Александр Чернобровкин - Каталонская компания
— Хорошо, — согласился я.
Мы поднялись на галерею, где Никола открыл первую же дверь. Я подумал, что постояльцев у него нет потому, что во второй раз никто не останавливается.
В комнате у противоположной стены, во всю ее ширину, стояла кровать, на которой могли спать не меньше трех человек. На ней лежал матрац и две подушки из мешковины, набитой соломой. За приоткрытой дверью в углу стояла трехногая табуретка. Отель ползвезды. Или четверть.
— Если надо будет одеяло, скажешь. Нужник рядом с конюшней, первая дверь. На ночь горшок принесут. Возвращайся до темноты, а то ворота закрою и собак спущу. Здесь лучше по ночам не шляться, — закончил он инструктаж, после чего отдал мне замок с ключом и предупредил: — Потеряешь ключ — заплатишь.
— А как же иначе?! — не стал я возражать.
После того, как хозяин ушел, я разделся до шелкового белья, разулся и лег на кровать. Что ж, на этот раз меня встретили не так радушно, как в предыдущие два, но и не так плохо, как в самый первый. Теперь у меня есть деньги и оружие. Как-нибудь не пропаду.
Отдохнув полчаса, сменил шелковые штаны на шерстяные, подпоясался ремнем с кинжалом и вышел из комнаты. Решил прогуляться босиком до ближайшей обувной лавки. В защищенных металлическими пластинами сапогах ногам было парко. Да и тяжеловаты они для прогулок по городу.
Не учел я, что подошвы мои не такие огрубевшие, как у бедняцкой детворы, которая чуть ли не круглый год бегает босая. Каменные плиты во дворе показались мне раскаленными. Зато дорога между домами была покрыта слоем серой пыли, мягкой и теплой. Когда-то в детстве я бегал по такой в деревне у бабушки. Здесь по ней бегали внуки других бабушек. Младшая детвора была голая, постарше — в рубашках на вырост, латаных-перелатаных и грязных. Рядом с ними копошились куры и рыли пятачками землю белые с черными пятнами свиньи и поросята. Все, включая кур, смотрели на меня с интересом, но не долго.
Через ров был перекинут деревянный мост шириной метра три и без перил, только брусья приделаны по краям, чтобы колесо телеги не соскочило. От воды до верхней кромки рва было метра два. Вода, скорее всего, морская. По эту сторону открытых наружу ворот из толстых дубовых досок стояли четыре стражника в кожаных шапках, напоминающих треух, и стеганых безрукавках поверх рубах. Вооружены короткими копьями и мечами. Круглые щиты стояли у стены, передом к ней. На меня стражники посмотрели с любопытством, но не более того. Скорее, их удивило, что обладатель шелковой рубахи, наборного пояса с золотыми бляшками, дорогого кинжала и серебряной фляги идет пешком и босой. Они ничего не спросили, но потом собрались в кучку и принялись, видимо, решать, кто я такой и что здесь делаю? Точно так же поступили и шестеро стражников возле внутренних ворот.
Все улицы в городе, к моему превеликому огорчению, была вымощены брусчаткой и плитами. Вдоль домов проходила закрытая канализация. Я часто жалел, что римляне в свое время не захватили территорию нынешней России. Тогда бы, как минимум, одной бедой было бы меньше. Дома на окраине были деревянные, по большей части одноэтажные. Глухим торцом выходили на улицу. У первого же сапожника я купил сандалии. Он работал у открытой двери во двор, под навесом, с которого свисала готовая обувь. Подошвы у сандалий были одинаковые, только у одной петля для большого пальца находилась у правого края, а у другой — у левого. Поскольку я купил, не торгуясь, сапожник помог правильно завязать ремешки вокруг голени. Подошвы были тонкие, но от горячих камней предохраняли.
Ближе к центру города дома становились двухэтажными и каменными, с большими дворами, а главную городскую площадь окружали трехэтажные и пять церквей. Четыре были старые, простенькие, а у пятой стены украшены выложенными из красного кирпича крестами, между которыми располагались яркие, сверкающие на солнце, глазурованные, керамические тарелки с ликами святых.
