Дмитрий Хван - Ангарский вариант

– День добрый, Василий Михайлович! – приветствовал Матусевич воеводу.

Тот, хмуря брови, отвечал:

– И вам доброго дня…

– Игорь Олегович, – подсказал майор.

– Пройдёмте, гости, в мою скромную комнатку, поговорим о делах наших насущных или желаете в баньку сначала?

– Вот, людей моих, что в ботике, можно и в баньку. А мы вечером сходим, а сейчас, Василий Михайлович, давайте сразу к делу, – Матусевич выразительно потряс занятой объёмным свёртком рукой.

Воевода это заметил и, усмехнувшись, повёл гостей в острог.

– За подарок такой благодарен премного, а князю Ангарскому, Вячеславу Андреевичу, передай от меня сердечную благодарность и почтение, – Беклемишев рассыпался в благодарностях, попутно думая о том, что же отдарить, в свою очередь, князю.

– Василий Михайлович, мы с вами заключили договор о взаимной дружбе, – перешёл к делу Матусевич. – Теперь нам нужен новый договор…

– О границах, вестимо? – осведомился воевода. – Ведь токмо речная граница прописана, а сего мало, что о восточных украйнах?

– Нет. Пока рано о тех границах речи вести. Наши украйны не определены до сих пор, пока что оставим это, воевода? Князь Сокол хотел бы, чтобы ты, воевода енисейский, рассказал бы в Москве то, что княжество Ангарское готово сдавать Московскому царству это, – Матусевич брякнул о стол увесистый кожаный кошель с заранее распутанными тесёмками. Как и хотел Игорь, из кошеля высыпалось немного золотых чеканных монет Ангарии, покатившись по широкой крышке стола. Игорь ожидал увидеть жадный блеск в глазах воеводы. Но нет! Беклемишев, лишь удивившись монетам, взял одну из них, что почти докатилась до него, осмотрел её, да поцокал языком. Но ни в жесте его, не во взгляде не было и намёка алчности. Что же, миф о повальной продажности царских чиновников ещё не обрёл почву для себя, ожидая лучших времён.

– И это, – продолжил уже деловым тоном майор, раскатывая шкурки соболя, чернобурой лисицы, горностая и куницы.

– Выделка хороша, ишь как мех играет! – кивал воевода играя на руках мягкой рухлядью – основой московского бюджета.

– Так се говорит о том, вы готовы давать ясак и пойти под высокую руку царя московского, государя самодержца всея Русии? – недоверчиво посмотрел на Матусевича воевода.

– Нет. Это нам без надобности, – отрезал Игорь. – Нам нужно, чтобы Енисейск не чинил препятствий проходу наших караванов по Енисею. Ещё пропускал бы охочих людишек с Руси до нас.

Воевода кивал, а Матусевич, сделав паузу, продолжил:

– А ещё мы хотим менять золото и меха на людей.

– Людей? – искренне поразился Беклемишев. – Государь наш, Михайло Фёдорович, силы свои кладёт для вызволения полоняников наших из магометанской неволи! Выручить их, кого нехристи увели в полон, – начал закипать воевода, – а ты хочешь, чтобы мы разбойному племени уподобились?! Что бы учинили рабскую торговлю?

– Погоди, воевода, – начал было майор, но был прерван очередным взрывом праведных эмоций енисейца.

– Не может государь наш торговать своими подданными, аки цыплятами! Пошто се? – небрежным движением руки Беклемишев отпихнул подальше от себя меха.

– Не нужны нам рабы, люди нам надобны. Не можете своих – понятно, мы возьмём литвинов, ливонцев, ляхов, финнов – людишек с порубежья московского.

– И какова цена подушная будет? – хмуро спросил после некоторой паузы воевода.

– Уж в этом мы сойдёмся, а цену дадим высокую. А это в задаток оставлю, Василий Михалойвич.

Беклемишев тотчас упрятал ценности в кованый железом сундук с хитрющим замком и предложил пройти в трапезную. А там воевода нежданно для себя попал под перекрёстный допрос, что учинили ему Грауль с Кабаржицким.

Ночью Игоря разбудил Грауль:

– Игорь, енисейцы шумят! По‑моему, они полезли на бот, а там ховались Савка с Богданом, успокоили их. У воеводы истерика, скоро тут будет тесно.

Владимир взволнованно посматривал в приоткрытую дверь их комнаты, куда залетали звучащие в доме возбуждённые голоса. Как и говорил Павел по лестнице, ведущей на второй этаж дома, где ночевали ангарцы, застучали тяжёлые сапоги.

– Володя, сними парализатор с предохранителя, – спокойным голосом сказал Матусевич, – и в голову не целься, если дело дойдёт до крайнего. Отойди от двери!

Тут же в комнату шумно ворвался Беклемишев:

– Почто люди твои казачков моих жизни лишили?! – выкрикнул он.

