Игорь БЕЛЫЙ - Заговор Сатаны. ИСПОВЕДЬ КОНТРРАЗВЕДЧИКА
Он присел рядом со мной на соседнее кресло. Седые густые волосы его были аккуратно зачесаны назад. Защитного цвета френч, с ярко начищенными медными пуговицами, галифе и мягкие сапоги – все это, даже манера шагать по кабинету, напомнило мне недавно ушедшего из мира живых Сталина. Мао Цзе Дун явно подражал этому великому политику. Глубоко посаженные черные и жгучие глаза китайского вождя смотрели цепко и проницательно. Но я пришел к нему с миром и братским отношением, и мне нечего было от него скрывать. Мне кажется, он это понял сразу.
После минутной паузы Мао Цзе Дун с большим интересом спросил про Венгрию:
– Что там произошло?
Я все вкратце рассказал и, как бы попутно, спросил:
– А откуда вам известно, что я там был?
Он прошел к книжному шкафу, взял что-то и подошел ко мне. Когда я глянул, то увидел, что это была фотография, где мы с Андроповым засвечены около нашего советского посольства. И Мао Цзе Дун проговорил:
– Мы тоже следим за ситуацией: Хрущев есть Хрущев, а социализм – это наше общее и будущее всего человечества.
Мы вместе: Мао Цзе Дун, Чжоу Энь Лай, переводчик и я пообедали. На столе красовались разные яства, национальные китайские, например, маринованные побеги молодого бамбука, курица, запеченная в сахарном песке, между прочим, весьма вкусная. И наши пельмени, приготовленные по-домашнему, видимо, из уважения к нам, к нашей стране. И многое другое. Передо мной стоял графин с водкой, настоянной на змее, которая и лежала на дне этого графина. Мне стало плоховато от одного вида этой змеи. Мао Цзе Дун это заметил, резко распорядился, и графин со змеей мгновенно убрали.
Мудрый и внимательный, китайский вождь все замечал. А едва застолье склонилось к легкому опьянению, как появились музыканты. На мелодичных национальных струнных инструментах они заиграли вальс «Амурские волны». Звуки вальса, отражаясь от деревянных стен зала, усиливались, как будто умножаясь, затихали и снова взлетали ввысь, теребя мое сердце и волнуя душу с детства знакомой музыкой родины. Неожиданно стройная, удивительно яркая и обаятельная китаянка подошла ко мне и пригласила на танец. Я кружился с ней в вальсе, испытывая незнакомое доселе чувство какой-то чужой новизны, восточной новизны в русском вальсе. Это и привлекало, и пугало, тревожило меня.
В финале этого дружеского и дипломатического обеда мне привезли оформленные документы на беспрепятственный переход и проезд на территорию КНР на любом участке китайско-советской границы. Лично Мао Цзе Дун подписал их, и мы расстались. Но, провожая меня, он сказал:
– Передайте мой искренний привет маршалу Жукову. Хрущев же, когда перепьет, может наговорить многое, но китайский и советский народы будут братьями в веках! 10 декабря из Алма-Аты я позвонил Г. К. Жукову, рассказал ему о посещении Китая и передал привет от Мао Цзе Дуна, считая свою миссию успешной и полезной.
Жуков от души меня поблагодарил и сказал:
– Я после Нового года буду в ТуркВО, и там мы встретимся. Побывал я пару дней в Будапеште, все, что мы с тобой обговорили, – сделано. Садыков и в самом деле молодец, но он никак не нахвалится тобой, просил передать привет. С Юрием Владимировичем тоже переговорили, выбор твой верный, так что все идет хорошо. Яшка (Янош Кадар) трудится не покладая рук, он тоже передает тебе большой привет и желает всяческих успехов, выпячивай грудь под венгерскую награду Работы было много и приходилось спешить, да и неустроенность и неопределенность в гражданской работе тоже создавала некоторый душевный дисбаланс.
И не потому, что меня не могли бы устроить, чтобы я сидел и получал хорошую зарплату; нет, это предложение было неоднократно, но я не мог об этом и подумать. Что мне нужно, так это постоянно перемещаться, и второе – это то, чтобы быть постоянно в напряжении и форме. Поэтому, встретившись с Юсуповым, я ему сказал, что работать буду шофером, так как мне нужно постоянно быть в разъездах, много слышать и много знать, а придет время, потом посмотрим. Сей¬ час надобно побыть в Тюратаме и на Байконуре, а также на полигоне. Рассказал ему, как меня приняли в Китае на самом высшем уровне. Я даже не предполагал, что меня примет Мао Цзе Дун, к тому же гостеприимство было откровенное и даже радушное. Я тут же Юсупову сказал, что он, наверное, скоро переедет работать в Алма-Ату. Уточнил, так это или нет. Он подтвердил свое решение о переходе и тут же предложил: «А что, если и ты переедешь в Алма-Ату с семьей? Там все-таки столица – это первое, второе – мы придумаем более подходящую работу». Я поблагодарил Исмаила Юсупова за заботу, но сказал: «Мне нужно быть поближе к Тюратаму и Байконуру, немалую важность играет и прикаспийский полигон. Насчет работы все утрясется, к тому же я люблю баранку крутить. Любая крыша хороша, лишь бы она не протекала и хорошо укрывала, основное – уложенное под этой крышей». «Хорошо, хорошо, извините», – проговорил Юсупов, и мы с ним расстались. Я поехал домой, то есть в совхоз «Джувалы», который М. М. Чепурин переименовал в совхоз «Мичурина», а отдельный когда-то совхоз «Каучук», где останавливалась Хелен Бреун, стал отделением совхоза «Мичурина», а так все осталось, как и было в 1948-1952 гг., в начале моей работы с Александром Васильевичем и Хелен Бреун.
