Максим Шаттам - Обещания тьмы
– Смотрите, не заблудитесь! Столько снега намело, что спасатели сюда не доберутся, – добавила она, и Брэди не понял, шутит она или нет.
Брэди пробирался по тропинке, которую указала миссис Леннокс. Подниметесь к четвертому шале, потом по ступеням налево. Брэди обошел четвертый домик и нашел ступени, которые вели наверх по склону холма.
Фонарь с трудом разгонял тьму, и Брэди пришлось удвоить внимание, чтобы не упасть. Наконец впереди показалось последнее шале, окруженное высокими деревьями.
Брэди сразу узнал дом, который видел в тех фильмах. Внутри было почти так же холодно, как снаружи. Брэди нажал на выключатель, в просторной гостиной вспыхнул свет. Он прошел дальше, заглядывая в комнаты, внимательно осмотрел каждую кровать. Вдруг кто-то из девушек оставил записку? Но ничего не нашел.
За кухней он увидел лестницу, которая вела в подвал. Брэди спустился по ней и оказался в помещении без окон. Он все еще не нашел того места, которое искал. Почему они провели здесь так много времени, если нужно было снять только общий план, а это всего десять минут на два фильма?
Две двери – одна, стеклянная, вела в сауну, другая, сплошная, в остальное помещение. Подвал занимал всю площадь под домом. Голые стены, цементный пол. Вот оно, то самое место. От страшных декораций не осталось и следа, но сомнений не было: Руби и ее подругу мучили именно здесь. В слабом свете фонаря Брэди заметил на полу потеки воска. Это здесь, подумал он. Здесь погибла душа Руби. Он постоял несколько минут, чтобы проникнуться атмосферой этого места, потом поднялся наверх.
Приходилось признать: эта поездка не дала ничего, кроме уверенности в том, что Племя тут побывало.
Брэди вернул миссис Леннокс ключи и фонарь и поехал обратно в Нью-Йорк. Снежинки плясали в свете фар.
Машин на дороге было много, и он вернулся домой поздно. В почтовом ящике он нашел брошюры, кредитную карту и медицинский полис на имя Кайла Лоренцо. Они помогут ему скрыть свою личность. Журналистские приемы подчас ничем не отличаются от шпионских.
Войдя в квартиру, Брэди сразу включил свет. В темноте ему было не по себе.
Интересно, когда вернется Аннабель?
Раньше он об этом не думал. Он привык к ее непредсказуемому графику. Но теперь…
Нужно успокоиться.
Племя ее не тронет. По крайней мере, воздержится от прямого нападения. Они не захотят привлекать к себе лишнее внимание, ведь Аннабель работает в полиции.
А вот я – другое дело…
Нет, это тоже глупо. Ведь это будет нападением на семью копа.
Но если они узнают, что я все от нее скрыл…
Вчера ночью они сильно рисковали. Что, если бы Аннабель проснулась?
Они бы просто убежали.
Брэди заметил, что уверен в себе гораздо меньше, чем днем.
Им все-таки удалось меня напугать. С наступлением ночи я уже не чувствую себя в безопасности.
Брэди пошел на кухню и взял самый длинный нож, который только смог найти. Затем вернулся в гостиную и включил музыку.
Он будет спокойно ждать Аннабель. Подумает о чем-нибудь другом.
А если понадобится, не колеблясь пустит в ход нож.
29
Брэди открыл глаза. Было темно. У него над головой был стеклянный купол гостиной, заваленный снегом.
Он пошевелился, и на пол соскользнуло одеяло. Значит, Аннабель вернулась, но не стала его будить. Сколько же сейчас времени? Часы на музыкальном центре показывали начало четвертого. Ветер свистел, бил в окна, стекла дрожали.
Брэди вспомнил о ноже. Его нигде не было. Только этого не хватало! Что, если его нашла Аннабель?! Он обшарил диван и нащупал нож, соскользнувший в щель между подушками.
Брэди прислонился лбом к стеклу. За окном кружились хлопья снега. Ему казалось, что он смотрит в окошко стиральной машины на вихрь перьев, летящих из разорванной перины.
Вдалеке виднелись небоскребы Манхэттена. Несмотря на позднее время, башни Всемирного торгового центра были ярко освещены. Они возвышались над заливом как два великана, охраняющих сон жителей города, как символы ценностей, созданных этой страной в ХХ веке. Соединенные Штаты нашли свое место в мире, и это становилось ясно всякий раз, когда ты смотрел в небо над Нью-Йорком. Пока два гаранта американского единства возвышаются на горизонте, бояться нечего.