Рынок располагался на следующей площади. Его окружали всего три церкви, все старые, и двухэтажные каменные дома, половина из которых были новые и на первых этажах которых находились лавки. Первым делом я купил кожаную торбу. Затем темно-синий кафтан из тонкой шерстяной материи и с черными роговыми пуговицами, штаны для верховой езды из тонкой кожи, которые я называл лосинами, со штрипками — петлями внизу, чтобы продевать в них ступни, и набор для бритья. Я решил избавиться от растительности на лице. Без бороды и усов стану совсем непохожим на русского князя. У торговца вином, валаха, доверху наполнил опустевшую, серебряную флягу. Вино напоминало понравившуюся мне гуннскую «бычью кровь». У торговки колбасами — жизнерадостной и бойкой молодой женщины, судя по ищущему взгляду, вдовы — купил два кольца свежей кровяной колбасы, а у пожилой булочницы, продававшей свой товар из узкого окошка в стене жилого дома, из которого на улицу вытекал жар и аромат печеного хлеба, — большой пшеничный каравай, еще горячий, со светло-коричневой, хрустящей горбушкой. В будущем такой вкусный хлеб разучатся делать. Я сел на ступеньках ближней церкви, поставив торбу слева от себя, на краю, и отдал должное местным пекарю и колбаснику.
Скорее, не столько заметил, сколько почувствовал движение слева от себя. На войне вырабатывается умение мгновенно и бессознательно реагировать на каждое действие противника. В программу уже забито определенное противодействие, выполняешь которое, не думая. Это и спасает, если программа правильная. Уронив на подол натянутой между раздвинутыми ногами рубахи недоеденный хлеб, левой рукой и прежде, чем кусок соприкоснулся с материей, я хватаю чужую руку, которая залезла в развязанную торбу. Рука тонкая, подростковая. Принадлежит голубоглазому мальчишке лет двенадцати с длинными, спутанными и давно не мытыми светло-русыми волосами, с конопушками на носу, замурзанными впалыми щеками, тонкой длинной шеей и худым телом, облаченным в рваную, грязную и мятую рубаху, подпоясанную бечевкой.
Он пытается вырвать руку, шершавую, покрытую цыпками, а потом начинает жалобно скулить:
— Дяденька, отпусти! Я случайно! Я больше не буду!..
— Заткнись, — спокойно говорю ему.
На нас уже смотрят торговцы и покупатели. Они поняли, что случилось. Никто не собирается защищать пацана. Могу наказывать его, как сочту нужным. Если бы он продолжил скулить, я бы разжал руку. Пусть бежит. Все равно скоро ему отрубят эту руку за неумение воровать. Но он замолчал. Только шмыгать носом продолжал.
— Есть хочешь? — спросил его.
Вопрос, конечно, на засыпку.
Ответ был короткий:
— Да.
— Садись рядом, — предложил я, отпустив руку.
Воришка секунду раздумывал, не сбежать ли, пока есть возможность? Голод победил осторожность. Мальчишка сел от меня справа, подальше от невезучей торбы. Я дал ему краюху хлеба и большой кусок кровянки. И то, и другое было умолочено за пару минут.
— Когда последний раз ел? — спросил я, чтобы решить, дать еще или нет.
После продолжительного голода может стать плохо от большого количества тяжелой еды.
— Вчера вечером, — ответил он. — Попадья дала молока и хлеба. Она каждый вечер кормит всех, кто приходит к церкви.
Тогда ему можно есть много. Я отломил еще одну краюху хлеба и кусок колбасы от второго круга, дал пацану.
— Родители где? — поинтересовался я.
— Перемерли все во время мора, когда маленький был. С бабкой мы вдвоем жили. В конце зимы и она померла, — рассказал он.
— Как тебя зовут? — спросил я.
— Тегак, — ответил мальчишка.
Имя половецкое. Наверное, из тех половцев, которым удалось закрепиться в Болгарии до нашествия монголов или после смерти Ивана Асеня. Может быть, потомок бойца из отряда Сутовкана.
— Не хочешь поступить ко мне на службу? — предложил я. — Мне оруженосец нужен. Будешь сыт и одет.
Привык я к слугам. Благодаря им, жизнь становится менее суетной и мелочной.
— А ты кто? — спросил Тегак.
— Рыцарь, — ответил я, добавив про себя: «Рыцарь морского образа».
— Рыцари на конях ездят, а ты пешком пришел, — возразил мальчишка.
— Убили моего коня, — придумал я. — Завтра нового куплю.
— У меня отец тоже рыцарем был. Он на коне ездил, — сообщил Тегак.
На коне-то он ездил, только рыцарем вряд ли был. Скорее всего, служил наемником в легкой коннице. Но мальчишку расстраивать не стал. Каждый имеет право на сказочное прошлое.
— А ты научишь меня на мечах биться? — выдвинул Тегак последнее условие.
— И не только на мечах, — заверил я.
Я купил ему новую льняную рубаху, такие же, как себе, лосины со штрипками, кожаную безрукавку, соломенную шляпу и сандалии. Насчет обуви у меня были большие сомнения. Подошвы у парня так огрубели, что почти не уступали конским копытам. Сандалии будут ему долго казаться обузой. Все это было уложено в торбу. Сначала надо привести тело в такое же чистое состояние, как одежда.
