Эндшпиль (СИ) - Логинов Анатолий Анатольевич

Император встретил Владимира таким злым взглядом, что улегшееся было волнение едва не переросло в панику. Казалось, сейчас Самодержец выскочит из-за стола и рубанет саблей, даже не спрашивая вины. Ипатьев сразу вспомнил все рассказы о лично зарубленных государем китайцах и лично им же избитых до полусмерти вороватых интендантах и инженерах. Но император явно разозлился во время разговора с предыдущим посетителем. И узнав Ипатьева, неожиданно сразу сменил выражение лица. «Словно маску надел», - подумал Владимир и тут же задавил в себе этот порыв невольной неконтролируемой фронды.

Император внезапно улыбнулся и предложил Ипатьеву сесть. Добавив, словно извиняясь.

- Не помните, Владимир Николаевич, через сколько лет Суворов предлагал интендантов расстреливать? Через год или через два?[18]

- Эхм…, - от неожиданности поперхнулся Владимир. – Не помню точно, государь. Не интересовался…

- Не конфузься, Владимир Николаевич, - улыбнулся повеселевший Николай. – Тебе-то с химическими элементами больше дело иметь приходится. Ну, а мне частенько– с воровскими. Но много чести этими элементами головы нам с тобой занимать. Расскажи-ка лучше, о работе своей… - император заинтересованно расспрашивал о химической кафедре, защищенной год назад Ипатьевым диссертации и ее значении не только для научной химии, но и для промышленности. После чего попросил доложить о работе комиссии. Внимательно выслушав короткий, из-за боязни превысить отведенное ему время, доклад Владимира, он неожиданно стал задавать вопросы, стараясь, как понял Ипатьев, уточнить не совсем понятные ему особенности конкретного дела. Беседу, в которую превратилась аудиенция, никто не прерывал. И только когда царь задумчиво произнес: - Понятно, - Ипатьев почувствовал, что в дверь кабинета открылась. Оказалось, это вновь зашел флигель-адъютант, принесший нетолстую папку.

Владимир понял, что аудиенция закончена и едва царь начал подниматься, вскочил со стула и вытянулся во фрунт. Но оказалось, что все еще только начинается.

Николай обошел стол. Подошел к повернувшемуся к нему, продолжающему тянуться как на плацу, Ипатьеву. Адъютант раскрыл папку.

- Поздравляю тебя, Владимир Николаевич, генерал-майором. За успешное же выполнение дела жалую орден Святого Владимира третьей степени, - сказал император, делая знак флигель-адъютанту. Тот достал из папки нашейный крест на ленте и подал императору. Николай собственноручно повесил крест на шею Ипатьеву. И тут же подал ему пару золотых беспросветных генеральских погон.

- Служу Отечеству и Престолу, - чувствуя, как от волнения сдавливает горло ответил новоиспеченный генерал.

- Служи, - кивнул царь. – Теперь и далее будешь возглавлять вновь организованный Мною при Военном Министерстве Военно-химический комитет.

Адъютант откуда достал, быстро откупорил и разлил по стопкам «Смирновскую» пятьдесят восьмого номера.

- За твои успехи, генерал – поднял стопку Николай.

Выпили по-гвардейски, не закусывая. И тут Владимир наконец решился.

- Государь, разрешите еще доложить?

- Что? – удивился царь. - Еще не все?

- Государь, во время поездок по Новороссии встретился мне профессор Московского Университета доктор Лейст. Будучи увлечен исследованиями Курской магнитной аномалии, доктор Лейст уверен, что в результате возможно обнаружить богатейшее железорудное месторождение. Причем расположенное прямо среди Европейской России и посему могущее относительно быстро введено в эксплуатацию. Я хотел бы ходатайствовать, государь, о выделении государственных средств на сии исследования.

- Железо говоришь? Прямо под Курском, - задумался Николай. Стоящие навытяжку Ипатьев и флигель-адъютант безмолвно ждали.

- Павел, сейчас запишешь все данные на этого профессора Лейста. Сделаешь записку Тимашеву[19] для исполнения и мне на подпись. Понял?

- Так точно, - ответил флигель-адъютант.

- Молодец, господин генерал. О пользе Отечества печешься. Изъявляю тебе Мое благоволение, - пожимая на прощание руку Ипатьеву, похвалил его царь.

Западный фронт. 16-й Баварский пехотный полк. Март 1910 г.

Шестнадцатый полк уже неделю стоит в девяти километрах от передовой. Причем ни офицеры, ни солдаты совсем не рвутся назад в окопы. Все дело в том, что накануне отвода полка в тыл похоже кто-то в штабах решил, что спокойствие на этом участке фронта слишком затянулось. И полк получил приказ провести атаку на вражескую оборону перед его фронтом. Для поддержки атаки выделили целых четыре или пять батарей дивизионной артиллерии и даже несколько тяжелых орудий.

