказал Эдвард, его голос оставался ровным, словно он просто констатировал факт. — И ты прекрасно знаешь о своих дефектах.

Мужчина, которого он назвал Артуром, усмехнулся, и эта усмешка была как у человека, который наслаждается своей властью над ситуацией.

— Дефекты? — переспросил он, его голос стал чуть громче, и в нём зазвучала насмешка. — Ха! У всех людей, если подумать, есть дефекты. Я не виноват, что нас с тобой пытались создать идеальными.

Эдвард не шевельнулся. Его фигура оставалась неподвижной, словно он был частью этого зимнего пейзажа. Только его голос, холодный, как сталь, разорвал тишину:

— Ты можешь оправдываться сколько угодно. Но ты — ошибка, которой не должно существовать в этом мире.

— Ошибка… — Артур рассмеялся, сделав шаг вперёд. Его движения были медленными, но уверенными, как у хищника, играющего со своей добычей. — Может быть. Но я вижу, что ты не слишком доволен своей жизнью, Эдвард. Или, может, ты жалеешь, что Она «забрала» у тебя глаза?

Эдвард молчал. Артур усмехнулся ещё шире, его голос стал тише, более язвительным:

— Без глаз я вижу больше, чем ты мог бы себе представить, — ответил Эдвард, его голос был спокойным и уверенным. — Они отвлекали. Это было необходимо. Я знаю это и не сомневаюсь в ее решении.

Артур прищурился, его глаза сузились, а улыбка исчезла. Он понял, что его слова не достигли цели. Эдварда нельзя было сломать чем-то подобным. Этот человек был словно стена — непреступен, лишен эмоций. Они тоже отвлекали. Но Артур был не из тех, кто сдаётся.

— Ты… вышел на славу, в отличие от меня, — произнёс он, его голос стал ледяным. — Но так ли это?