Александр Мазин - Государь
– Но сначала, клянусь Молотом Тора, нам придется немного подраться, – заметил Торстейн Бычья Нога и засмеялся.
Элвин не рискнул оспаривать слова епископа, однако сразу заявил, что пусть Оле теперь и христианин, но настоящий выбор жениха для королевы Гюды должен сделать не человек, а Бог. И лично он, Элвин, готов сразиться с любым претендентом, дабы доказать, что Бог – на его, Элвина, стороне.
– Я не против, сказал Олав. – Но разве это не противоречит законам Христа?
– Да ты просто струсил! – тотчас же закричал Элвин.
Тут в зале сразу стало шумно. Одни кричали, что такой поединок – это грех. Другие – что пришелец боится умереть от руки Элвина, который слыл умелым и удачливым воином, убившим многих.
Кричали и люди Олава, глубоко возмущенные обвинением Элвина-ярла. Каждый из них считал своим долгом немедленно бросить вызов дерзкому англичанину.
Молчал только сам Трюггвисон.
Когда шум начал стихать, он поднялся со своего места и сказал:
– Если вы, христиане, считаете, что можно убивать друг друга, то я согласен.
Тут вмешался епископ и заявил, что убийство – это грех.
– Что ж, коли так, то я постараюсь не убивать этого человека, – произнес Олав-конунг. – Но если то, что о нем говорят, – правда, оставить его в живых будет непросто.
Элвин снова вскочил и закричал, что он сам убьет Олава, а если епископ не отпустит ему этот грех, то он найдет другого священника, который отпустит.
Олав громко засмеялся и предложил своему недругу встретиться завтра. Пусть возьмет с собой двенадцать человек, и он, конунг, возьмет с собой столько же.
Так и сделали. На следующее утро Олав и его люди встретились на рыночной площади прямо посреди ярмарки. С Олавом было двенадцать его лучших людей. С Элвином-ярлом – ровно столько же.
– Делайте то же, что и я, – сказал своим хирдманам Олав и вышел на середину круга. Был он в своем обычном доспехе, но вместо меча взял большую секиру. Многие удивились такому выбору, но Олав только усмехнулся.
Элвин-ярл также был облачен в броню, а в руках у него были меч и щит.
С грозным криком он набросился на Олава… И тот первым же ударом тяжелой секиры вышиб меч из руки англичанина. А вторым ударом разбил щит и поверг Элвина-ярла наземь. Тут Трюггвисон отбросил секиру, навалился на противника и очень быстро связал его приготовленной загодя веревкой.
Надо отметить, что умение связать побежденного врага всегда считалось среди викингов важным искусством, и Олав владел им в совершенстве.
Едва меч вылетел из руки Элвина-ярла, как все норманы бросились на его людей и сделали то же, что и их конунг: не убивая, повергли ошеломленных англичан наземь и связали.
Толпа, наблюдавшая за поединком, разделилась на две части.
Одни кричали, что люди конунга поступили нечестно, другие, наоборот, восхваляли ловкость и умение конунга и его хирдманов. Они радовались, что теперь у них такой славный король и какой правильный выбор сделала королева Гюда.
Впрочем, даже те, кто осуждал северян, не рискнули им помешать, когда те потащили пленников в дом, щедро предоставленный хирду Гюдой.
– Я не стану тебя убивать, – сказал Олав пленнику, – потому что обещал это епископу. Но за твою дерзость и твою жизнь возьму с тебя выкуп: всё, что у тебя есть. И еще ты должен убраться с моей земли и никогда не возвращаться обратно.
Обнадеженный словами Олава о том, что тот не станет его убивать, Элвин заявил, что ничего обещать не станет.
Тогда вмешался Торстейн Бычья Нога. Он был разочарован тем, что вместо настоящего боя, где у него была бы возможность показать свою храбрость и мастерство, вышла такая глупая потасовка. Будто не воины вышли против них, а неумелые бонды.
