Александр Афанасьев - Наступление ч. 3 (СИ)
Лаека это мало волновало.
— Когда ты увидишь моего родственника — передай ему, что в Кабуле помнят о нем — чуть церемонно сказал Лаек
— Непременно передам. Ваш родственник выражает озабоченность.
— Чем же?
— Он выражает озабоченность гибелью двух братьев.
Лаек, чтобы немного потянуть время — достал нефритовые, старинные четки, начал не спеша перебирать их. Нужно было подобрать слова.
— Признаться, мне странно слышать эти слова. Мой родственник никогда не называл этих людей братьями, когда они были в живых, когда Аллах не забрал их к себе.
Теперь паузу пришлось брать представителям душманов
— Все те, кто идет по пути Аллаха — все они братья, и большой грех думать по-другому.
— Но те, кто хочет добра Афганистану — братья родные, их породнила наша земля — умело вывернулся и ударил в ответ Лаек
И снова — туше. Теперь представитель Моджаддиди либо мог ответить фразой из шариата, осуждающей проявления асабийи, либо — признать правоту собеседника. Но дело то и было как раз в том, что все собравшиеся в этой комнате были не исламскими экстремистами, а пуштунскими националистами…
— Ваш родственник и в самом деле был не согласен с поступками этих людей, когда они были живы — пошел напрямую моджахед — но в сердце нашего амира с их гибелью поселилась грусть. Он хочет узнать — почему этим людям следовало умереть такой ужасной смертью.
Гибель Раббани вызвала в сердцах моджахедов не грусть — она вызвала страх, самый настоящий, неизбывный страх, притушить который хоть немного помогло только новое вливание долларов — миллионными суммами, для того, чтобы притушить такой страх требовались крупные суммы. Один из лидеров Пешаварской семерки улетел в ФРГ, другой — отчего то спешно отправился в Саудовскую Аравию. Пешаварская станция ЦРУ сбивалась с ног, пытаясь удержать расползающиеся под рукой связи.
В это же время состоялось секретное заседание правительства Пакистана — одно из последних в его старом составе. На нем присутствовали все силовые министры, начальник генерального штаба и командиры нескольких дивизий. На этом расширенном совещании было принято окончательное решение делать ставку не на трусливую и многократно оскотинившуюся Пешаварскую семерку — а на Аль-Каиду Осамы Бен Ладена, проект пакистанских и саудовских спецслужб. И на новые силы — отряды из детей беженцев, обученных основам ваххабизма. Тогда еще не было в ходу слово Талибан.
— Об этом следовало бы спросить кого-то другого — глубокомысленно заявил Лаек — я и сам теряюсь в догадках.
Мужчины замолчали. Представитель Моджаддиди оглаживал бороду
— Значит ли это, что афганская власть не причастна к последним событиям, и кровь профессора Раббани, да смилуется над ним Аллах — не на ее руках?
— Совершенно верно, уважаемый. Мы и сами теряемся в догадках.
— Значит, это дело рук шурави — сказал третий моджахед, до сих пор сидевший молча
От такого глубокомысленного замечания все трое снова решили сделать перерыв в беседе. Выпить еще по одной порции чая.
— Произошедшее в Пешаваре убийство — средь бела дня, на людной улице, и то, что произошло в горах — заставляет нас глубоко задуматься. Все это не похоже на дело рук шурави, они не воюют так, как воюем мы. Государство не может воевать так, как воюем мы.
— Тогда чьих же рук это дело? — не понял Лаек
— Знать это нам очень хочется, уважаемый Сулейман-эфенди… — сказал представитель бандитов — увы, у русских большие возможности на Востоке. Вы знаете о том, что такое движение Фатх?
— Оно организовано сторонниками покойного Раббани?
— Увы, нет. Это палестинское движение сопротивления. Они все — воюют за безбожников, а безбожники, коммунисты — им за это помогают. То, что произошло с Раббани — сильно походит на то, что случается на Востоке. Если это так, если шурави вздумают натравить на нас псов, натасканных на человеческую кровь в Бейруте — горе, горе всем правоверным…
Сидевший в это время комнате, примыкающей к своему кабинету в Ясенево, человек улыбнулся. У него был перерыв между совещаниями — и он вышел в устроенную для него комнату отдыха, чтобы сыграть кое-что на пианино. Такое уж хобби было у этого старого, умного и очень — очень жестокого человека.
— Не кажется ли уважаемым господам, что рано кричать волк, если ты не увидел самого зверя? — спросил Лаек
— Осторожный человек живет дольше беспечного. Мы были бы очень благодарны, если во время нашей следующей встречи вы смогли бы рассказать нам что-нибудь о том, кто выносит эти приговоры, и за что.
