Юрий Никитин - Труба Иерихона
– А это… при чем?.. Что-то я не улавливаю вашей… э-э… мысли.
– Древний римлянин тоже так считал, – ответил я. – Он же тоже был нормальный интеллигентный человечек. Или не совсем интеллигентный, это неважно. Считал, что раньше были всякие там потрясения, складывались нации, а сейчас, при его благословенной Римской империи, наконец-то все встало на свои места. И так пребудет вовеки. А что? В какой-то мере он был прав. За его жизнь в самом деле ничего особенного не происходило! Рост Римской империи продолжался полтыщи или тыщу лет, уже не помню точно. Так же точно и нынешний человечек не замечает перемен… Ему мнится, что отныне вечно будут и Россия, и США, и страны Европы… Но уже сейчас политики втайне делят самый огромный пирог за всю историю человечества: Россию. США всерьез прикидывают: отхватить ли им Приморский край, весь Дальний Восток или же рискнуть отхватить всю Восточную Сибирь? А если поднапрячься, то и Западную? Правда, придется столкнуться с азиатскими странами, даже со странами ислама, но с ними потом, потом!.. Сейчас главное – расчленить Россию, расхватать самые лакомые куски. А они все – лакомые. Особенно лакомые те, что достались другому.
Я продолжал договаривать фразу, а мысль забежала далеко вперед, я ощутил внезапный холодок. Как зияющая пропасть мелькнуло воспоминание о тревоге на русско-китайской границе. Что-то там непонятное… Это Коломийцу понятно: китайцы хотят захватить Дальний Восток и Сибирь, всю азиатскую часть России до самого Урала, но я-то знаю, что китайцы тут ни при чем…
Вздрогнул, новая мысль пришла не то чтобы дикая, но неожиданная, вполне конкретная, яркая, все ставящая на свои места, как вдруг слева громко выругался Сказбуш, вытащил из принтера лист, положил перед Кречетом:
– Взгляните!.. Вот почему командующий Северо-Западным округом уклонился от участия в маневрах! У него достраивают дачу… Вот она. Это же средневековый дворец, а не дача. На ее постройку было привлечено три тысячи солдат, что работали там полгода.
Кречет побелел, мне даже почудился зловещий скрип его зубов в мертвой тишине. Коган поднял голову от клавиатуры, а его пальцы красиво застыли, как у пианиста над клавишами концертного рояля.
– Арестовать, – процедил Кречет ненавидяще, – судить военно-полевым и расстрелять!
Мы молчали, а Мирошниченко легонько наклонился над плечом Кречета:
– Господин президент… Арестовать за привлечение военнослужащих к незаконным работам? Господин президент, и так в вашем… нашем кабинете слишком много переступаний через закон… Хоть на тонущем корабле не до соблюдения этикета, но все же не стоит настолько раздражать генералитет…
Яузов зарычал:
– Какой такой генералитет? Генералитет – это я!
Кречет сказал свирепо:
– При чем здесь привлечение к незаконным работам? Если хочется, присобачь и это. Где-то в конце списка обвинений. Но прежде всего он виновен в гибели наших ребят на южных рубежах! Они должны были учиться обращаться с оружием, а не ставить заборы вокруг генеральских дач. Кстати, проследи, чтобы отобрали все эти дачи, «мерседесы», изъяли заграничные счета. Обратись к Илье Парфеновичу, у него должны быть специалисты и для таких дел. Если же изъять не удастся, то все равно выезд за рубеж родственникам проворовавшихся генералов запрещен! Чтоб не попользовались.
Сердобольный Коломиец поморщился:
– И что же… женщин и детей выгонять прямо на улицу?
Кречет рыкнул зло:
– А чем они лучше тех, кто уже на улице? К тому же пусть и остальные проворовавшиеся сволочи видят, что ждет их самих и даже родню. А то слишком уж большие льготы им, даже если и расстреляем! Он успел хапнуть миллион, застрелился, и тем самым дело закрыто? А семья его теперь будет жировать и поплевывать на тех, кого обворовали?
Почти как Мирошниченко, неслышно вошла Марина. От нее веяло горячим крепким кофе, но на подносе у нее была только горка бутербродов.
Десяток пар рук тут же суетливо освободили место на середине стола. Марина оставила все богатство вместе с подносом, но не успела дойти до двери, как поднос опустел. Нагрузка на членов кабинета Кречета – как на тяжеловесов в день соревнований.
