Честность свободна от страха - Саша Фишер
Ничего не приходило в голову. Что он знал про этот театр, кроме адреса? Ни-че-го. Почему-то раньше ему казалось, что работа газетчика — это примитивное занятие для бездельников. Строчи себе заметки о всякой ерунде и живи припеваючи. Ну же, это так просто! Давай, Шпатц Грессель, сочини коротенькую заметку про Сигилд пакт Пфордтен! Что бы ты о ней рассказал?
Шпатц захлопнул блокнот и снова заходил по комнате. Кажется, Крамм переоценил его способность к самостоятельной работе. Хотелось с кем-то поговорить, спросить совета или… Подождите… Комендант Каупляйн пишет пьесы. Может он знает что-то об этом театре Хаффенхоффа и Смирненхоффа, кроме адреса?
Шпатц вышел из комнаты и быстро сбежал по лестнице на первый этаж. Герр Каупляйн был на месте и сосредоточенно писал, как всегда.
— А, герр Грессель! Рад вас видеть! — комендант прикрыл тетрадь.
— Здравствуйте, герр комендант. Хотел попросить вас не будить меня завтра, мне не нужно рано утром в контору.
— О, это прекрасно! Вы у нас самая ранняя пташка, значит мне тоже удастся подольше поспать!
— И еще кое-что… Вы же пишете пьесы, герр комендант, вы должны знать многое о театрах Билегебена.
— О, спрашивайте, буду рад вам помочь! Сейчас я редко хожу на представления, но когда-то не пропускал ни одной премьеры!
— Театр Хаффенхоффа и Смирненхоффа… Вы что-нибудь знаете о таком?
Лицо коменданта резко изменилось.
— Почему вы спрашиваете об этом… месте? — губы коменданта сложились в презрительную ниточку, глаза стали холодными, как две ледышки. — Вы собираетесь к ним на… гм… представление?
— Нет, герр комендант, — торопливо ответил Шпатц. — Это по моей работе. Герр Крамм поручил расспросить об одном человеке, который там работал. А мне про этот театр известен только адрес… Извините. Если вы не хотите говорить…
— Это не театр, — комендант смягчился и расслабился. — Там не ставят пьес. Это вульгарное и низкое место, туда ходят, чтобы посмотреть, как на сцене кривляются голые женщины и переодетые в женское платье мужчины. Не знаю, почему департамент морали до сих пор терпит это место в Билегебене!
— Там устраивают представления для взрослых?
В Сеймсвилле непристойные представления появились совсем недавно, и, как утверждалось, по шварцландской моде. Пять лет назад департамент морали Шварцланда принял решение, что традиционные дома терпимости и здоровые эротические перфомансы положительно влияют на бодрость духа и счастье нации. Индустрия непристойностей была выведена из тени и жестко лицензирована.
— Я человек строгих правил, герр Грессель. Мне никогда не понять, почему в нашем государстве этот разврат поощряется. Моя бы воля, я бы выжег все эти притоны под корень! Но Хаффенхофф и Смирненхофф позиционируют себя как искусство, а не как дом терпимости. И это еще более отвратительно!
— Мне жаль, что я расстроил вас, герр комендант, — Шпатцу действительно было неудобно, словно это он устроил притон и назвал его театром. — Спасибо, что рассказали мне. Теперь я буду хоть немного готов к завтрашней беседе.
— Вы хороший человек, герр Грессель, — комендант отечески улыбнулся. — Не попадитесь на крючок этих… этих… не знаю, как их назвать даже. Некоторые люди хуже любых виссенов, будьте осторожнее!
Найти театр Хаффенхоффа и Смирненхоффа оказалось не так просто. По адресу Пактштрассе 14 стоял обычный четырехэтажный дом из серых каменных блоков, даже без магазинов на первом этаже. Шпатц обошел его вокруг, не увидел никакого намека на вывеску или указатель. Спрашивать у прохожих было неудобно, поэтому он еще раз прошелся вокруг. «Может это ошибка?» — озадаченно подумал он, читая над входной дверью список жильцов. Очень хотелось признать поражение, развернуться и уйти. С другой стороны, после разговора с комендантом ему стало любопытно посмотреть на это заведение. Самому герру Каупляйну он не сказал, но себе-то он мог признаться, что он не имел ничего против непристойных перфомансов и эротических представлений! В Сеймсвилле он с друзьями дважды попадали под облаву, им приходилось сбегать через заборы и подворотни с «пикантных танцев обученных в Биленебене девушек и юношей». И вот сейчас он топтался рядом с заведением, вызвавшем ярость у ревнителя морали, но не мог найти в него вход!
Шпатц подергал дверь, и она неожиданно оказалась не запертой. За ней открылся проход во внутренний дворик. Вывеска «Театр Хаффенхоффа и Смирненхоффа» была скромной, но Шпатц так долго ее искал, что сразу же заметил. Судя по указателю, следовало взобраться по внешней металлической лестнице на самый верх. Ну что ж, небольшая победа!
Дверь на чердак была распахнута настежь, бархатная портьера отведена в сторону и привязана золотистым шнурком с кистями к дверной ручке. В нос ударил запах горелого мяса. Шпатц осторожно сделал шаг в прихожую.
— Эй?
— Подождите секунду, сейчас я выйду к вам! — раздался голос откуда-то из полумрака. Шпатц осмотрелся. Помещение было большим и каким-то неряшливым. Не было ни касс, ни вестибюля. Сцена была сколочена из портовых ящиков, на некоторых даже сохранилась маркировка. Зато занавес и портьеры были роскошны — тяжелый бархат темно-красного цвета от пола до потолка. Вместо кресел пол был усыпан горами подушек. Справа от сцены на металлической штанге висели платья, мерцающие множеством блесток. Небольшие окна с внутренней стороны были закрыты ростовыми зеркалами в облупившихся золоченых рамах. В разных местах зала валялись шляпы, зонты, случайные предметы одежды, пустые бутылки и бокалы.
— Рад видеть вас, кто бы вы ни были! — если бы не голос, Шпатц бы с первого взгляда решил, что перед ним женщина. Из-за портьеры вынырнула фигура, закутанная в цветастый шелковый халат, на голову намотано полотенце, а под глазами — следы расплывшейся туши. — Я Диди Смирненхофф, с кем имею честь разговаривать?
— Шпатц Грессель, я по поручению редактора «Фамилиенцайтунг».
— Ах да, он предупредил, что вы зайдете. Идите за мной! — и Смирненхофф вертлявой походкой, лавируя между подушек и иногда отпинывая бутылки в сторону направился в сторону сцены. — Извинте, я готовил мясо, но решил принять душ и забыл про него! Теперь ужасно воняет! Но вы не думайте, у нас не всегда так. Теперь вот сюда, осторожно, здесь низкая балка, не ударьтесь!
Шпатц поднырнул под занавес и оказался в крохотном комнате, где помещались только диван, кресло
