Андрей Посняков - Последняя битва
Вслух же Иван, естественно, ничего такого не сказал, лишь чуть улыбнулся.
– Я и мои люди могут идти дальше?
– Идите… – Крестоносец кивнул. – Если желаете, почтеннейший дон Хуан, можете присоединиться к орденским войскам в поисках славы и доблести. Поможете святому делу, как и многие именитые рыцари со всего света!
– Я так и думал поступить, – тут же признался Иван. – Всю жизнь мечтал примкнуть к крестоносному воинству.
Вот здесь он не соврал ни капли! Где же еще отыскать владельцев нацистского пфеннига? В этом смысле доблестный рыцарь Здислав вполне может оказаться пустышкой. Вот тогда может понадобиться проникнуть в ряды орденских рыцарей.
– Вот только как мне это лучше сделать? – Раничев посмотрел прямо в глаза тевтонцу.
– Поезжайте в Мариенбург, – с улыбкой посоветовал тот. – Спросите в замке комтура или даже самого гроссмейстера, Ульриха фон Юнгингена – ему и представитесь. У вас есть с собой латы?
– У меня есть деньги, – усмехнулся Иван.
Фон Райхенбах кивнул:
– Ну и прекрасно! За деньги вы приобретете себе вполне достойное оружие, смею вам уверить, орденские оружейники – выше всяких похвал. Ну а уж на войне вернете все себе сторицей!
– Значит, найти комтура, – словно бы запоминая, переспросил Иван.
– Да-да, комтура или гроссмейстера… – Рыцарь задумался. – Правда, им может быть не до вас – времена, сами знаете, какие. Вот что, как приедете, разыщите меня, а там уж придумаем что-нибудь.
– Весьма вам благодарен, брат Гуго!
– Не стоит, – отмахнулся тевтонец. – Все мы, братья во Христе, должны помогать друг другу.
– Да, кому здесь заплатить за переезд?
– Заплатить? – Фон Райхенбах удивленно вскинул глаза и вдруг громко расхохотался. – Ах, заплатить?! А вы уже платили?
– Да, два раза – один раз, когда переезжали через реку, и второй у какого-то странного мостика на ровном месте… Ну вот как и этот.
– И много платили?
– По два серебряных гроша!
– По два гроша? Ну и алчен же этот Вольфрам фон Хальц! Я, собственно, именно по этому делу и здесь, – пояснил рыцарь. – Много жалоб поступило в Мариенбург от купцов и свободных жителей. Фон Хальц незаконно настроил мостов, за проезд по которым дерет немалые деньги и тем чинит препятствия свободной торговле и передвижению жителей. Так не делается, жадность должна быть обуздана – закон есть закон. У нас очень мало ограничений – но те, что есть, должны исполняться неукоснительно! Вольфрам фон Хальц нарушил закон и будет наказан, несмотря на все свои боевые заслуги.
– Как же вы его накажете?
– Епитимья и штраф, довольно суровый. Эй… – Брат Гуго строго взглянул на стражников с лазурными гербами. – Верните этим людям две серебряные монеты – они явно лишние.
Приказ был тут же исполнен. Еще бы – ведь за членом орденского совета маячил с десяток вооруженных кнехтов!
– Проезжайте, – милостиво кивнул тевтонец. – И помни, дон Хуан, я обещал тебе покровительство – и обещание свое сдержу, можешь не сомневаться! Думаю, еще повоюем вместе!
– Обязательно! Любо идти в бой под водительством благородного и славного мужа! – вспомнил Иван на прощание какую-то старую феодальную песню, безбожно исковеркав латынь.
– Закон – есть закон! – повторил Раничев, когда они уже отъехали довольно далеко от места нечаянной встречи. – Хорошо сказал тевтонец! Пусть будет мало законов – но те, что есть, должны всеми неукоснительно соблюдаться. Вот это я понимаю! Не то, что у нас – строгость законов российских компенсируется необязательностью их исполнения.
Замок орденского вассала славного рыцаря Здислава из Панена был не столь красив, сколь добротен. Предмостные укрепления, галереи на башнях и даже часть стен были срублены из крепких бревен. Высокая главная башня под бело-красным флагом – донжон, – сложенная из серого камня, гордо возвышалась над всей округой. Ненамного ниже ее были и угловые башни с узенькими бойницами, забранными деревянными ставнями – для защиты лучников и арбалетчиков от солнечных лучей и излишне любопытных вражеских взглядов.
Едва небольшой отряд миннезингеров подступил к мосту, как из невысокой башенки высунулся бородатый воин в открытом шлеме.
– Что надо? – по-немецки спросил он. – Вы кто и откуда?
Раничев счел ниже своего достоинства лично разговаривать с каким-то простым воином, послал Савву, как наиболее представительного.
– Мой господин, дон Хуан да Силва, кастильский рыцарь и менестрель, по дороге в Мариенбург хочет просить приюта у хозяина этого славного замка.
