Елена Хаецкая - Вавилонские хроники

– Что ж, к Алкуине его посылать? Или впрямь в прошлую жизнь отправить?

Мурзик пожал плечами.

– Это уж как лучше, господин…

– Я с этой девкой разберусь! – вдруг вскипел я.

Мурзик не удивился. Только сказал тихо:

– Постарайтесь на части ее не порвать, господин. Времена ныне иные. По уголовной отвечать заставят… У нас на руднике был один. Знатного, кстати, рода. Проигрался, говорит, в кости, полез к соседке – телевизор у ней был новый, хороший. Вынести хотел и продать. А соседка возьми и войди неурочно! Он перепугался, стукнул ее чем-то. А она возьми и помри! Его почти сразу повязали, клеймо на лоб – и в рудник, до скончания жизни. Быстро помер, нежный был…

– Фу, – поморщился я. – Тебя, Мурзик, послушаешь – и вообще жить не хочется.

– Это я к тому, чтоб вы поосторожнее, господин, – невозмутимо ответствовал Мурзик. И ушел на кухню кормить кошку.

Плоскогрудую девицу я подстерег у нашего офиса. Она деловито шкандыбала куда-то, колотя в мостовую каблуками.

– Привет, – вывернул я из-за угла. И тут же взял ее под руку.

Она метнула на меня мрачный взгляд, но ничего не сказала. Продолжала топать.

– Торопишься, красавица? – спросил я.

– А ну, пусти! – резко сказала она и вывернулась. Каратистка, вспомнил я запоздало.

– Стой, ты! – рявкнул я. – Поговорить надо!

Она не отвечая, уходила прочь. Ее прямая спина была прямо-таки голый вызов. Достань, мол, если смеешь.

– Арргхх! – проснулся во мне Энкиду. Я облил ее бранью на божественном языке древнего героя. Она замедлила шаг. Обернулась.

– Что вы сказали?

– Кхх! Нхх! Аккх! – рычал я вне себя от гнева.

Она остановилась. Позволила мне подойти ближе. Сама взяла меня под руку.

– Блудница, – сказал я на ее убогом наречии. – Ты что же это с нашим Изей делаешь? Он с лица спал!

– Я с ним делаю? – возмутилась девица. – Это он со мной делает! Работать не дает. Чуть что – сразу хвать, юбку задерет, повалит куда ни попадя и вставляет свою палку! Я на работу не трахаться хожу! У меня научная тема. Достал он меня, ваш Изя. Что, у него всегда стояк?

– Сохнет он по тебе, – сказал я. – Ты уж, девка, решай что-нибудь. Либо с работы уходи, либо давай ему безотказно, не то помрет Иська.

– Да кто он тебе? Родственник, что ли? – Она близоруко прищурилась. Ее глаза за толстыми стеклами очков казались очень маленькими.

– Одноклассник, – буркнул я. – Ты, Луринду, не дури. Я тебя предупредил. Я ведь тебя, каратистку хренову, голыми руками порвать могу.

Она посмотрела на меня оценивающе. Чуть усмехнулась.

– Вряд ли, – сказала она. Я видел, что она ничуть не испугалась. – Впрочем, – добавила она, покрепче уцепившись за мой локоть, – я вовсе не хочу ссориться. Скажи лучше, чего ты добиваешься?

– Если б знать… – проворчал я. – А ты его не привораживала, а?

– Нет, – ответила она спокойно. Я видел, что мой вопрос ее не удивляет. – Зачем мне это?

– Мало ли…

– По-настоящему меня интересует только моя работа, – твердо сказала девица. – Если ты так дружен с нашим начальником, то попроси его не лазить ко мне под свитер, когда я занимаюсь вычислениями. И не опрокидывать меня раком на клавиатуру компьютера. Это компьютеру не полезно. Может пострадать информация. И хорошо бы он не заливал спермой мои записи, а то чернила расплываются. Передашь?

Я кивнул.

Она вырвала руку и ушла – бум-бум-бум – прямая, как палка, независимая, близорукая и яростная. И что только Иська в ней нашел, в кочерыжке этой?..

В дверь позвонили. Мы с Мурзиком оторвались от «Безумного киллера-5» и переглянулись. Я никого не ждал. Вообще не люблю поздних визитов, особенно если завтра предстоит идти на работу. В Вавилоне полно дармоедов и бездельников.

Звонок повторился. Мурзик приподнялся, чтобы идти к двери. Бросил на меня вопросительный взгляд.

– Открой, – сказал я, заранее сердясь. Кто-то рвался испортить мне мирный вечер с «Киллером».

Мурзик замялся.

– Так это… – вымолвил он.

– Да ладно уж, – сказал я. – Открывай.

Мурзик пошел в прихожую. Лязгнул замок. С порога донеслась возня, потом приглушенное хныканье и шепот.

– Кто пришел? – крикнул я, не отрываясь от «Киллера». Как я и предвидел, безумный киллер оказался инопланетянином. Сейчас он обвивал клейкими щупальцами башню Этеменанки. Башня шипела и плавилась. Эффектно.