Справа от меня Яузов вытащил сотовый телефон, отвернулся к стене и говорил вполголоса:
– Алло, Якубцев!.. По поводу твоего расследования. Да, именно… Нет, военно-полевой действует только в военное время, на то он и полевой, а мы нарушать не станем… Лучше – суд офицерской чести… Нет, еще лучше – выездная тройка! Решения ее, как помнишь, обжалованию не подлежат. Там же на месте все и… гм… утрясти… Что семье? Оставить все, понятно?.. Непонятно?.. Ты что, в танке?.. Поясняю, оставить все, что могло быть приобретено, согласно декларации в налоговой службе… А также все то, что, согласно нашему гуманному Кодексу, не может быть конфисковано. Возьми список, это в Уголовном кодексе. Там, по-моему, только насчет жилплощади. Да-да, это мы просто обязаны предоставить!.. Обязаны, понимаешь?.. И мы это сделаем. Выполним то исть. По минимальным санитарным нормам. В новых районах, светлых и красивых, с видом на лес. Где-нибудь в Норильске… Нет, это слишком шикарно. В Норильской области поселки есть?
Странное у нас правительство, мелькнула мысль. Нигде в мире такого нет. Везде идет по накатанной стезе… разве что в исламском мире сейчас бурное Возрождение, но у них там по всей стране, вернее – во всех мусульманских странах, а у нас страна думает только о том, как выжить, а здесь, в кабинете Кречета, и нескованный полет мысли, дичайшие фантазии, и… жестокий реализм повседневности.
Мы залетаем мыслями в прекрасное будущее и в то же время ломаем головы, как избавить от внезапного нашествия вшей население Бурятии. Мы строим стены нового дворца Лучшего из Миров и отдаем распоряжение стрелять бандитов вместе с их женами и детьми. Все нелепо, все импровизация, все как будто впервые, снова наступаем на старые грабли…
Марина внесла дымящиеся чашки с горячим кофе, сахарницу, на которую презрительно фыркнул эстет Коломиец, мы расхватали его, как школьники, – вдруг да на всех не хватит, Краснохарев пошире расставил локти и начал вкушать добротно и основательно. Коломиец взял чашку и начал прохаживаться по кабинету, то ли разминая кости, то ли демонстрируя, как он это делает на светских раутах с фужером шампанского.
Я пытался вспомнить ту самую поразившую меня мысль, но мозги только сладострастно потирали лапки при виде могучих расстегаев и большой чашки кофе, я всегда заказываю себе большую… раз уж тут не подают в стакане, во всем теле наступило блаженное расслабление, словно я прихлебывал не горячий бодрящий кофе, а пивко.
Как сквозь вату доносился из-за спины щебечуще-убеждающий голос Коломийца:
– …а вы отриньте эти догматы! Кто сказал, что поступать нужно только так? Мы не должны сковывать свободную мысль… Вон даже наш футуролог и то допер…
Меня передернуло. Мои слова, но в какой трактовке!.. Штатовцы как раз и гордятся тем, что у них ни мысль не скована никакими догматами Старого Света, ни желания, ни помыслы.
Это мы, русские, все еще скованы. Да еще не все европейцы до конца расковались, «отринули мертвые догматы». Мне еще как-то понятно, когда такой бред несет восторженный юноша. Ему бы только рушить старый мир, ему нужна «раскованность от догматов старого мира», но когда, как ученый попка, повторяет министр культуры, то, значит, эта дурость зашла слишком далеко, проникла в такую глубь, что уже вросла в кости.
На самом же деле никто не может жить без догматов. А если кто и попытается, то в лучшем случае тут же сопьется, станет наркоманом и заразится СПИДом – причем получит все сразу. А в худшем – сразу сойдет с ума. Правда, я не знаю, что лучше… На самом же деле мы все отчаянно нуждаемся в крепкой вере в правоту своего дела! Именно в вере. Если эта вера есть, то рука не дрогнет, когда стреляешь во врага или вытаскиваешь из пропасти друга. А если «свободен от догматов», то тут же начнется: а прав ли я, а не лучше ли в самом деле бросить винтовку и встать в позу римлянина, завязывающего сандалии, и вообще «не быть героем»?..
Наш молодой разум… а разум человека еще очень молод, отчаянно нуждается в вере. Вера нужна ему, как молодому дубку нужна защита под кроной старого могучего дуба. Защита и опора. Даже не как молодому дубку, а как плющу, которому необходимо сильное дерево, по которому можно взбираться вверх, обвивая ствол. Карабкаться к солнцу. Без железобетонных догматов, в которых человек не сомневается, он – полное ничтожество. Несмотря на любой коэффициент интеллекта.
Конечно, на кухне за кружками пива можно спокойно посидеть и перемыть кости своим догматам. В чем-то усомниться, что-то попробовать заменить. Но ни на один час не оставаться без оных! Как бы мы ни относились к ваххабитам, но они – прекрасные бойцы прежде всего потому, что свято верят в свое дело. И готовы класть за него головы. Они, конечно, гады, воюют против нас, нападают на Россию, но это смелые и убежденные в своей правоте гады. И вообще, если честно, то все-таки не гады. Гады – это те, у кого нет ничего святого и которые не только не готовы умереть за идею, но даже пальчик за своего Христа, за демократию или сексуальные свободы не прищемят.