– Рыцарь? Менестрель? Что есть – менестрель? – озаботился воин.
– Миннезингер, – быстро перевел Савва.
– А, так вы миннезингеры?! – дошло наконец до стражника. – Так бы сразу и сказали!
Из предмостного укрепления по узенькому мосточку в замок тотчас же кинулся молодой воин в блестящей кирасе и круглой железной каске.
– Думаю, хозяин обязательно примет вас, господа! – Страж ворот обнадежил путников и оказался прав – посланный с докладом юнец уже со всех ног несся обратно.
– Открывай ворота, Марек! Хозяин велел немедленно пропустить миннезингеров в замок.
Скрипнув, поднялась вверх решетка, распахнулись тяжелые, обитые толстыми железными полосами, створки. Дальше был узенький мостик над глубоким рвом, еще одни ворота, внутренний двор, лестница…
– Прошу вас! – Подбежавший воин учтиво подхватил коня под уздцы и помог Ивану спешиться.
На ведущей в донжон лестнице показался шикарно одетый старик, по всей видимости – мажордом-управитель.
– Рад вас видеть, господа! – скрипучим голосом произнес он. – Хозяин как раз надумал обедать. Ждет… особенно – хозяйка.
Ульяна негромко фыркнула.
– Что ж. – Раничев оглянулся и, бросив на нее строгий взгляд, улыбнулся мажордому. – И мы будем рады знакомству!
Полутемные своды замка, казалось, уходили в небо. С прокопченных балок свисали боевые знамена – орденские и польские – на стенах висели щиты и копья. По длинному столу было разбросано свежее сено, источавшее приятный аромат высохших трав. Высокий человек с вислыми светлыми усами и небольшой бородкой, одетый в длинный стеганый гамбизон темно-голубого фламандского бархата, увидав вошедших, поднялся с высокого резного кресла.
– Я, рыцарь Здислав из Панена, хозяин этого замка и всей здешней округи, рад приветствовать гостей из дальних земель. Прошу к столу, господа! Надеюсь, все твои люди, славный рыцарь Хуан, тоже принадлежат к благородному сословию?
Рыцарь говорил по-немецки бегло, и стоявший рядом с Иваном Глеб едва успевал переводить.
– А как же! – Раничев чуть поклонился и обвел рукою слуг. – Это, – он показал на Глеба, – истинный кабальеро Гильермо… э… Уго Гильермо Чавес, из старинного и всем известного в Кастилии рода, младшей его ветви.
Иван говорил по-латыни, но, судя по одобрительному взгляду хозяина замка, тот его очень хорошо понимал.
– Справа от него, светленький, Савий Фидель Кастро из Арагона, слева – молодой идальго Освальдо Камилл Съенфуэгос из Эстремадуры, ну а позади… позади – Ульян Че Гевара из Кадиса. Как ты, наверное, уже изволил заметить, о, доблестный сеньор Панен, все – истинно благородные люди, младшие отпрыски самых известных семейств, увы, обедневших.
– Не злато главное для благородного мужа, но знатность и древность рода!
Раничев искренне восхитился:
– Верно говоришь, рыцарь!
Збигнев усмехнулся в усы и гостеприимно развел руками:
– Прошу к столу. Садитесь и ни в чем себе не отказывайте. Вот моя супруга, пани Елена. – Рыцарь оглянулся на сидевшую рядом с ним даму в высоком остром колпаке с вуалью и нежно-зеленом обтягивающем платье, которую уже давно исподволь рассматривал Раничев. Впрочем, и не он один. Колпак, к слову сказать, выглядел довольно нелепо – именно в таком в детских сказках любили изображать добрых волшебников и звездочетов, но платье… платье оказалось выше всяких похвал. Украшенное на рукавах меховыми вставками и золотой вышивкой, оно так облегало тело, что Ивану казалось, будто он хорошо различает соски на груди. А может, это и не казалось, а вправду было? Наверное… Широкий вырез почти полностью обнажал плечи и сходился лишь чуть повыше пупка, впрочем вся эта обнаженная прелесть была стыдливо – или, лучше сказать, игриво – затянута зеленоватой полупрозрачной вуалью, такой же, что спускалась с кончика колпака. Дама была молода, очень молода, особенно по сравнению с мужем – тому-то явно было хорошо за тридцать, а вот его женушке – вряд ли больше двадцати пяти! Аристократически бледное лицо, чуть вздернутый носик, пухлые губки и глаза – огромные, блестящие, серые, они, словно сами по себе, с какой-то затаенной насмешкой наблюдали за «доном Хуаном».
– А это – мой старший сын Александр. – Чуть наклонившись, хозяин замка обнял правой рукой красивого юношу лет семнадцати, несколько астеничного, с длинными светло-русыми волосами, обрамляющими такое же бледное, как и у мачехи – ну кем она еще ему могла приходиться? – лицо. В голубых глазах юноши прыгали искорки любопытства.
