Рейд в опасную зону. Том 2 - Мэт Купцов

Атмосфера гнетущая.

Я чувствую собственную вину за произошедшее, двойное предательство в отряде — это за гранью.

И это не может быть случайностью.

Получается, Коршун здесь замешан с самого начала. Он знал о том, что мы выдвинемся на утро на это задание.

И что? Связался с моджахедами — был их связным… А те подменили нам проводника — на своего Имрана. А настоящего ликвидировали…

Возможно, схема была такой, иначе как они могли ее так разыграть, прямо как по нотам.

Но я же не слепой, видел, что Имран — не тот человек, за которого себя выдает.

Почему повелся?

Думал только о том, что стал слишком подозрительным, перестал доверять людям.

Мать твою!

Командир тут я. Решения принимаю я.

И ошибка, если можно так это мягко назвать, тоже моя.

Что за?!. Но посыпать голову пеплом- не дело.

Сейчас надо думать, как выбираться из этого дерьма.

Думать быстро!

Штурм в нашем положении невозможен. Нас мало, и мы обезоружены.

Чёрт! Как я мог такое допустить?

Нет, думаю не о том.

Надо сконцентрироваться…

Скрипнула и открылась дверь. Стоит моджахед. Он держит подмышкой несколько лепешек и небольшую баклажку с водой.

За моджахедом стоят еще двое с автоматами, нацеленными на нас. Никто не двигается с места, хотя очень хочется пить.

Сколько мы тут просидели? Часов пять или десять? Время тянется тут тягуче, не понять.

Еду кинули нам, как животным прямо на землю. Дверь с грохотом закрылась, и парни подобрали с пола еду.

Лепешки, что нам выдали, черствые, словно камень, пахнут затхлостью. Воду — одну баклажку на два литра — растягиваем на всех, как можем. Но Паше нужно больше. Он стонет, иногда зовет мать, иногда ругает кого-то во сне.

Время тянется, как бесконечность.

Смотрю на ребят, кто-то дремлет, устроившись на циновках прямо на земле. В углу сарая есть немного соломы, кто-то устроился прямо на ней. Другие сидят вдоль стены на земле, упершись спиной о стену сарая.

Ожесточенно смотрю на эту картину.

Лучше погибнуть в бою, чем вот так — быть в положении рабов.

Сжимаю руку в кулак и бью со злостью в стену. Тут же раздается выстрел. Пуля прошивает стену сарая — пролетает на головой.

Все мгновенно пригибаются.

Дело дрянь!

Сегодня же ночью я должен провести разведку, чтобы принять решение — как отсюда выбраться.

С раненным на руках и без оружия. Отчаянная идея, но других нет.

Жестокий урок мне преподнесла судьба.

Снова скрипит дверь и открывается.

— Ты! — тычет меня в плечо автоматом зашедший моджахед.

— Эй, Беркут, пошел! — грубый окрик Имрана перекрывает гул в голове.

Меня вызывают на допрос.

Выводят из сарая, руки связывают и ведут в большой дом.

Имран смотрит исподлобья, будто знает, что ждет меня дальше.

Ведут по двору. Оглядываюсь по сторонам, стараюсь запомнить. Забор высокий, вижу в углу что-то вроде щели в заборе, конечно она мала, но можно ее выломать побольше…

Меня заводят в дом и ведут по коридору, в конце которого темная комната. Допрос начинается сразу — без вопросов, только кулаки. Удар в бок — дыхание сбивает, словно выбросило на камни. Бьют по лицу — кровь из носа, туман в глазах. Старший задает вопросы.

Имран переводит на русский.

— Зачем вы здесь? Какое задание? Сколько вас? — его голос звучит как эхо в черепе.

Я молчу.

Говорить что-либо — равносильно смерти, не только моей.

Бьют еще сильнее. В какой-то момент один из них берет ремень и начинает хлестать по спине. Я кусаю губу, но не кричу.

— Коршун где? — спрашивает Имран, чуть ли не в ухо мне. — Ты видел его?

Я даже немного прихожу в себя.

Коршун от них сбежал?

Обратно подался в воинскую часть?

Что он скажет про отряд? Что мы попали в засаду и нас всех положили, он один остался в живых…

Бред. Кто ему поверит?

Или его как всегда прикроет Хищник. Ну это в том случае, если они заодно…

Коршуна, понятное дело, я не видел. Где он, не догадываюсь.

Молчу.

Меня снова бьют в грудь, по голове, под дых…

После избиения тащат обратно в сарай. Швыряют на пол. Ребята подходят, кто-то подсовывает циновку под голову, но сознание уже уплывает. Очухался через пару часов. Все болит, каждая кость в теле, каждый вдох — как удар в ребра.

Гусев наклоняется надо мной.

— Как ты, Беркут?

Я кривлюсь вместо ответа. Не до разговоров. Смотрю на Пашу — он совсем плох. Рана красная, от нее идет запах — плохой, гнилой. Температура. Он бредит, повторяет.

— Мамка… Не бейте…

Колесников вытирает ему лоб куском рубашки. Глаза у него пустые, усталые.

— Если Пашу не вытащить отсюда, он не дотянет, — говорит тихо.

Сам знаю.

Я должен это сделать — вытащить всех отсюда.

Наступает ночь. Лунный свет пробивается сквозь щели в стенах. Я аккуратно подбираюсь к двери. Замок старый, петли держатся на честном слове. У меня есть кусок проволоки, что я успел спрятать в штанине. Ныряю в темноту и начинаю работать.

Сердце бьется ровно. Но кажется, каждый звук — это шаг охраны.

Замок тихо щелкает, дверь поддается. Выхожу наружу. Воздух прохладный, пахнет пылью и свободой. Я оглядываюсь — в доме все спят.

Но тут слышится хруст — кто-то идет.

— Куда ты собрался, Беркут? — шепот режет тишину. Я оборачиваюсь и…

Вижу фигуру в тени. Сердце замирает. Это не охранник — слишком знакомая фигура, слишком быстрые движения.

Фигура делает шаг вперед, и в слабом свете луны я узнаю Колесникова.

Когда он успел выскользнуть вслед за мной?

— Ты куда? — шепчет он, глядя на меня так, будто я сошел с ума. — Вернись, пока не поздно.

— Не могу, — отвечаю, с трудом подбирая слова. — Пашу нужно спасать. Он не протянет тут.

Колесников оглядывается через плечо. В доме все спят, но напряжение висит в воздухе, как перед грозой.

— Ты хоть понимаешь, что нас всех могут из-за этого положить? — шепчет он, присаживаясь рядом. — А если поймают?

Я молчу. Он тоже. Ветер шелестит травой где-то вдали.

— Ладно, — наконец говорит он, вздыхая. — Если уж собрался, иди. Только сделай все тихо. И, если получится, найди Коршуна. Может, он знает, как вытащить остальных.

Имя Коршуна звучит как выстрел в голове.

Найти его? Да я даже не