Шумилин Ильич - Ванька-ротный

взводами уходит на правый берег Волги. Встреча с Женькой Михайловым. Бомбежка.

– – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - -

Утром 29-го октября, после беготни и кормежки, рота построилась в [походную] колону и походным маршем пошла на Медное. Командир роты распорядился, чтобы я со своим взводом шел замыкающим. Это его особое доверие, выраженное мне, таким образом. Через некоторое время мы вышли на Ленинградское шоссе и повернули на Медное. Шоссе в то время было не широкое и во многих местах основательно разбито. Где выбитый до щебёнки асфальт, где участки, засыпанные землей, а где просто развороченное воронками полотно проезжей части дороги. Война везде оставила сбой след! Мы подошли к Тверце и остановились у переправы. Мост около села Медного был разбит. С той стороны к плотам наплавной переправы на подводах спускали раненых. Лошадей вели под узды. Лошади на плоты заходить упирались, их тащили на брёвна, они приседали. Одна за другой подводы с ранеными перебирались на нашу сторону. Мы стояли, смотрели на них, ожидая своей очереди. Откуда их столько? Не туда ли мы держим свой путь? В село Медное мы не зашли. Наведенная переправа была в стороне и выше по течению Тверцы. С дороги были видны дома и постройки. По краю бугра чернело несколько деревянных и одноэтажных каменных домов. Некоторые из них остались целы. А другие основательно пострадали от бомбежки. Повсюду были видны глубокие и свежие воронки. Здесь накануне как следует поработала немецкая авиация. Обойдя Медное стороной, мы свернули вправо, и пошли по мощёной булыжником дороге. Мы прошли километра четыре и впереди на обочине увидели немецкие танки. На боках у них красовались черные кресты, обведение белыми полосками. Танки стояли неподвижно, стволы орудий были опущены. Выглядели они совершенно новыми. Ни вмятин, ни царапин, ни пробоин на стальной броне не было видно. Блестящие гусеницы были в полном порядке. Почему их покинули немцы? Горючее кончилось? Испортились моторы? Но могло быть и другое – подумалось мне.

– 2 – Я конечно фантазировал, и поэтому представлял себе ситуацию так: экипажи танков свои места не покидали, а сидят внутри и ведут наблюдение. Кто передвигается по дороге, сколько и в каком направлении проходит солдат? Работая ключом, они могли передавать по рации эти данные. Люки танков плотно задраены. Все кто проходят мимо, смотрят на них и вполне уверены, что танки выведены из строя и их экипажи взяты в плен. А чтобы славяне не лазили во внутрь, люки наглухо закрыли. Впереди шел командир роты, за ним мимо танков прошли взвода, и вот наконец я тоже оказался около танков. Я позвал солдата, взял у него саперную лопату, залез на один танков и пытался саперной лопатой открыть люк. Но сколько я не старался, сколько не пыхтел, у меня из этого ничего не получилось. Когда я ковырял лопатой крышку, мой взвод ушел по дороге вперед. А я у танка остался с солдатом [, у которого я взял этот саперный инструмент.] Мне даже показалось, что там внутри кто-то есть. Рота отошла по булыжной мостовой на приличное расстояние, и мне пришлось бросить своё занятие и [нам с солдатом] бегом догонять её. Танки стояли на обочине дороги, около самой опушки леса, на перекрёстке двух мощёных дорог, а рота, повернув направо, вышла на открытое пространство. Мы догнали свой взвод, и я перешёл на шаг, чтобы перевести дух. Так некоторое время я шел вместе со взводом, а сам думал о танках. Сказав старшине, что мне нужно поговорить с командиром роты, я побежал вперед, обгоняя солдат. Командир роты увидел, что я бегу к нему, отошел от колонны, остановился и нахмурил брови. – Ты что лейтенант? – спросил он. – В танках немцы сидят! Нужно вернуться! Я слышал внутри какую-то возню! Старший лейтенант улыбнулся и ответил: – Этого не может быть лейтенант! Ты просто ошибся! Здесь по дороге мы проходим не первые. Их давно успели проверить. А у нас нет времени возвращаться назад. Старший лейтенант хотел ещё что-то сказать, но не успел [даже открыть рта] – над лесом мы услышали рёв самолетов. Как только рота отошла от поворота на два, три километра, а это %%% полчаса ходьбы, из-за верхушек деревьев на открытый участок дороги навалились немецкие бомбардировщики. Никакого костыля и стрекозы до этого над нами не было [этим местом не было видно]. Самолеты шли на бреющем полете и точно вышли в створ дороги из-за макушек деревьев. Откуда они могли знать, что мы идем [одни] по дороге? Самолёты уже на подлёте начали обстрел из пулеметов, а потом [уже] посыпались бомбы. Солдаты бросились бежать в разные стороны.

– 3 – Мы тоже залегли, отбежав от дороги. Проревев над дорогой и сбросив с десяток небольших по размеру бомб, самолеты сделали разворот, и пошли нам навстречу [с двух сторон вдоль дороги, под открытым полем обстреливая нас из пулемётов и бросая бомбы]. Как только одно звено [самолётов] отбомбилось и ушло за кромку леса, над дорогой появилось другое [тут же появилась ещё одна партия из пяти]. Не успел я повернуть голову к лесу, а оттуда уже сыпались новые бомбы. Низко летящие над дорогой бомбардировщики стреляли из пулемётов. Неожиданный налёт и [эти] обстоятельства с танками смутили меня. Их базой, повидимому, был городской аэродром в Калинине. Солдаты далеко разбежались по полю, их долго собирали и заводили b кусты около дороги. В ротах были раненые и убитые. Куда отправлять раненых, на чём их везти? Я смотрел на командира роты и думал, какое решение он примет. Хорошо, что он с нами, что все эти заботы свалились не на меня. А командир роты сделал всё просто. Он оставил при раненых старшину и в помощь ему дал трёх солдат из первого взвода. Он поручил старшине сходить на переправу в Медное и связаться по телефону со штабом армии, запросить у них повозки для раненых и похоронить в братской могиле убитых солдат. Всё вышло так просто и естественно? Мне было бы трудно всё так быстро сообразить. Мой взвод в составе роты по-прежнему шёл сзади последним. Я был избавлен от нужды смотреть за дорогой и от всяких других забот. Я шел в составе роты и за дорогой не следил. Роту вёл ст.лейтенант [зам.командир роты и я только получал указания, что и как делать] Он сам выбирал направление, решал где нужно сворачивать и по какой дороге идти. По его команде рота сворачивала в лес. Он объявлял привал. Я даже не присматривался к маршруту [следования] нашего движения. Если меня тогда спросить, какую дорогу я лучше помню – от Ржева до Торжка или от Торжка на Медное? Разумеется, ту, где я сам вел свой взвод.[Я всё помню достаточно хорошо и достаточно точно. А теперь я был избавлен (от необходимости) сосредотачивать своё внимание на дороге. Я шёл и ждал только распоряжений и указаний старшего лейтенанта.] На моей обязанности, идущего последним, было следить, чтобы в роте не было отстающих. Остальное меня не касалось [не волновало, мне не нужно было что-либо делать, ни о чём не думать, ни за что не переживать]. Мне что прикажут, то я и выполнял, делал всё быстро и чётко и особенно не рассуждал. У меня была привычка [быстро и точно] выполнять приказы [и распоряжения]. К этому я был приучен, это вошло я мою кровь. Я шёл, разговаривая со своими солдатами и почти не смотрел по сторонам. Стокилометровый путь до Торжка у меня и сейчас остался в памяти [со всеми подробностями / в уме как на ладони]. А верни меня сейчас назад и прикажи %%%%% пойти на Медное, [я на каждом перекрестке путаться буду, стоять и решать] я пожалуй засомневался бы, где мне %%% туда идти.

– 4 – Где мы поворачивали и откуда мы вышли? Я не следил [за местностью так же], как это делал солдат. Он идёт в строю и смотрит в спину впереди идущему. Пройдя Медное, мы должны были свернуть на Новинки и пойти на Гильнево. За Городней роту остановили, завели в лес [на опушку леса] и объявили привал. Мы долго лежали на холодной, застывшей [морозом схваченой] земле. Командир роты ушел куда-то в деревню. Потом он вернулся и с ним из деревни пришел капитан. – Матвеенцев! – отрекомендовался он нам. – Я политработник! [заместитель командира полка по политчасти] – сказал он сквозь зубы и широко расставил ноги. – Вчера наша дивизия вела бои за Дмитриевское и Черкасово. Немцы остались за Волгой [и на дороге бросили свою технику]! – Ваша рота вливается, как пополнение в нашу дивизию. Теперь вы будете служить в 421 стрелковом полку. Командир полка – подполковник Ипатов. – Но я вас предупреждаю, у нас с дисциплиной строго и порядки особые. – Дивизией командует генерал Березин, за малейшие нарушение и невыполнение приказов, он отдает всех подряд под суд. – Смотрите, не попадите под трибунал! – Особенно это касается офицеров! – У нас в полку уже есть достаточно таких. – Сегодня вы пойдете за Волгу. На тот берег вас переправят саперы. – Там за Волгой вы будете воевать. Капитан прошелся перед строем солдат, посмотрел сурово на нас, на младших офицеров и удалился с двумя солдатами, которые его сопровождали, обратно в деревню. Вливание было сделано, нас влили в стрелковую дивизию. Командир рота подал команду – Разойдись! – и солдаты легли, привалившись к земле. Командир роты заторопился. – Остаешься за меня! – сказал он мне и пошёл в том направлении, куда только что ушёл полковой капитан. Мы лежали и ждали, когда он вернется, нужно было в дорогу на солдат получить продукты. Нас повидимому на ту сторону отправляли надолго. Я не подумал тогда, что наши люди уйдут туда навсегда. "У нас есть приказ Березина судить всех, особенно офицеров…" – остались у меня в памяти почти на крик сказанные капитаном слова. Командир роты вернулся в сопровождении сержанта сапера. Сапёр поведёт нас к паромной переправе на берег Волги. Рота тяжело встала, построилась по взводам и пошла по дороге. Вскоре сержант нас привел на крутой берег с песчаным отвалом и велел подождать.