И под утро того самого дня, который однополчане запомнили надолго, капитан Шперле, собрав взводных, объявил, что через полчаса начнется атака. Всех солдат разбудили и, полусонных и зевающих, собрали в окопах. Кроме патронов несколько десятков самых опытных унтеров и солдат получили еще и новомодные гранаты. Использованные до того саперами при штурме Намюра, эти смертоносные приспособления, похожие на толкушки для картофеля или консервные банки с ручкой, стали поступать и в обычные войска. Вот только умеющих и желающих ими пользоваться было пока немного. Две такие Адольф ухитрился прихватить себе. Потому что ничего сложного в том, чтобы открутить колпачок на ручке и дернув за шнурок, бросить это приспособление подальше, нет. А вот польза может быть большая, пусть в это и не верят многие из его сослуживцев.

Тем временем светает. Едва становятся видны вражеские окопы, как артиллерия открывает огонь. Земля дрожит от взрывов десятков снарядов и кажется, что во французских окопах ничто не может уцелеть после такого обстрела. Хотя уже участвовавшие в боях солдаты, в отличие от новичков, в это не очень верят. Но все равно, наблюдать, как вражеские укрепления затягивает дымная пелена приятно и немного успокаивает нервы. Наконец обстрел прекращается, и присевшие на дно окопов солдаты быстро поднимаются, нервно поправляя на себе ремни снаряжения. Первым на бровку окопа выбирается лейтенант Гуго Гутман. Вслед ща ним выкарабкиваются и остальные. Тем более, что противник почему-то не стреляет.

- Кажись… лягушатникам… здорово досталось, - на бегу, прерываясь, чтобы очередной раз вздохнуть, заметил сосед Ади, баварец по фамилии Шлеехубер. Так, практически без помех, баварцы пробежали почти половину расстояния до французских окопов. И тут началось самое страшное. Небо покрывается облачками разрывов шрапнели, в окопах оживают стрелки и пулеметчики. Адольф, как батальонный вестовой, бежавший вслед за командиром батальона майором Цехом, внезапно оказывается один, среди кучи трупов и орущих от боли раненых. Успевает залечь, но тут подбегают солдаты из взвода поддержки. Среди них нет ни одного офицера, но они все равно храбро бегут вперед, прямо на ощетинившиеся огнем окопы. Над головами сражающихся с ревом проносятся в обе стороны снаряды артиллерии, занятой борьбой со своими оппонентами. Неожиданно замолкают сразу несколько французских пулеметов. Воодушевленный Ади и неожиданно оказавшийся даже не раненым Шлеехубер вскакивают и присоединяются к атакующим. Один пулемет, стоящий прямо напротив них, оживает. Но то ли из-за неопытности и волнения пулеметчика, то ли по какой другой причине, пули проносятся над головами атакующих. Все падают и тут Адольф вспоминает о гранатах. Приподниматься под огнем продолжающего стрелять пулемета и нескольких пехотинцев страшно. Но Ади в азарте дергает веревочки запалов одну за другой и приподнявшись, кидает в недалекий окоп. Грохочут взрывы, причем одна граната, не долетев, рвется в воздухе. Все уцелевшие немцы вскакивают и толпой вваливаются в окоп. Несколько уцелевших французских стрелков бросают винтовки и поднимают руки, остальные пытаются сопротивляться. Однако длинные винтовки мешают и немцам, и французам. Поэтому свалка выходит не очень кровавая и быстрая. Кого-то успевают застрелить из прихваченных у офицеров пистолетов, некоторых забивают прикладами и режут снятыми штык-ножами. Несколько человек все-же успевает не только отбиться, но и убежать по ходу сообщения куда-то в тыл. Уцелевший в бою, причем не имевший не единой царапины, унтер Химмельштос выстрелил в небо сигнальную ракету красного дыма. И тут же выяснилось, что в окопы прорвались всего несколько групп атакующих. Правда и контратаковать французы не спешили, поэтому баварцы успели присыпать ходы сообщения и откопать амбразуры в обратной стенке окопа. Потом последовали несколько атак французской пехоты одна за другой. От них помогли отбиться огонь поддерживающей артиллерии и парочка трофейных пулеметов. Артиллерия, как ни странно, стреляла довольно точно, ни разу не попав по своим. Хотя снаряды рвались практически рядом с занятыми оборонявшимися немецкими пехотинцами окопов. Пулеметы же, которые в отличие от немецких, заряжались жесткими металлическими обоймами, а не лентами, оказались очень ненадежными и быстро вышли из строя. Но до вечера немцы продержались, а под покровом ночи отошли в свои старые, обжитые укрепления. Вот только из трех тысяч шестисот человек оборону на тех же позициях должны были держать всего тысяча шестьсот. И множество раненых, особенно тяжелых, так и не успели спасти. Они умерли, пролежав на поле целый день в ожидании эвакуации. Кто-то истек кровью, кого-то убил шок. Так что потери ранеными в этом наступлении в итоге оказались меньше безвозвратных потерь.