Наталья Павлищева - Колыбель времени
Наконец ее пристроили в отведенные покои, приставили не то служанок, не то охранниц и хотя бы до следующего утра оставили в покое. Лежа полночи без сна, Елизавета снова и снова мысленно перебирала свои последующие возможные действия. Чтобы выжить, нужно подчиниться или хотя бы сделать вид, что подчинилась. Еще раз испытывать судьбу рискованно, Тауэр недалеко. А если Мария потребует выйти замуж за какого-нибудь испанца?! Нет, она же должна считаться с желаниями сестры, не может королева вот так просто потребовать от Елизаветы переступить через свои чувства! И вдруг прекрасно поняла, что вполне может. Если посадила в Тауэр и не пожелала хотя бы выслушать, то сможет.
Что же делать? Устав от тяжелых мыслей, Елизавета решила, что думать об этом рано, кто знает, что произойдет завтра? Жизнь научила девушку так далеко не загадывать. Тем более у королевы схватки…
Но схватки закончились ничем, видимо, рожать все-таки рано. Все решили, что это к лучшему, преждевременно родившийся ребенок мог и не выжить. Марию даже поздравляли с тем, что роды не произошли, она растерянно кивала, явно чувствуя себя не слишком хорошо и уверенно.
Наряды дам хотя и изменились, но не столь сильно, здесь задавала тон сама королева, а Мария давно одевалась очень закрыто, никаких вольностей. И все же Елизавета испытала легкий шок, когда поняла, что ее рукава с богатыми отворотами теперь выглядят полной деревенщиной, а чепцы придется срочно менять! Но как раз по поводу чепцов она не расстроилась, носить большое сооружение, скрывающее роскошные волосы, ей всегда было в тягость. Зато маленькие чепчики, едва видные на расчесанных на прямой пробор волосах с пышными дугами по бокам, подходили Елизавете куда больше. Что ж, во всем есть своя прелесть, в том числе и в новой моде. Пусть у мужчин смешно топорщатся джеркины на пышных штанишках и пивных животах, ей самой очень шли и новые прически, и двойные рукава — верхние короткие с пышной сборкой, а нижние узкие без всяких отворотов, лишь с небольшими оборками у запястья. Чепчики позволяли показать роскошные волосы, а рукава — продемонстрировать красивые кисти рук — как раз то, чем Елизавета так гордилась. Талию можно утянуть, спину выпрямить, а вот пальцы длиннее или ровнее не сделаешь!
Но даже вполне подходящая новая мода не примирила ее с новым положением. Не принцесса, не узница, непонятно кто.
Елизавета попросилась на прием к королеве сама. Она решила, что не станет жаловаться ни на судьбу, ни на своего тюремщика, ни на что другое. Жалость унизительна, и младшей сестре вовсе не хотелось, чтобы старшая ее жалела, тем более Мария сама явно нуждалась в жалости. Елизавета поняла это, едва взглянув на Филиппа. Дело не в том, что супруг королевы много моложе ее и выглядел едва ли не сыном Марии. Главное — его взгляд, в котором не было никакой надежды! Он не ждал рождения наследника от этой женщины!
От младшей сестры не укрылся и другой взгляд, которым Филипп окинул ее саму, — оценивающий и даже вполне довольный. Сомнений не оставалось — если Мария не переживет роды, то ее супруг долго горевать не станет, предложив свою руку Елизавете. Это страшно испугало девушку, Мария могла простить ей попытку выскочить без спроса замуж за кого-то другого, но симпатию мужа не простит никогда. Запахло не просто Тауэром, а тем самым эшафотом, даже если его уже разобрали!
Самым большим желанием Елизаветы было уехать в Хэтфилд и больше в Лондоне не показываться. Пусть себе рожают наследников, правят, милуются или ссорятся, только без нее. Но Мария не собиралась отпускать сестру от себя. Почему? Этого не мог понять никто, сначала спрятала в самую глушь, а теперь требовала к себе каждый день. Началось хождение по жердочке над пропастью. Нельзя обидеть ни королеву, ни ее супруга, но и дать повод для сплетен тоже нельзя. Хоть бы уж Мария скорее родила! — мысленно молилась Елизавета. Тогда ей будет не до сестры, и можно уехать.
Она вышивала для будущего племянника набор одежды, потому что всегда славилась способностью к рукоделию. Рубашечка и чепчик действительно получились на загляденье. Тяжелее всего заставить себя не думать, что такие же вещицы можно было вышивать для собственного ребенка. Наконец ее набор, как и множество других, готовы… Готовы и роскошная родильная комната, и еще более богатая детская с изумительной колыбелькой… Который месяц во дворце жила кормилица с тремя младенцами, чтобы молоко было в первый же миг, как только понадобится… Все готово для будущего наследника английского и испанского престолов…
Узнав, что Елизавету вернули ко двору, я примчалась из Доннингтона, наплевав на любые запреты или разрешения!
