StEll Ir - История Любви. Предварительно-опережающие исследования
Подпольная связь
Лесна́ партизанска природа, тропиниста, да тиха. Лишь скромь птичий звон тревожит спутаны ветви зелёных великанов солнечного от лета Полесья. Лишь жур ручейниц сквозит по кустам, да один лишь беспечный бродяга-барсук беззаботью своею отважиться пересечь тропу человечной прохоженке…
В такой лесной красоте пробирался Иван Васильевич на Нежно-Волье со славной давалкою-женщиной тамошней Натальей Ломкой им взятой в попутчицы. Долго крались собой от самого от утра, в ногах по лесу истоми не набиралось никак, и Василич с Федотьевной порешили уж было про меж себя добраться до сама села, но не тут…
Как на сдруг прихватил лёгкий зной, да нечаянно стала Наталья Федотьевна Иван Василича по спине сквозь гимнастёрку водить обломавшимся прутиком. Обернулся Иван Васильевич на ходу, а она в смех озорится себе на за́дворках… Чего ж тут терпеть – взял, согнул пополам иё Василич в поясе, да отодрал, как быть следоваит!.. В голос кричала Ломка, как трусила на мох росу своей сладости, наслаждала случившихся около птиц песней-голосом с ней приключившимся от прилива любви между ног… А Иван Василич не стал орошать понапрасну леса́ или глубь: дело раннее! И так стояк хорош в девке, упруг, клёном качал, да в тык лакомился. Налакомил его Василич пиздой, да так стоячим и вытянул – пригодится ишшо…
Дальше ехали так: Иван Васильевич шёл собой, а Наталья Федотьевна увивалась вокруг него, будто вьюница-полипица у дубка по стволу. Да покачивалась чуть павой-лебедем от избылия чувств…
– Давно ль проститутствуешь? – поинтересовался Иван Василич в ответ на её счастливое сияние глаз. – Не томят нежновольски поёбари красу-Наталеньку?..
– Наталеньку не томят! – рассмеялась в ответ вольна блудница. – А красу у Наталеньки уж позаебли напрочь всю, ведмеди́ стоерослые! Вишь, Ванюш, по соседним деревням от них в отпусках, да нагулах спасаюсса!.. Может там кто могёт не по нашему сунуть в лодейку мягкую, вся ищу… Ну, а как по серьёзному, то своих всё ж поболе люблю… Может и на копейку всего, а поболе всегда!.. Да так от самых семнадцати годков, как на стезю подалась… Уж, казалось бы, и с чего б мне так брать патриотствовать? А вот… Может быть ещё оттого, что Мандей Анри первым мне закузьмил под подол вертуна своего раззадорника, да так и на весь остаток жизни вкусом пришёлся… А он, Мандей ведь, известный у нас домосед-корнеплод – с лавки лишен раз жопой не сдвинется, как кулик на своём кочкаре!.. Перемеля наш илья-муромец…
Так гутарствовали до тех пор, пока не пришла пора оставлять уже Наталью Федотьевну гладить по гуляющим булкам лопато-рукой.
– Ну, тебе там куда, а я на Купера двор подамся! – Иван Васильевич сжал напоследок в объятьях пизду. – Прощай до следующего дела, Натальенка!..
– Зря ты так! – огорчённо Наталья встряслась, пожимая в бёдрах своих ладонь ему горячо. – Купер Тарасович ведь навряд нынче дома… Знаешь сам – горяча пора, на самом носе сентябрьские!.. В школе он, до Справничихи не ходи! А и мне как тот раз в школу надобно на родительский комитет… Вместе идём? Положи мне, пожалуйста, руку на плечо или на грудь!..
Резон был бесспорный. Почётный библиотекарь села Нежно-Волье Купер Тарасыч Позапризабейко был тем и знаменит, что поспевал всюду сам, без призванья. Если строго сказать, то работал он уже много лет пенсионным колхозным сторожем. Но как ночных бдений на току с хлебопашками или на дойницах с ранними молочнофермерками хватало ему лишь на общеначальный завод, то и проводил он весь активный дневной запас времени за собиранием и распространением грамоты на селе, да и то – к буквам склонность имел чуть не с малых лет! Расхаживал Купер Тарасович по селянам-колхозникам и под хозяйские пироги начитывал вслух байки летошные, а то зазывал сам и добрых соседей потчевал, чем жена, Клара Матрёновна, на стол подставится, да устраивал им разбеседования под дружескую сопряжённость, да культурный книгообмен… К школярам же относился с особым почтением, как к товарищеской по идее организации, и участие к школьно-книжным делам проявлял при каждом встреченном случае. Оттого, по совету, не думая долго, и поворотил ход Иван Васильевич, искать кума свово, вслед за Натальей Федотьевной на школьный стан.
А только всё ж развела на время судьба полессных путешественников в школьных стенах уже: был Иван Васильевич встреченный трудовым учителем и преподавателем физической культуры Макаром Швыдрею, да препровождён в дирехторский кабинет на ожидание совещания комитета подпольщиков в свою честь; а Наталья Федотьевна Ломка с не меньшим почётом была уведена комитетом иным, сопровождена под белы рученьки выскочившим ей навстречу из ремонтируемого подполья родителем-комитетчиком Стоян Кожедубом, да управлена в то подполье обстругиваемое на радость встречи другим породителям.
На комитете подпольщиков были в деле немногие, лишь кого удалось собрать по мерно зудящей перед первосентябрём школе: кроме вышеозначенного Макара-трудящего, восседал за простым столом дирехтор школы Горобец Александрович Лановой, которого всё школьное детство дразнило за глаза Гор Санычем; сидел рядом седой военрук Ковтюх Мак Грегорович; потом юна учителка младшеклассия и взрослых литератур Синицина Нетта Григорьевна; да завучиха жопа толстая Паранейя Любила Евлановна, по над которой непременным всегдашним спутником вился колхозный лоботряс-счетовод и недавний ещё горожанин-студент Грыцько Утюх Маркович, служивший Любиле Евлановне вот уж несколький год бессменным ёбарем-воздыхателем…
– Говори нам, Иван Василич Детляр, твою партийную сказку и ответственное поручение! – приступил к малому заседанию дирехтор.
Иван Васильевич взглянул со вниманием на нестройные ряды присутствующих и оповестил:
– А пришёл я затем, штобы обесчестить юнь вашу скромную, очень кстати нам здесь навернувшуюся на хуй! Есть такое у меня ответственное подпольно-задание: надрать шкурку Синициной Нетте Григорьевне, про меж нас с вами Неточке, как просрочившей в сложный урок-момент крайне важный районный доклад с отчётом о партизанских делах. Партизанья ностра села Дивный Край, и села Промеж Дорог, и села Нечипо́ров Очаг, и села Многовесенье, и колхоза «Взъярившийся Мак» с селом Мало Сад, в том числе… как один монолит и партизанская слитна дружина выражают общее в них несогласие с заминками от работников подполья, со случающимся волокушеством, в общем, и с данным невыпуском район-боевого листка “La Partiza Nostra”, в частности!
– Драть, так драть… – согласился дирехтор Гор Саныч спокойно-легко, уловив всю неоправдываемость обвинения. – Готовь, Неточка, зад!.. Дале тебя, Ванька, слухаем… Сказку давай!
– Дале боле!.. – успел упредить Иван Васильевич. – Послан я партизанской общественностью до доброго кума свого, вам известного как Купер Тарасович, на предмет предложить ему должность связного и набить, наконец, постоянный пунктир связи между всей околичною вам партизанщиной и работой подпольщиков! Есть готовность у вас?
– Сейчас… – дирехтор откликнулся. – Неточка сымет трусы… Так и будет готовность к вам полная! Отчего ж не наладить пунктир, когда дело хорошее? Чай, не каждых два дня партизанок ебём, да и немецкие оккупанты повсюду пошаливают. Одно ты возми хоть роно…
Дирехтор Гор Саныч со вздохом притих, скрывая личную служебную боль. А Неточка стояла прогнутой кобылкою по над столиком, да никак не решалась раздеться перед ей незнакомым мужчиной Василичем. Неудобно сказать, но почётная уже второй год школьна учителка Синицина Нетта Григорьевна просто ужасно конфузилась, видя им добываемый член и ощущая горячее прикосновение его ухватистых лап у себя на заду.
– Странно, а и хорошо ведь всё ж, как жизнь устроена в вашем селе! – заметил, как вроде себе на слух, Иван Васильевич, хорошо обнимая упругую тонку талию, да сильно растягивая платье в скромных цветиках на выпертой до хуя вверх заднице. – Вот у нас, взять к примеру, на Аистах, так наоборот: как ибстись, так всю жисть раздеваюца… для чего-т…
– Погоди, Иван, не гоношись! – засмеял дирехтор, потянувшись рукой через стол, да поглаживая раскрасневшуюся жутко Неточку по щеке. – Щас Макар ей подол задерёт, да опустит трусы! Стой! Куда?
– Эх-ха – хма!!! – раз вздохнул Иван Васильевич, будто селезнем крякнул над утицей.
Не вынесло платьичко простенькое – разошелся в широко прощелину лёгкий ситц на подавшихся булках на стороны, да в один мах разлопнулись невидаль деревенская, лишь разок аккуратно стежком зашитые Неточкою трусы: распахнулась манька-поскромница вся нечаянно перед напрягшей балдой.
– Ай-я-яй! – Иван Василич покачал головой, отстраняя из юной пизды враз скокнувший до корня туда в иё хуй. – Нарвали вещей мы с тобой, Нетта свет Григорьевна, почём зря, оба глупые! Пригласишь как-нибудь в ночку – латать?