Брэди пошел в спальню, лег рядом с Аннабель и обнял ее.
Солнце поднималось на небо, с трудом пробираясь между домами южного Бруклина. В вагоне было почти пусто. Брэди сомневался, что сможет найти Кермита в такую рань, но без его помощи дальше не продвинуться. Он израсходовал все пули, но так и не попал в цель. Племя по-прежнему вело в этой партии, зато он нашел место съемок и узнал, что Ленни был любовником Руби и заставлял сниматься в порнофильмах.
Чего еще искать? Зачем упорствовать?
Нет, нужно идти до конца. Ради Руби, ради себя самого.
До конца? Что это значит?
Брэди, задумавшись, смотрел на ряды домов, скрывавших горизонт. Повсюду телевизионные тарелки и кондиционеры. Грязные, заваленные хламом дворы. Мир потребителей, мужчин и женщин. Сколько семей живет в домах, которые он сейчас видит? Триста? Три тысячи? Сколько мужчин? Сколько девушек на экранах компьютера или телевизора? Сколько Руби, появившихся после щелчка мышки? Возникших на пять минут из небытия, чтобы доставить удовольствие? И тут же забытых.
Идти до конца означало узнать правду о Сондре Уивер. Брэди принимал свою сексуальность, он был не из тех, кто боролся за запрет проституток и порнографии. Он принимал свои и чужие фантазии. Он достаточно трезво мыслил, чтобы понимать – всему этому тоже есть место в цивилизованном обществе.
Но хотя граница между истинной сексуальностью, пренебрегающей запретами, и извращением едва заметна, а порой и вовсе размыта, Брэди все равно никогда не заходил на территорию откровенного порока. А Племя использовало самые подлые приемы, разжигая неутолимую жажду большего, жажду потребления, движущую нашим обществом.
Племя отрицало всякую мораль, отвергало то, что человечество создавало шаг за шагом, чтобы эволюционировать. Они поклонялись животной составляющей человека, манипулировали им, используя его самые уязвимые стороны.
В темном окне появился призрак Руби.
Ты неотступно следуешь за мной?
Чтобы привести меня к Племени.
Чтобы узнать их. Увидеть, каковы они на самом деле.
А что потом?
Потом ты отдашь их в руки системы, и она перемелет их так, как перемалывает всех, кто нарушает ее законы, всех, кто подвергает опасности ее стабильность.
Найти Племя. Вот его миссия. Потому что он часть системы и это его обязанность?
Нет, потому что я – нормальный! У меня тоже есть пороки, но я знаю, когда нужно остановиться. Различаю добро и зло. А эти люди опасны! Они пытаются раздвинуть границы допустимого, разрушают нас!
Это убийцы.
У Брэди больше не осталось сомнений. Все, что он видел и слышал о Племени, подтверждало его выводы. Они убивали. Уничтожали человеческую природу. Сеяли смертельную заразу. Распространяли свои идеи как вирус.
Брэди дошел до Кони-Айленда. Подняв плечи, уткнув нос в шарф, он шел навстречу яростным порывам ветра. Улицы были пустынны. Рваные пакеты, бумажки, картонные стаканы кружили по асфальту. Светофоры мигали в полной тишине. Словно в городе призраков.
Под завывания ветра, бьющегося о ставни и вывески, Брэди поднимался по улице. Вдалеке залаяли собаки, и этот признак жизни его приободрил. Он свернул на бульвар, тянувшийся вдоль пустынного пляжа.
Ему вспомнился фильм «Сердце ангела».
По сравнению с тем, что вокруг, фильм Паркера просто наполнен радостью!
Пройдя по деревянной набережной около километра, Брэди увидел общественный туалет, где нашел пристанище Кермит. У закрытой двери застыли лужицы рвоты.
Брэди громко постучал:
– Кермит?
Ответа не последовало, и он потянул дверь на себя. Она была открыта. На кафельном полу плясал оранжевый отблеск.
– Кермит?
Брэди прошел дальше. В бутылке из-под содовой горела свеча. У стены под писсуарами лежал облезлый ковер, на нем спальный мешок. Походная плитка, стопка одежды, несколько ящиков консервов.
– Тебя не отпускает, да? – произнес спокойный голос у него за спиной.
Кермит сидел на полу, держась за унитаз. Его гладкое лицо казалось постаревшим, взгляд был мутным, на лбу блестел пот.
– Я знал, что ты вернешься. Я сразу понял, что ты такой.
– Какой? – осторожно спросил Брэди.
– Идешь напролом, не умеешь отступать. Бьешься головой о стену.
– Вы больны.
– Конечно. Поэтому я живу в сортире.
