Партиец [СИ] - Никита Васильевич Семин
— Интересные у вас взгляды, товарищ Огнев. Удивительно взрослые для семнадцати летнего студента. И разговор у нас вышел интересный. Можете идти, я вас больше не задерживаю.
Мысленно вытерев пот, я попрощался и покинул кабинет. Заглянувший к Сталину секретарь, получил от него какие-то указания, после чего подозвал к себе все еще стоящего здесь Савинкова.
— Идемте со мной, товарищ Огнев, — махнул мне рукой ОГПУшник, после разговора с секретарем.
Вопреки не отпускавшим меня опасениям, он привез меня назад домой. Только зайдя в квартиру, я облегченно выдохнул и буквально сполз спиной по закрытой двери. Неужели пронесло?
— Сережа! — облегченно воскликнула мама, выйдя из кухни. Настя с любопытством выглянула следом. — Что случилось? Где ты был? Почему тобой заинтересовалось ОГПУ? — завалила она меня вопросами.
— Все потом, — отмахнулся я и поплелся в свою комнату.
— Сереж, я отнесла твою записку Михаилу Ефимовичу, — донеслось мне в спину.
«Вот блин! — пронеслось в моей голове. — Лишь бы Кольцов ничего не учудил!»
* * *
Иосиф Виссарионович неторопливо курил, размышляя над прошедшим разговором. Очень интересный молодой человек оказался, этот Огнев. Чем-то на старых революционеров похож — «со взором горящим», ищущий справедливости и не стесняющийся правду в глаза говорить. Не то что новый набор в партию. Правда мужчина и планировал тот набор с такой целью — набрать лояльных лично ему, чтобы подвинуть старых сопартийцев. Да и люди из нового набора меньше подвержены неподчинению, что хорошо. Правда и сказать поперек боятся, что уже не всегда хорошо. Нужны отдельные люди, подконтрольные, но способные высказать свою точку зрения. Указать на ошибки.
— Этот Огнев мог бы стать таким, — прошептал Сталин себе под нос. — Только нужен поводок. Чтобы не сорвался и своевольничать не стал.
После бегства своего личного секретаря Бажанова в начале года, Иосиф Виссарионович стал гораздо подозрительнее относиться к людям. А тут еще и старый соратник против выступает. Нет, определенно для каждого человека нужен рычаг влияния, чтобы в самый неподходящий момент не предал.
— Чем же тебя привязать? А может, в чем-то замазать? Надо подумать, что будет эффективнее. А уже после можно и о его идеях поговорить.
То, как Огнев интерпретировал статью Бухарина, понравилось Иосифу Виссарионовичу. Буквально на пальцах показал, почему тот не прав. Что и сам Сталин чувствовал, да так доходчиво объяснить не мог. Определенно у парня есть талант, объяснять сложные вещи простым языком. Вон, и этот его альбом про «коммунизм» это подтверждает. Такие люди тоже очень нужны.
— Определенно нельзя выпускать его из поля зрения, — пришел к выводу Сталин.
Глава 2
Октябрь — ноябрь 1928 года
Как бы ни был я измотан, но переживания, что Михаил Ефимович из-за не знания, с кем именно я повстречался, может влипнуть, заставили меня снова одеться.
— Сереж, ты куда? — всполошилась опять мама.
— До друга сбегаю и назад, — крикнул я уже с лестничной площадки.
По ступенькам вниз я спускался быстро, перепрыгивая их через одну. И выходя на улицу, нос к носу столкнулся с Михаилом Ефимовичем! Миг ступора у нас обоих прервался облегченным выдохом мужчины:
— Не обманули…
— А я к вам… — брякнул я в ответ, не зная, как реагировать.
Тот лишь улыбнулся на мои слова и сказал:
— В дом пригласишь?
— Да, пойдемте.
В квартиру я возвращался уже неспешно. По пути Михаил Ефимович рассказал, как в редакцию прибежала моя мама с Настей за ручку, и испуганно показала ему мою записку. На ее вопросы он обещал ответить позже, а сам тут же ринулся «вызволять меня из рук ОГПУ». Но в здании управления его завернули, сказав, что я уже доставлен обратно домой. Это видимо напарник Савинкова был, потому что назад мы возвращались с ним вдвоем, а никто иной обо мне в ОГПУ сейчас наверно и не знал.
— Видишь, прав я оказался! — говорил товарищ Кольцов. — Есть у кого-то из директоров там родственник. Даже удивительно, что тебя так сразу отпустили. Или ты бумагу какую подписал? — с подозрением посмотрел он на меня.
— Нет, ничего я не подписывал. А дело не в родственниках. Со мной товарищ Сталин захотел поговорить.
Михаил Ефимович чуть не споткнулся, резко остановившись. Круто повернувшись ко мне, он ошарашенно окинул меня взглядом.
— Не шутишь, — пришел он к выводу. — И о чем вы говорили?
— Рассказал, все как есть, — не стал я упоминать про тему коллективизации.
— И что товарищ Сталин?
— Сказал, что интересный я человек и отправил домой.
А ведь действительно, ничего конкретного про мою статью Иосиф Виссарионович так и не сказал. Ни запретил мне работать в этом направлении, ни одобрения я от него не услышал. Что бы это значило?
Кольцов вон тоже озадаченный стоит.
— Что сам думаешь? — прежде чем давать какой-то совет, спросил он меня.
— Буду продолжать работу.
— Уверен? — пытливо посмотрел он на меня. — Интерес ты к себе уже вызвал. Товарищ Сталин, человек жесткий. Если ему не понравится твоя работа, можешь в ссылку отправиться.
О расстреле Михаил Ефимович не говорил. Наверное, даже не допускал такой мысли. Может из-за того, что мне мало лет по его мнению, а может потому, что термин «враг народа» еще не укоренился в обществе. Хотя его уже использовали.
— Уверен.
— Ну смотри. Помощь моя нужна сейчас?
И никаких сомнений, стоит ли продолжать или нет. Раз договорились, что идем до конца, то так и будет!
— Пока нет. С поиском и подбором законов вы мне вряд ли сможете помочь… — тут он согласно покивал. Высшего законченного образования, тем более юридического, Михаил Ефимович не имел. Выезжал за счет умения подобрать емкие и запоминающие выражения, точно описывающие человека или событие. Да и его политические фельетоны давно являются примером для подражания. — А до повторного похода на заводы время еще есть. Тогда и свяжемся.
— Договорились. А сейчас, представишь меня своим родителям уже в более располагающей обстановке?
Мама обрадовалась, увидев меня. И засуетилась, сетуя, что не готовилась к приему гостей и
