Иркутск – Москва - Александр Борисович Чернов
— Доктор Кюн попросил предупредить Вас, господин вице-адмирал: не более двадцати минут. Лучше — меньше. Врачи опасаются, что… — она вдруг запнулась, подняв на Петровича исполненные печали, удивительного, василькового цвета глаза, — Что следующего скачка температуры, не дай-то Господи, если он случится, Степан Осипович может не перенести. Настрадался. И сердце очень слабое.
— Понятно, столько дней уже горячка держится… Постараюсь. Но ведь я не знаю, зачем он меня потребовал?
— Позвал. Не потребовал, Всеволод Федорович. Возможно, проститься… — девушка со вздохом повернулась к нему спиной и медленно направилась к выходу из приемной. По тому, как вздернулись в сдерживаемом рыдании ее плечи, Петрович осознал, наконец, что дела у Макарова реально плохи.
«Господи! Ну, почему? Почему?.. Ведь шел же уже на поправку…»
Осторожно присев на стул возле маленького столика с какими-то медицинскими склянками, Петрович, как мог, деланно бодро, улыбнулся командующему:
— Добрый вечер, Степан Осипович. Как Ваше ничего?
— Рад видеть Вас, мой дорогой… А ничего… оно и есть — ничего. Эскулапы, похоже, ни черта не понимают, что у меня с ногой творится. Вчера опять ковырялись. Исказнили, живодеры… Ночью подумал, что Богу душу отдаю, так мне весело было… С утра — жар опять, до беспамятства. Верочке спасибо, сутки от меня не отходила, отпаивала… Как видите, с ее и Кюна с Лебедевым помощью, пока отбился от костлявой. Но, говорят, гноя вышло — стакан почти. Это совсем не радует…
— Да, полно-те Вам! Меня они уверяют, что скоро Вы на поправку пойдете, обязательно. И уже к нашему возвращению от берегов супостата, на своих двоих порхать будете.
— Всеволод. Не хорохорься, пожалуйста. Не знаю, доживу ли до вашего отхода. Не то, что до возвращения. Был бы я игроком — три к одному поставил бы, что на этом свете мы уже не свидимся больше…
— Ай, перестаньте глупости говорить! — всплеснул руками Петрович, понимая при этом, что скорее всего Макаров прав, — Все обязательно обойдется. Понятно, что температура и процедуры всякие Вас измучили, уколы, лекарство это новое, но раз температура скачет, значит организм Ваш борется, так что…
— Так что они, доктора мои разлюбезные, уже шушукаются меж собой про ампутацию. Выше колена. Этого я в нынешнем состоянии точно не перенесу… Такие дела, друг мой. Потому тебя и позвал. Не затем, чтобы ты докладывал в очередной раз, как и кто к походу и бою изготовился. В тебя я верю, ты теперь и борозды не испортишь, и вспашешь, как надо. Про «заделку» на «Орле» все знаю, инженеры доложили подробно позавчера. С десантно-высадочными средствами успели, по артиллерийской части прорех нет. Так что — Бог вам в помощь, в успехе вашем не сомневаюсь…
А вот в моем успехе есть сомнения. И серьезные…
— Но, Степан Осипович…
— Стоп, не перебивай, пожалуйста! Пока лихорадка отступила, и я в полном сознании, хочу тебя, Всеволод Федорович, об одном очень важном одолжении попросить. Для того ты и здесь.
— Не волнуйтесь, все будет исполнено, Степан Осипович.
— Вот и чудненько… Вон, у окна справа, на столике газетном, видишь бумагу и карандаши?
— Угу…
— Давай-ка, друг мой, садись к нему поближе. И сделай счастье покалеченному старику. Если вдруг не судьба нам больше встретиться… И не смотри на меня так! Ибо мы в равных условиях: меня эскулапы тут норовят зарезать, а у тебя впереди бой. Каких со времен Корфу русский флот не видывал. Только совсем в ином масштабе дельце. Знаю, что в боевой рубке не усидишь. А Япония вся молиться будет за то, чтобы удалось выпалить по тебе тою пулею или тем снарядом, которые по твою душу персонально отлиты. И Америка с Англией с ними…
Так что, набросай-ка мне, милый мой человек, эскизики тех корабликов, что станут основными классами во флотах лет через двадцать, через полвека, и в тот год, откуда вас четверых к нам занесло. И особенно — про оружие их. Размещение, общие принципы действия, возможности. Ведь правда сущая, что корабль суть самоходная плавучая платформа для его вооружения.
Если к тому времени, как закончишь, я еще в сознании буду, обсудим это. Потом ты всё это сожжешь. Здесь же. Вон в той печке. Ну, а если не буду… Значит, не судьба. Все равно сожжешь… И позови Верочку. Попрошу, чтобы не мешала работать или где-то по соседству пока тебя устроила. Но пока есть шанс, что я это увижу, из госпиталя ты не выйдешь. Договорились?
* * *С одной стороны, желание Макарова было понятно. Даже находясь одной ногой на смертном одре, наш «беспокойный адмирал» не мог изменить своей пытливой, жаждущей любой новой информации в интересующих его сферах натуре. И естественно, жестоко корил себя за то, что из-за военной текучки не поторопился тотчас вскрыть кладезь бесценных знаний, коей несомненно являлся для него Петрович. И, понятное дело, сейчас он из последних сил пытался наверстать хоть что-то из упущенного.
Но с другой стороны, сам Петрович иначе видел формат «введения в курс дел» Степана Осиповича. Ликбез с картинками тут категорически не подходил. И поэтому остановился на варианте ряда приватных лекций, для последовательного, не слишком резкого погружения Макарова в вихрь столетнего прогресса флота в его неразрывной связи с революционными изменениями в энергетике, в системах управления и связи, с появлением «электронных мозгов» у высокоточного оружия. Он намеревался аккуратно, не шокируя, подвести Макарова к тому, как самолет, подводная лодка, радар, «умные» ракеты и подводные средства поражения, а также космические аппараты разведки, целеуказания и позиционирования сделают морскую войну принципиально иной, нежели она кому-либо представляется сейчас.
Ведь в будущем, которое совсем недавно для Петровича было настоящим, моряки враждующих сторон не смогут даже в бинокли увидеть друг друга, нанося противнику молниеносные, смертельные удары через сотни и тысячи километров, с небес или из-под полукилометровой водной толщи! Перед ними встанут задачи абсолютно иных масштабов и свойств. Таких, что одна дивизия атомных подводных ракетоносцев сможет испепелить,
