Инженер Петра Великого 10 - Виктор Гросов
Вечером, в нашей почетной тюрьме, гонцы от бургомистра принесли три письма. Три запроса на аудиенцию. Андреас Шлютер просил о встрече с «главным инженером посольства», господином Нартовым. Иоганн Брейне желал обсудить «торговые перспективы» с госпожой Морозовой. А профессор Абельгер требовал «философской беседы» с самим генералом Смирновым, «дабы понять природу зла, облекшегося в сталь».
Я отложил письма и усмехнулся, глядя на Анну.
— Похоже, наш цирк пользуется успехом.
— Пора продавать билеты, Петр Алексеич, — ответила она, пряча глазки, в которых плясали веселые бесенята.
На неделю мои апартаменты в данцигском замке превратились в самый странный салон в Европе. Густой аромат крепкого кофе, который варил мой денщик, смешивался с запахом дорогих голландских сигар и сухого рейнского вина. Каждый вечер в большой, гостиной с высоким готическим сводом собиралась компания, от одного вида которой любой европейский дипломат впал бы в ступор: моя «свора» — циничный прагматик Дюпре, молчаливый гений Нартов, хищная красавица Морозова — и наши «гости», три лучших ума Данцига, каждый со своими надеждами и сомнениями. Здесь вербовали идеей.
Первым в разработку пошел Шлютер. Каждый вечер он садился в одно и то же кресло у камина и молча слушал, изредка роняя едкие замечания. Он изучал наши станки взглядом хирурга, впервые взявшего в руки новый инструмент: сперва с недоверием, затем с профессиональным любопытством, пытаясь нащупать его суть. Я избегал разговоров о красоте и искусстве, предпочитая говорить на языке сопромата и строительных смет.
Однажды вечером, когда остальные увлеклись спором о природе электричества, я подозвал его к огромному столу с разложенными картами.
— Господин Шлютер, — сказал я, указывая на пустое, заболоченное пространство в устье Невы. — Вот здесь через десять лет будут стоять десятки каменных дворцов, сотни домов, верфи, арсеналы. Все это нужно спроектировать и построить.
Он бросил взгляд на карту, затем на меня. Ни тени интереса.
— Пустые мечты, генерал. У вас нет ни мастеров, ни материалов. Я видел в Берлине, как рушатся замки, построенные на куда более твердой земле.
— Именно поэтому я и говорю с вами. — Я развернул перед ним другой свиток — детальный чертеж парового копра для забивки свай.
Он склонился над чертежом, и его пальцы с обломанными ногтями — пальцы не придворного, а рабочего — бережно коснулись бумаги.
— И вы собираетесь строить на этом? — он ткнул пальцем в чертеж. — Эта станина не выдержит вибрации. У вас все развалится через неделю. Я видел, как рушатся конструкции и покрепче.
— Именно поэтому нам и нужен человек, который видит такие вещи, — ответил я. — Который знает, как рушатся замки. Чтобы строить те, что стоят веками. Мы не предлагаем вам заказ на очередную конную статую, господин Шлютер. Мы предлагаем вам чистый лист. Возможность построить с нуля идеальный город. Мы даем неограниченные ресурсы и полную свободу творчества. А взамен просим одного — ваш гений.
Есть контакт. В его башке закрутились шестеренки. Обида? Унижение? Все это отличное топливо, а я только что подкинул ему чертеж реактивного двигателя. Теперь полетит куда надо. Я предлагал шанс на самый крупный строительный подряд в этом веке.
С Брейне все было иначе. Его не интересовали ни слава, ни власть. Каждый вечер он приносил с собой какой-нибудь диковинный предмет из своей коллекции.
— Господин Брейне, — обратился я к нему однажды, когда он с восторгом рассказывал Анне о новом виде тюльпана. — Ваша коллекция великолепна. Вы собрали под одной крышей чудеса всего известного мира.
Он расцвел от похвалы.
— Но мир гораздо больше, чем вы думаете. — Я подвел его к карте России. — Все, что вы знаете, — узкая прибрежная полоса. А что там? — мой палец медленно пополз на восток. — Что там, в бескрайней тайге, в ледяных пустынях? Какие звери там бродят? Какие травы растут? Этого не знает никто. Целый континент. Неизведанный, неописанный, нетронутый.
Он смотрел на карту как завороженный, его дыхание стало прерывистым.
— Мы не предлагаем вам купить у нас сибирскую пушнину, господин Брейне, — продолжила Анна, идеально подыграв мне. — Мы предлагаем вам первому в истории описать этот мир. Мы готовы профинансировать самую грандиозную научную экспедицию. Вы получите корабли, солдат для охраны, лучших проводников. Все, что вы найдете, будет носить ваше имя.
Продано. Я предложил ему гигабайты сырых, необработанных данных. Для такого маньяка-систематизатора это то, от чего он уже не сможет отказаться.
Сложнее всего оказалось с профессором Абельгером — настоящей скалой. Каждый вечер он пытался втянуть меня в философский спор.
— Вы несете, генерал, новую чуму! — гремел он, стуча тростью по полу. — Вы говорите о школах, а я говорю о тысяче трупов на поле под Витебском! Вот плоды вашего «просвещения»! Вы создали самую эффективную в мире смерть и теперь хотите научить детей, как правильно пользоваться ее косой!
Я ждал, пока он выдохнется, чтобы спокойно ответить.
— Вы правы, профессор. Абсолютно правы. Это была рубка, которая спасла жизни десяти тысяч моих солдат — их бы просто вырезали в той ловушке. Нож в руках хирурга спасает жизнь, в руках убийцы — отнимает. Дело не в ноже, а в руке, что его держит.
— И в чьих же руках ваш нож, генерал⁈ — не унимался он. — В руках царя-деспота!
— В руках Империи, которая веками жила в темноте и невежестве, — парировал я. — Мы строим не только пушки, профессор. Мы строим школы. Мы хотим научить миллионы крестьянских детей читать и писать, но для этого нам нужны учителя. Нужны люди, которые объяснят, как не превратить знание в яд.
Я развернул перед ним наброски устава для будущей Академической гимназии в Петербурге.
— Мы предлагаем должность, профессор Абельгер. Хотя, нет, не должность. Мы предлагаем миссию. Создать систему образования для целой страны. Написать учебники, разработать правила. Воспитать новое поколение людей мыслящих граждан. Стать отцом русского Просвещения. Да, мы даем им в руки опасные инструменты. Так научите их