— Что конкретно вам хотелось бы узнать? — уточник Лаек
— Видите ли, уважаемый… Приговоры были вынесены только тем людям, которые ставят джихад выше Афганистана и публично говорят об этом. Тех же, кто воюет за Афганистан — кара обошла стороной. Нам бы хотелось знать, не разделяет ли тот, кто выносит такие приговоры наше мировоззрение и наше видение будущего страны.
Несмотря на то, что смешного было мало — Лаек чуть не рассмеялся в голос. Так вот ради чего все это лавирование!
В Пешаваре испугались настолько, что умеренные готовы пойти на заключение соглашения с СССР и прощупывают почву для этого! Они просто хотят знать — с кем именно нужно выходить на контакт по этому поводу!
Ну и ну… Никогда не подумаешь, что одно убийство и одно покушение на убийство могут сделать больше, чем восемь лет кровавой войны.
— Я не знаю тех, кто выносит столь жестокие приговоры правоверным, да покарает его Аллах, но непременно постараюсь выяснить это.
— Мы будем благодарны.
И снова — молчание. Стороны расходились, как боксеры после раунда, готовились к следующему раунду, если не бою.
— Человек из Пешавара просил передать, что ваши мысли, высказанные на прошлой встрече, не устроят некоторых из тех людей, кто живет в Пешаваре и имеет некоторое касательство к афганской жизни.
— Давно ли эти люди были в Афганистане, чтобы судить о местной жизни? — хлестко ударил Лаек
— Правота этих людей подкрепляется чаяниями их сторонников, в них они черпают свою силу и правоту.
— Не меньше сторонников есть и у нас, они спрашивают — доколе будет литься кровь?
— Наши люди отвечают на этот вопрос — они будет литься до тех пор, пока в Афганистане не будет справедливости.
— Вы уверены, что они отвечают именно это?
Собеседник Лаека помолчал, чтобы сдержать гнев. Лаек и люди из Пешавара уже давно обхаживали друг друга, но всегда спотыкались на одном вопросе — на вопросе раздела собственности, как следствия раздела власти, конечно.
Ведь дело было в чем? Люди, которые бежали в Пешавар и которые принадлежали к так называемому "умеренному крылу" — все это были люди богатые, в основном бывшие землевладельцы, приближенные короля и муллы. На войне они в первую очередь наживались, торгуя наркотиками и разворовывая гуманитарную помощь. Сулейман Лаек как человек хитрый, понимающий, что без уступок не обойтись — предлагал бывшим феодалам либо получение обратно конфискованных у них земель и поместий, либо получение какой-либо компенсации за них. Но у феодалов — были совсем другие планы. За восемь лет советского присутствия Афганистан изменился до неузнаваемости, в каждом уезде, в каждой провинции было построено что-то новое. Вот на это, на то, что построено народом и для народа — и хотели наложить руку с триумфом возвратившиеся в страну феодалы. А Лаек, представлявший интересы новой номенклатуры, справедливо рассчитывал сам сделаться капиталистом и присвоить народное добро, отставив народу участь работников. Вот поэтому — до сих пор и не произошла смычка части партийной номенклатуры и умеренной части вооруженной оппозиции. Просто — так и не удавалось поделить шкуру еще не убитого медведя.
Пока в доме шли переговоры — на улице появился русский УАЗ, который раньше был военной машиной, а теперь был переделан в машину скорой помощи и передан афганским друзьям — только такая машина скорой помощи и мгла служить в Афганистане.
— Остановись — сказал пассажир скорой, сидящий на переднем сидении
Водитель послушно нажал на тормоз. Это был молодой, поразительно бледный парень с глазами, зрачки которых походили на булавочные головки. Он был наркоманом, причем очень едкого для Афганистана типа — героиновым наркоманом. В Афганистане, несмотря на наличие посевов опиумного мака — почти не встретишь опийных наркоманов и тому есть две причины. Первая — опий стоит дорого, он не по карману девяноста процентам афганцев — даже те крестьяне, которые вынуждены культивировать тайные плантации не могут позволить себе употреблять опиум, тем более его производные, такие как героин — урожай скупался на корню и сдать его нужно было весь до последнего. Вторая причина — кто же будет платить за наркотик, если можно найти бесплатный. Лучшая в мире афганская конопля, нарвал за околицей, высушил — и кури на здоровье. Если человек все же был героиновым наркоманом — с вероятностью в девяносто девять процентов он пришел с той стороны границы и, скорее всего — от покойного профессора Раббани. Это он в своих отрядах расплачивается с боевиками дозами героина — от жадности.