Из прихожей мне не ответили. Мурзик бубнил что-то тихое, успокаивающее. Потом шумно потянули соплями, и в комнату вошла Цира.

Она была в голубеньких джинсиках и кокетливой белой блузочке с кружавчиками вокруг шеи – мальчик-подросток. Хрупкая, чуть угловатая – легкая горчинка в букете дорогого вина.

И…

– Инанна владычица! Цира, что у тебя с лицом?

Под глазом у Циры горел синяк. Глаз заплыл. Глядел из-под взбухшего века мертвой злобной красной щелкой. От ноздрей тянулись две кровавые полоски. По щеке и подбородку размазана засохшая кровь.

– Не видишь разве? – сказала Цира. И уселась на диван, дернув лицом в злой гримаске.

– Мурзик! – крикнул я. – Горячей воды! Чаю!

– Да сам уж знаю… – проворчал Мурзик.

«Уровень жалоб второй: много стал себе позволять, высказывает свое мнение…» – подумал я.

Цира неподвижно сидела на диване. Из-под отека смотрела «Киллера». Киллер неторопливо отрывал головы клеркам какой-то мебельной компании. Выстроил их у стенки и брал по одному.

Пришла кошка – посмотреть, что случилось. Залегла у Циры на коленях, завела песенку. За кошкой, то и дело заваливаясь, приковыляли котята. Кошка спрыгнула с цириных колен и направилась к потомству – наводить порядок. Котята пищали и, замирая, писали.

Затем пришел Мурзик.

– Ну-ка, – сказал он и взял Циру за подбородок. Начал водить по ее личику мокрой тряпкой. Кровь смывал.

– Это все, Цирка, ерунда, – приговаривал мой раб. – Вот раз был у нас на Андарранской буровой такой случай…

– Заткнись, Мурзик, – сказал я. – «Киллера» смотреть мешаешь.

Цира молчала.

Мурзик елозил тряпкой по Цире и напевал ей утешительное про то, как на Андарранской буровой один мужик другого суковатым поленом отделал – и то ничего.

А еще раз – это уже на железке, Трансмеждуречье – был на шпалоукладке один лютый убийца, так его невзлюбил один другой лютый убийца, и вот вышла между этими двумя убийцами смертная драка…

Подобных случаев Мурзик знал великое множество.

– Заткнешься ты или нет! – повысил я голос.

Мурзик тяжко вздохнул и замолчал. В тишине раздавался только хруст отрываемых киллером голов и чавканье киллеровых челюстей.

Мурзик отложил тряпку, налил Цире горячего чаю и, взяв девушку за шею, принялся вливать в нее чай. Чай тут же пролился и запачкал беленькую блузку.

– Ой, – сказала Цира.

Мурзик растерялся. Отставил чашку. Сел рядом и некоторое время тупо смотрел в экран.

– Кто тебя, Цирка? – вдруг спросил Мурзик вполголоса, с угрозой. Видно было, что он все это время только и думал, что о цирином обидчике. – Ты нам скажи, а мы уж с господином решим, как быть. Обиду просто так не оставим, не подумай…

Цира громко, зло рассмеялась.

– Кто? Учитель Бэлшуну, вот кто! И ты, Мурзик, его пальцем не тронешь! Не получится! Он тебя в жгут скрутит, прежде чем ты к его дому подойти успеешь! Нет, с учителем Бэлшуну разбираться буду я сама.

– Ты чего… – изумился Мурзик. – Ты думаешь сама с таким здоровым мужиком разобраться?

И скромно посмотрел на свои кулаки.

– Почему он избил тебя? – спросил я.

– Прознал, что я сумела вызвать в тебе Энкиду. Не знаю уж, как прознал. Зависть, Даян, обыкновенная зависть. Он-то сам дальше какого-нибудь банщика и не лазил…

Она вздохнула. Потрогала тонкими пальчиками оплывший глаз.

– Ты, Цира, веко не тронь, – со знанием дела сказал Мурзик. – Не то грязь занесешь. Сперва гноем пойдет, а после на глаз перекинется. Глаз может пленкой зарасти, а то и вовсе гноем взбухнет да и вытечет. У нас так было на руднике…

– Заткнись ты со своим рудником! – плаксиво закричала Цира.

Мурзик вздохнул. Всем своим видом показывал, что Циру понимает и от души ей сочувствует.

– Самое безотказное средство, Цирка, это помочиться на тряпочку и к глазу приложить.

Цира так поразилась, что даже жалеть себя забыла. Немо глянула на Мурзика здоровым глазом.

Он покивал.

– Дело советую, Цирка. Сам так спасался, а меня один старый забойщик научил. Иди в туалет и того… Или, если писать не хочешь, давай я для тебя помочусь… Я давно уж ссать хочу, только компанию покидать неохота. Да и тебя в беде бросать – дело последнее, девка ты душевная, ласковая… А что в жизни тебе не повезло – так повезет еще, – ни с того ни с сего добавил Мурзик.

Я думал, что Цира отходит его по морде за дерзость. Но она встала.

– Тряпку дай какую-нибудь, – сказала она Мурзику. – Да не эту, чистую.

И горделиво направилась в туалет.