Черный дембель. Часть 5 - Андрей Анатольевич Федин
* * *
Лена и Настя вернулись в гостиницу на полчаса позже нас. Они выглядели весёлыми и счастливыми. Словно Бурцева и Котова тоже прокатились по ВДНХ на упряжке с северными оленями, поели в ресторане «настоящий узбекский» шашлык, прикоснулись к основанию Останкинской телебашни и дважды прошлись по Крымскому мосту.
Анастасия раскурила за компанию с Прохоровым сигарету, а Котова явилась ко мне и шепнула:
— Он такой большой!
— Кто?
— Бегемот. Кот Елизарова. Я таких огромных котов даже по телевизору не видела.
Лена рассказала мне о том, как она провела время в гостях у конопатого лейтенанта КГБ. В подробностях: вплоть до «он сказал», «она ответила». Сообщила, что Бурцева быстро поладила с Бегемотом, который (к удивлению Елизарова) позволил Анастасии гладить себя за ушами. Заявила, что «наладились» у Насти отношения и с Михаилом.
— … Дело сделано, — сказала Котова. — Они сегодня под вечер смотрели друг на друга… влюблёнными глазами. Процесс пошёл, точно тебе говорю. Настя меня к своему Мише сегодня несколько раз приревновала. Это было забавно. Я им сегодня только мешала. Серёжа, не удивлюсь, если уже на следующем свидании они поцелуются.
Лена улыбнулась, потёрла ладонь о ладонь и посмотрела мне в глаза.
— Правда: я молодец? — спросила она.
— Лена, ты умница! — заверил я.
* * *
В понедельник после обеда мы все дружно поехали в Московский зоопарк. Запланировали эту поездку вчера, после катания на оленях. Настя Бурцева поддержала наше решение. Она отправилась «смотреть на зверей» вместе с нами. Настя с удовольствием взяла на себя роль нашего гида (оказалось, что о жизни животных Анастасия знала не меньше, чем о жизни философов и классиков литературы). Бурцева водила нас по заснеженным дорожкам зоопарка от вольера к вольеру, сыпала всевозможными сведениями и историями. Даже я с интересом послушал её длинный рассказ о деятельности Московского зоопарка (и о судьбе его сотрудников и подопечных) в годы Великой Отечественной войны.
* * *
Рано утром двадцать восьмого января мы покинули гостиничный комплекс «Россия» (у Лены и Наташи при этом в глазах блестели слёзы). В двух машинах такси (куда с трудом затолкали свои сумки и чемоданы) мы отправились на Павелецкий вокзал. Там, стоя на перроне рядом с нашим вагоном, пустила слезу и Настя Бурцева.
Ещё вчера вечером Котова и Бурцева договорились, что летом Настя приедет в Новосоветск. Кирилл и Артурчик даже прикинули, что из нашего города мы все вместе могли бы «махнуть» на море. А следующую поездку в Москву девчонки запланировали на август — я им вслух не возразил (но и не поддержал это предложение).
В купе поезда мы столпились около окна. Разглядывали одиноко стоявшую на перроне Настю. Гримасничали, махали Бурцевой руками (переговаривались с ней жестами). Девчонки размазывали по щекам слёзы, Кирилл и Артурчик тоскливо вздыхали. Поезд вздрогнул и тронулся с места — плачущая Бурцева уплыла в сторону.
* * *
По пути в Новосоветск воспоминания о столице и о наших приключениях в Москве постепенно сменились разговорами о делах насущных: о скором начале учёбы, о планах на грядущие праздники (двадцать третье февраля и восьмое марта). Прохоров заявил, что явится в общежитие только тридцать первого января вечером — до этого времени он поживёт «у отца». Торопова и Кирилл решили, что вернутся в общагу уже завтра к вечеру. Мы с Леной переглянулись, промолчали.
Шумного веселья на этот раз в купе не было, словно у нас за неделю жизни в столице накопилась усталость от веселья. Кир и Наташа увлечённо обсуждали список купленных в Москве книг, Прохоров рассматривал обложки пластинок. Мы с Леной подолгу стояли в коридоре плечо к плечу, рассматривали проплывавшие за окном ландшафты. Котова мне шёпотом призналась, что ей понравилось в Москве. Я заверил её, что мы очень скоро туда вернёмся.
Новосоветск встретил нас холодным ветром и мокрым снегом, который уже на перроне отхлестал меня по лицу (будто приводил в чувство после суток почти полного бездействия). Артура Прохорова на вокзале встретил Дмитрий (водитель директора швейной фабрики). Он же на служебной машине отвёз домой и девчонок. Мы с Кириллом отправились на трамвайную остановку. Но уже вечером я заехал за Котовой на мотоцикле — мы поехали в нашу съёмную квартиру.
* * *
Оконные стёкла слегка вздрагивали и потрескивали под напором бушевавшего за окном ветра. Большие мокрые снежинки то и дело врезались в кухонное окно (снаружи). Они на секунду-две прилипали к стеклу. Затем медленно соскальзывали к подоконнику, оставляли после себя мокрые полосы. Витавший в воздухе кухни запах кофе заглушал все прочие ароматы.
Лена мазнула взглядом по стоявшим на подоконнике растениям (хотя мы ещё вечером убедились, что Маргарита Лаврентьевна в наше отсутствие поливала цветы). Поставила на стол чашки, откуда валил пар. Уселась рядом со мной, прижала под столом колено к моей ноге. Посмотрела на папку, что лежала около меня на столешнице. Поправила на своей груди рубашку.
Часы на кухонной стене монотонным тиканьем отсчитывали секунды. Я вынул из папки скрепленные большой канцелярской скрепкой серые листы (исписанные моим размашистым почерком) и положил их рядом Котовой. Лена тут же накрыла полученные от меня «документы» ладонью (будто испугалась, что их унесёт сквозняком), взглянула мне в лицо.
— Это тот самый сон? — спросила она. — О гибели детей?
Котова пристально смотрела в мои глаза, не моргала.
— Как я и обещал.
* * *
Лена водила взглядом по странице.
А я снова вспомнил, что рассказывал Мирный.
* * *
— … Веришь ли, Чёрный, тогда я думал, что нам с братом крупно повезло. Во время той игры мы сидели на козырных местах: на первом ярусе, во втором ряду. Всю игру канадцы оборачивались, разбрасывали жвачку и наклейки. Мы всё это хватали, рассовывали по карманам. Чувствовали себя настоящими счастливчиками и богачами. Я помню, как Никита улыбался. Вот так же, как