Ребята и девчата, мои сверстники, все переженились и повыходили замуж. Однажды встретил Катю, она тоже вышла замуж за милиционера. Поздоровались мы с ней как родственники, поговорили о житье-бытье. Она работала продавцом в магазине на станции Тюлькубас, такая степенная и аккуратная дама стала. Я ей сказал, что работаю шофером, но она перебила и говорит: «Я слышала, ты в техникум поступил». Я подтвердил этот свой революционный шаг к постижению науки. «А ты, – говорит Катя, – все такой же скалозуб, ну и здоров же ты стал, шея – как у быка. Поговорили еще кое о чем и разошлись. Я смотрел ей вслед и думал: такая была, казалось мне, беззащитная, а она вон какая стала, настоящая хозяйка.
Все вокруг было вроде бы таким же, как в те годы, пока я отсюда не уезжал, но вместе с тем многое изменилось, вероятнее всего, в моем видении и понятии перемен, однако я быстро мысленно ушел от воспоминаний и сравнений. Работы было «непочатый край». Пришел домой, семейный уют всегда создает покой для каждого, но я, как мама говорила: «казенный ты человек», действительно был поглощен работой в совхозе шофером, основной, которую я неожиданно заимел в этом совхозе благодаря Александру Васильевичу и которую я тогда серьезно не воспринимал, а думал, что это временное явление – уедет Александр Васильевич и все останется по-прежнему.
Но когда я по-настоящему понял, кем являлась Хелен Бреун, когда сняли с нее бумажную шубу – приказ Даллеса, Трумэна и Эйзенхауэра, я многое осмыслил. И после знакомства с тем самым фашистским изобретением, документом, подписанным этим дьявольским триумвиратом, я всем существом своим сросся с профессией солдата невидимого фронта навсегда, пока я способен перемещаться и дышать.
Вот и сейчас срочно нужно подготовить предложение Г. К. Жукову по некоторым изменениям в работе СВПК за рубежом, побывать в Тюратаме и на Байконуре и все это делать незаметно для других, кроме директора совхоза – М. М. Чепурина (он все знал и всячески помогал мне).
Георгий Константинович Жуков прилетел в Ташкент 14 января 1957 года. Встретились мы с ним в штабе ТуркВО, много говорили по международным проблемам и работе СВПК в изменившихся условиях. Агенты разведок США, Англии, Германии, Франции, Японии не только нагло, но и малоподготовленными лезли в СССР, в каждую щель, специально оставленную нами под видом «халатности» и недосмотра.
Более подготовленных шпионов мы перевербовывали и возвращали их в те страны, из которых их к нам засылали. Эти агенты-двойники не соприкасались с нашими контрразведчиками, которые исполняли свой долг за рубежом по своей линии и отслеживали действия «наших» новых агентов-двойников, перевербованных нами. Мы знали о них все: кто действительно стал служить нам верой и правдой, а кто решил по совету А. Даллеса «подзаработать». Такие ловкачи разоблачались там, в тех странах, и сдавались в местные органы этих стран с увеличенной виной в несколько раз. Были, конечно, и неудачи.
Все мы с Георгием Константиновичем вместе разложили по полочкам, проанализировали и ошибки, и успехи. Потом рассмотрели разработанный мною план пересмотра некоторых функций, выполняемых нашей контрразведкой за рубежом.
Г. К. Жуков внес свои дополнения, хотя их было немного, но мне было полезно их тоже усвоить для дальнейшей работы. Чем мы могли гордиться, так это тем, что из 123 648 человек нашей контрразведки, работающей в разных странах, не было ни одного случая измены, как это порой было в КГБ. Мы не могли отнестись равнодушно к последствиям XX съезда ВКП(б) – разоблачению культа личности Сталина Н. С. Хрущевым и возне воинственно-разрушительного империализма США (и его важной олигархической составляющей – воинственно-разрушительного иудаизма США) вокруг этого вопроса. Мне были предоставлены широчайшие полномочия по межгосударственным связям между СССР и КНР. Время было сложное.