— Кэт, как же мне тебя не хватало все эти месяцы!
Мы не виделись год, а казалось, полжизни.
— Ваше Высочество, мне кажется или вы подросли за эти месяцы?
— Правда? — Елизавета, смеясь, оглядела себя. — Нет, это просто новая мода, на мне платье королевы, свои сшить еще не успела.
— Я позабочусь, сделают быстро.
— Кэт, как ты жила все эти месяцы?
— О… когда-нибудь расскажу, Ваше Высочество. День и ночь молила Бога, чтобы вас поскорее выпустили.
— Быстрее бы уж королева родила. Как ты думаешь, она после своих родов позволит мне уехать в Хэтфилд? Я не хочу жить при дворе.
Я чуть хмыкнула, Бэсс заметила, вгляделась мне в лицо:
— Что?
— Я бы тоже этого желала, Ваше Высочество. Куда лучше в Хэтфилде.
Взгляд сказал много больше, во дворце стены имеют уши, и за шпалерами могут прятаться любители слушать чужие разговоры.
— …Ренард, вы обещали…
— Ваше Величество, но женщина как в воду канула. Боюсь, что ее действительно убили. Могу только предложить другую, есть несколько на выбор на сносях…
Филипп зашипел, словно рассерженный гусак:
— Вы с ума сошли?! Я должен признать своим ребенком чужого?!
— Ну хотя бы на время? Потом мы постараемся, чтобы ребенок погиб, а обвиним в этом тех, кто слишком много знает…
— И они на допросе расскажут все о ваших ухищрениях? Нет уж, пусть королева лучше рожает своего…
— Кто рожает?
— Ее Величество. — Взгляд серых глаз тверд, челюсть заметно выступила вперед, словно свидетельствуя о непреклонной воле.
— Но…
— Королева, вне сомнений, беременна. Не могут же ошибаться столько людей? Да и она сама… Она же чувствует шевеление, живот растет. Возможно, просто ошибка в сроках? Родит!
Ренард с трудом удержался, чтобы не схватиться за голову.
Филипп поверил во всеобщий обман и теперь категорически отказывался что-то делать. Только свой ребенок, и ничей больше. Ренард был вынужден признать, что они немного перемудрили с той женщиной. Понеся от короля, она должна была жить где-нибудь в тайном месте до самых родов, но тогда все вокруг было наводнено агентами французского посла, и Ренард не рискнул помещать женщину куда-то, чтобы не привлекать внимание. А когда с агентами удалось расправиться, кого-то перекупив, а кого-то даже отправив на костер, женщина вдруг пропала. Однажды днем ушла смотреть казни и не вернулась.
Ренард при помощи своих людей поставил на уши весь город, обыскал каждый уголок, расспросил всех, кого только можно, но женщина как в воду канула. Понятно, что ее вывезли тайно. Кто вывез? И вдруг он вспомнил одну встречу… Начался новый виток расследования.
Тащившая полную корзину белья прачка подняла голову, прислушиваясь. На нее почти налетел рослый конюх, спешивший по своим делам, ругнулся, но замер, повинуясь жесту женщины. Следом за ней насторожились и двое увлеченно беседовавших мужчин. Нет, не показалось, над Лондоном слышался колокольный звон! Первыми зазвучали колокола в храме Святого Стефана, что в Вальбруке. Один за другим им отозвались почти все остальные. Лондон приветствовал рождение у королевы сына, над городом поплыл перезвон в честь наследника двух престолов — английского и испанского. Жители перекрикивались:
— Родился?!
— А то, не слышишь, что ли?
— Сын?
Дурацкий вопрос, кто еще мог родиться у королевы, как не долгожданный сын!
Никто из чиновников сведения не опровергал, правда и кто дал команду звонить, тоже выяснить не удалось, но радостный перезвон поплыл над Лондоном, словно перечеркивая все плохое, страшное, что было раньше, утверждая, что теперь будет только хорошее. Уставшие от неурядиц, религиозной вражды, бунтов, казней, неурожаев и плохой погоды англичане радовались, как дети. Стояла на редкость хорошая погода, ярко светило солнце, казалось, что все дурное осталось в прошлом, рождение этого младенца примирит всех, черная полоса в жизни Англии закончилась, теперь все будет хорошо.
Разве можно не приветствовать рождение этого ребенка? Лондон взорвался не только колокольным перезвоном, но и тысячными криками восторга! Залитый солнечными лучами, он звенел множеством счастливых голосов:
