Помощник ездового - Александр Вячеславович Башибузук
— Запомнил? Но, а теперь о хорошем. Твои действия оценены как доблестные, своевременные и правильные, — комиссар добродушно улыбнулся. — Принято решение оставить тебя в командирах отделения. Приказ уже есть, так что вступай в должность. Рота вся в разгоне, поэтому официально объявим, когда будет возможность. Ты смотри, я в твоем возрасте еще пацан-пацаном огороды обносил, а ты вон, скакнул. Молодец, ничего не скажешь.
Вышестоящее командование нами уведомлено о твоем героизме, так что, жди награду…
«Вот и первый шажочек, — Лешка про себя улыбнулся. — Званий пока нет, но целого комотделения выслужил. Лиха беда начало…»
— Тут Куц приходил, к себе в ЧОН тебя хочет забрать, — Баронов нахмурился. — Мы отказали. Если сам к тебе попробует подкатить — отшей. Там ты так простым коммунаром и останешься, а у нас дальше пойдешь. Кстати, я тебе рекомендацию в комсомол дал, так что скоро примем. Это надо. И девчонку твою примем. А чего тянуть, завтра все и организуем. Ты там задумайся, если решите связать себя узами брака, так сказать, мы это дело по своей линии проведем: мол, создали новую ячейку общества из сознательных элементов и так далее. И тебе польза и нам.
Алексей слушал и не задавал лишних вопросов, хотя предстоящее принятие в комсомол его изрядно потрясло. А точнее, вызвало целую гамму чувств, которые он так и не идентифицировал. Что такое комсомол он прекрасно знал, слышал много хорошего и плохого об этой советской организации. Но сам с мнением по этому поводу еще не определился. А вот сейчас, к своему сильному удивлению, он почувствовал даже какую-то странную гордость, словно всю жизнь мечтал стать комсомольцем.
— Пока тебя освобождаем от службы, — с видом благодетеля заявил Баронов. — Отдохни и подлечись. Вот тебе пропуск… — он быстро написал несколько слов на бумажке. — Можешь днем в город выходить. Сколько у тебя в отделении людей осталось?
— В строю шесть, но все легкораненые.
— Попробую найти пополнение, но не факт, а пока свободен.
— Есть, свободен, товарищ комиссар…
— Подожди…
Алексей обернулся.
— Совсем забыл… — Баронов улыбнулся. — Зайди в финчасть и получи жалованье на отделение. Тебе пока как красноармейцу выплатят, а со следующего месяца уже будешь получать как командир отделения. Все, свободен.
А уже за дверью нос к носу столкнулся с Бодиным.
Бодя сильно поменялся с того времени, как они виделись последний раз. Стал опрятным и подтянутым, даже вечно замасленную гимнастерку постирал, да пушок на физиономии выскоблил. Как уже успели Лешке сообщить, он теперь подвизался в должности ординарца при комиссаре.
— Лекса! — бурно обрадовался Бодя, схватил за руку Алексея и затряс ее. — Наслышан, наслышан, молодец, чего тут скажешь. Ты это… — он состроил огорченную гримасу. — Не держи зла, хорошо? Ну… сам понимаешь, кто старое помянет, тому глаз вон. Ежели что понадобится, подходи, все решим. Ага? Ну я побежал… дел невпроворот.
Лексу едва не выдернул руку, ощущение было, словно он за змею держался, да и в елейных глазах Бодина угадывалась лютая, незамутненная ненависть.
Но выказывать свое отвращение не стал, кивнул и вышел на крыльцо, облегченно вздохнул и оглянулся по сторонам. Со стороны конюшни доносилось фырканье и ржанье лошадей, тянуло аппетитным запахом слегка подгорелой каши, пара дневальных лениво заметало самодельными вениками плац, на флагштоке под легкими ветерком трепетал алый флаг, а возле него скучал постовой с винтовкой. До боли знакомая картинка, с учетом временных рамок.
Эскадрон разместили в бывших казармах эмирской гвардии, впрочем, как и все остальные части гарнизона. Правда, почти все подразделения снйчас гонялись по окрестностям за басмачами, поэтому казармы фактически пустовали.
Только Лешка шагнул с крыльца, как к нему подбежал чернявый и горбоносый парень — недавний «знакомый» чоновец, из числа той пары, что его задержала.
— Я Никита Клюев! — он сунул руку Алексею. — Тут такое дело… — он запнулся и зачастил. — Не держи зла на нас, дружище. Кто же знал, что ты такой героический. В общем, виноваты мы, исправимся.
— А если бы зарубили? — Алексей недобро посмотрел на Никиту, мгновение помедлил и все-таки пожал ему руку.
— Не зарубили бы! — твердо ответил парень. — Я бы не дал. А Ванька он такой потому что… в общем, есть причина. Его брата младшего… в общем, в плен Серега попал, а басмачи кожу с него сняли. А потом в баранью шкуру еще живого зашили и подбросили на наш пост… вот Ваньку и покорежило.
Лешка едва не вздрогнул, когда представил себе, что чувствовал этот незнакомый ему парень.
— Не держи зла, хорошо? Договорились? — Никита развел руками. — Ты сам откуда? Я из Москвы.
— Не буду, — Алексей кивнул. — Честно, не буду. Тоже из Москвы.
— О! Земеля! Вот и ладненько! — обрадовался Никита. — Еще увидимся, а сейчас мне бежать надо, иначе взводный шкуру спустит. Пока!
Лекса еще раз оглянулся, приметил под навесом неподалеку Костика и пошел к нему.
— Чего этот барбос от тебя хотел? — Костя проводил недобрым взглядом чоновца. — Я тут стоял, следил, ежели что, мигом к тебе. Ишь, пес…
— Все нормально, извинялся.
— Извинялся — это хорошо! — Костя улыбнулся и почесал перевязанную голову, засовывая под бинты указательный палец. — Что в канцелярии сказали? Небось, лаялись, как всегда?
— Комотделения меня утвердили.
— Ух, ты!!! — Костя хлопнул Леху по плечу. — Ну а как по-другому? Все наши за тебя. А на остальных плюнь, пусть зубоскалят.
— Воеводин умер…
— Етить!.. — ахнул Костя. — Ему же операцию сделали. Сука… надо было тех уродов все-таки выпотрошить. Какой парень был! Со своими тараканами, но правильный человек!
— Надо было, — тихо ответил Алексей. — Где наши?
— В санчасти все, а я вот тебя дожидался. Идем?
— Идем, только надо зайти за жалованием в финансовую часть. Знаешь где она?
— Жалованье? — Костя опять почесал голову. — А хрен его знает, где эта часть. Я еще жалование ни разу не получал. Даже интересно.
Финчасть оказалась в неказистом сарайчике, сбитом из жести. В душной комнатушке тучный, потный и лысый мужик в бухгалтерских нарукавниках долго отсчитывал купюры, каждый раз мусоля палец, а потом сунул ведомость на роспись и выдал толстенькую пачку тридцатирублевок. Новеньких, еще пахнущих типографской