– Погоди‑погоди, воевода, – Матусевич выставил вперёд ладони, показывая своё намерение разрешить дело миром. – Что случилось‑то? Я своим людям говорил ночью не высовываться из дома, неужели они выходили?

– Нет, это случилось на причале!

– Раз так, айда на причал, воевода, – предложил Игорь.

К тому времени, как небольшая толпа подошла к Енисею, парализованные казаки начали очухиваться. Оказалось, что они после того, как ангарцы ушли в острог, чтобы попариться в бане, наблюдали за ботом – остался ли на нём кто‑нибудь. А так как корабль был крытым – с тремя каютами и небольшим трюмом, разглядеть кого‑либо в нём было весьма затруднительно. Наконец, глубокой ночью, так и не заметив никакого движения на борту, енисейцы решились осмотреть корабль ангарцев поближе.

Ясно, что сделали они это по указанию воеводы, у Матусевича не было никаких иллюзий по поводу любознательности казаков. Когда совсем осмелели, они решили подняться на бот и приставили к борту мостки. Немного робея, помня муссировавшийся несколько лет слух о невиданной военной силе ангарцев, первый из енисейцев ступил на мостки, второй за ним, подсвечивая себе путь факелом, за ним ступил и следующий, а остальные остались на причале. Первый, едва спрыгнув с борта на палубу, тут же получил заряд и, охнув, завалился на спину. Второй, ступая по инерции за ним, успел метнуть факел в зев открытой двери в большую каюту, где отдыхали двое ангарцев. И он получил свою порцию и упал ничком у борта на канатах. Третий казак попятился и, пытаясь развернуться на хлипких мостках, успел схватить заряд и рухнуть в воду. Двое оставшихся горе‑шпионов опрометью кинулись в острог, оглашая окрестности Енисея благим матом. Савелий, лейтенант‑спецназовец из Ревеля, спустился в воду за упавшим казаком, который, будучи парализованным, камнем пошёл ко дну. Богдан подсвечивал ему брошенным казаком факелом.

И вот теперь, когда встревоженные ангарцы и рассерженный воевода пришли к пришвартованному боту, охраняемые двумя ангарцами троица незадачливых казаков начала ворочаться, удивлённо вытаращив друг на друга глаза. В наступившей тишине, нарушаемой лишь потрескиванием факелов, всё было ясно и без слов. Воевода, дабы избежать неудобных вопросов Матусевича, решил начать первым – он принялся раздавать пинки и оплеухи пытающимся встать на ноги казачкам.

– А ну пошли отседова! Чего развалились? Вконец очумели, по гостевым кораблям лазить!

Казаки, охая и терпя затрещины воеводские, пытались на плохо слушающихся ногах побыстрее убраться в острог.

Утро следующего дня.

Беклемишев, провожая Матусевича до бота, всё приговаривал:

– Да ты, Игорь Олегович, зла‑то не держи на меня. Должон я был проведать корабль ваш, нешто без этого можно?

– Да я понимаю, Василий Михайлович, служба такая. А я бы вам и так показал бы всё, только скажите, – проникновенно сказал майор, похлопав Беклемишева по плечу.

– Узнать я хотел, – хитро посмотрел на Игоря воевода, когда они уже подошли к носу бота, стоящего у причала. – Енто вот что? Неужто пушки упрятаны за накладной доской?

– Они самые, – кивнул майор и, подняв голову, крикнул находящимся на борту:

– Эй! Кто у пушек есть? Лука! Сними заглушку с этой стороны, – Матусевич похлопал ладонью по утопленной в отверстии орудийной бойницы подобию пробки, обитой по бокам кожаными обрезками, такая же бойница была и с той стороны носа. Деревянная чурка ушла внутрь, явив воеводе чёрный зев жерла стоящей на палубе крытого носа корабля пушки.

– Эка! – крякнул Беклемишев и указал другую заглушку, – и что же, там тако же, там тоже пушка имеется?

Матусевич, улыбаясь, кивал. Да мол, оружны мы безмерно, дорогой ты наш человек и опасны дюже. Потому‑то и надо с нами дружбу иметь. Дружба – она штука полезная. Пусть даже и всего одна пушка на носу корабля, да вторая на корме.

– А ещё можно железными листами пушкарей укрыть, дабы не поранило их от вражеского огня, – сказал вдруг Игорь, заставив воеводу задуматься.

– Ну ладно, Василий Михайлович, мы в обратный путь пойдём, прощай. Прошу тебя только, передай всё в точности царю – все наши предложения записаны в грамотке. Ну а если цена наша малой покажется, давайте свою цену. Подумаем. А то, глядишь и сможем помочь чем и тебе, воевода ну и царю, вдруг, чем чёрт не шутит, мало ли.