90-е: Шоу должно продолжаться – 12 - Саша Фишер
— Надо же, а этот цех становится все лучше и лучше с каждым твоим словом, — я спрыгнул со стола в противоположном конце цеха. Подошел к старому выцветшему плакату по технике безопасности. В комиксах. — А на какую улицу ворота выходят?
— Какие ворота? — спросила мама.
— Ну те, ржавые, — я махнул рукой в сторону выхода из зала.
— На Панфиловцев, — сказала мама.
— Там еще трамвайная остановка рядом? — уточнил я, прикинув, где это.
— Полквартала примерно, — сказала мама. — А с чего ты вдруг спрашиваешь? Ты сам что ли не знаешь?
Я не ответил, снова погрузившись в планирование будущего. Реально ли будет за полтора месяца открыться? Руки зачесались, даже поймал себя на жесте, от которого, казалось, давно уже отвык — потянулся за воображаемым мобильником.
— Что требуется сделать, чтобы можно было начать уже работу? — спросил я.
* * *
Громкие голоса я услышал еще на лестнице, когда спускался в подвал к нашей «берлоге». Теперь, после разговора с мамой и Николаем Борисовичем, у меня больше не возникало мыслей перевезти «ангелочков» в какое-то другое место. Точнее, можно, но в рамках самого завода. Пустующих помещений тут дофига, но если мы все правильно сделаем, то очень скоро это будет очень даже выгодный подвальчик. Прямо рядом с центром культурной жизни. Хех.
— Что шумим? — сказал я, распахивая дверь.
— О, Велиал! Круто, что ты пришел! — Бельфегор бросился ко мне, ухватил за руку и потащил к моему месту. На столе. — Давай, садись! Вот ты сейчас и рассудишь!
— Что рассужу? — я запрыгнул на стол и посмотрел на чуть смурного Бориса. Тот выглядел немного растерянным.
— Как ты скажешь, так и будет! — запальчиво заявил Бельфегор и только потом посмотрел на Астарота. Тот кивнул.
Понятно, они так орали не потому что ссорились. Творческий процесс у них во все поля.
— Валяйте, показывайте, что там у вас, — махнул рукой я.
«Ангелочки» моментально похватали свои инструменты. Бегемот отбил ритм, и заиграла незнакомая мелодия. Неспешная такая, прямо каноничный медляк.
Астарот запел, подглядывая в тетрадку.
— Приходи, уходи, выбирай,
Не скучай, одевайся и жди,
Доверяй, проверяй, говори «прощай».
Плачь и смейся. Опять уходи…
Я честно слушал. Звучало неплохо, хоть и пока не слаженно, конечно. Песня была новенькая. Она была не про мистику, ведьм, оборотней и прочую нечисть. А про тяготы личной жизни, страсть и ревность.
— Неплохо, — сказал я, когда инструменты смолкли.
— Подожди! — тут же перебил меня Бельфегор. — Пантера, давай теперь ты!
Бегемот снова отбил ритм. И к микрофону подошла Надя, которая до этого сидела в сторонке.
И теперь эту же песню запела она.
«Ого, а занятия по вокалу однозначно идут ей на пользу…» — подумал я, когда на припеве она вытянула пронзительно-высокую ноту. Очень чисто вытянула так. Без срыва в верхней точке.
И та же самая песня зазвучала совершенно иначе. В исполнении Астарота был некоторый надрыв и драма, а вот Наденька пела настоящую страсть. До мурашек.
Она еще не допела, а я уже знал, что отвечу. Вот же оно, то самое «нужно больше Пантеры»! Идеальное попадание!
— Чья это песня? — спросил я, когда Надя опустила микрофон.
— А ты скажи, как лучше⁈ — Бельфегор одним прыжком оказался рядом со мной. — Ну⁈
— Пантера должна петь, — не задумываясь, ответил я.
— Вот! — Бельфегор поднял вверх указательный палец. — Я же говорил!
Тут «ангелочки» радостно загалдели все хором. Астарот обнял Надю за плечи, Бегемот и Кирюха стукнулись ладошками.
— А кто против-то был? — усмехнулся я.
— Пантера стесняется, — смущенно объяснил Борис, потому что все остальные увлеченно горланили. — А ей все говорят, что это прямо ее песня. И она и должна петь.
— Не понял, это она песню написала? — спросил я.
— Прикинь⁈ — восхищенно всплеснул руками Бельфегор. — Она ее еще показывать не хотела!
— Слушайте, ну поклонники же ходят Астарота слушать, — Надя смущенно потупилась. — А тут я. Меня помидорами закидают.
— Не закидают, я буду на бэке подпевать, — заявил Астарот. — Слушай, ну что ты ломаешься? Круто же будет. О, давай забьемся? Мы твою песню в «Фазенде» споем послезавтра.
— Да мы ведь даже отрепетировать не успеем! — запротестовала Надя.
— Это же «Фазенда»! Там все свои! — Бегемот тоже вылез из-за своей установки. Теперь вокруг Нади толпились все «ангелочки». — Мы выйдем и честно скажем, что это допремьерный показ, чисто по секрету.
— Можно там тоже спеть и так, и так, — спорила Надя. — И потом у зрителей спросить, как лучше.
— Этой песне нужен женский вокал, Надежда, — сказал я.
— Велиал, я… — Надя втянула голову в плечи.
— Что такое? — спросил я. — Нам нужно серьезно поговорить?
— Да нет, — Надя зажмурилась. — Блин! Ну, я, наверное, понимаю, что вы все правы. Просто мне нужно к этой мысли привыкнуть. Мне на самом деле давно хотелось. А сейчас… Сейчас мне стало страшно резко.
— Оооо! Я тебя понимаю! — сказал Астарот. — Вроде стремишься к чему-то, стремишься. А потом — бац! — и сам же все портишь. Косячишь или вообще звонишь и говоришь, что заболел. Хотя сам не болеешь…
— Подожди… — вдруг подозрительно прищурился Бегемот. — Так это ты про тот раз, да? Когда мы должны были выступать еще в школе?
— Ну, я гипотетически, — быстро отозвался Астарот. — Блин, да что, реально, ни у кого нет такого чувства на последнем этапе?
— Самосаботаж, — сказал я.
— Что? — все хором повернулись ко мне.
— Слово такое есть «самосаботаж», — объяснил я. — Вот мы как раз сейчас на Пантере его наблюдаем. Ну, точнее в начале наблюдали. Когда она еще спорила. Кстати, это твоя первая песня?
— Ну… да, — она кивнула после паузы. — Правда первая! Мне раньше даже в голову не приходило, что можно самой песни писать.
— Эх, жаль! — вздохнул Бельфегор.
— Хочешь, я тебе помогу? — тут же вызвался Кирилл. — Можно же записать целый твой альбом!
И тут все снова заговорили одновременно. Вдохновение прямо било из «ангелочков» фонтаном. Прозвучала идея, что может дать каждому