– Я, – сказал Торстейн, – никому ничего не обещал. Но, ценя слово своего ярла, тоже не стану тебя убивать. Сейчас принесут горячие угли и поставят на них твои ноги, англичанин. И тогда мы все узнаем, так ли ты грозен на деле, как грозны твои речи на пиру.
– Что ж, – одобрил Олав. – Это хорошая мысль. Воинское умение твое оказалось невеликим, но интересно будет узнать, каково твое мужество. А если после испытания ты всё же умрешь от горячки, то в этом не будет моей вины, ведь только Бог решает: кому умереть, а кому выздороветь.
Элвин-ярл побледнел. Он понял: даже став христианами, викинги все равно остались викингами.
– Я отдам тебе всё, что у меня есть! – воскликнул он. – И уеду отсюда навсегда! Клянусь Именем Спасителя! – и поцеловал большой золотой крест, висевший у него на шее.
– Может, всё-таки проверим его мужество? – предложил Торстейн Бычья Нога, которому было жаль упускать развлечение.
– Он поклялся, – возразил Олав. – Вдобавок я и без того вижу, что мужество его не превосходит его воинского умения.
– Тогда я возьму себе это, – сказал Торстейн, сдернул с шеи Элвина-ярла крест и нацепил на себя.
Спустя несколько дней Олав женился на королеве Гюде и стал конунгом на земле Англии.
* * *– …Вот такой подарок сделал мне Бог за то, что я принял Крещение, – завершил Олав свой рассказ. – Мой скальд Халльфред поведал бы эту историю лучше, чем я, но, думаю, и сказанного достаточно, чтобы понять: Иисус Христос – истинный Бог, и Он сильнее всех прочих, так что мой тебе совет, конунг: прими Крест! Тогда сила твоя умножится, а удачей ты превзойдешь всех своих врагов!
– На удачу я и так не жалуюсь, – спокойно произнес Владимир. – А мои враги стараются держаться от меня подальше.
– О да! – воскликнул Олав, рассказ которого был долог, поэтому конунгу пришлось часто смачивать горло, и пиво, которое выпил сын Трюггви, сделало его очень веселым. – Мне говорили, что ты неотразим в других битвах. Правда ли, конунг, что у тебя в каждом городе по сто наложниц, и все они каждый год рожают от тебя детей?
– Вранье, – хладнокровно ответил Владимир, покосившись на женскую половину стола, где его Рогнеда, которой речь нурманов была известна с детства, внимательно прислушивалась к разговору. – У меня очень много городов, Трюггвисон. – Даже двух лет будет маловато, чтобы объехать все. А кого интересуют ублюдки, если есть законные сыновья!
Нурманам его ответ пришелся по вкусу. Все еще больше развеселились и выпили за то, чтобы сыновья Владимира славой не уступили отцу.
– Что за пес у тебя? – поинтересовался Духарев, с интересом изучая лохматое страшилище, неподвижно лежавшее у ног Олава и не обращавшее внимания ни на падающие со стола кости, ни на грызущихся из-за подачек псов Владимира.
– О, это особенный пес! – с удовольствием ответил Олав Трюггвисон. – Я приобрел его в Ирландии, когда после удачного похода решил зайти к конунгу Олаву Кварану, моему тестю. По возвращении мы пристали к берегу, и я велел согнать к кораблям скот окрестных бондов, потому что мы соскучились по свежему мясу. И вот один из бондов пришел по мне и попросил вернуть его коров. Сказал, что его собака, – тут Олав потрепал черного волкодава по голове, – сама выберет и отыщет его коров. Мне стало любопытно, и я разрешил. Представь, ярл, этот пес выбрал из большого стада всех коров бонда. Мы проверили клейма. Ошибки не было. И я забрал Виги, так его зовут, себе. А взамен отдал золотой браслет. Считаю, это был хороший обмен. Умней этого пса я ни одной собаки не встречал.
– Я бы повязал его с моей сукой, – сказал Духарев. (Ирландский волкодав – это круто!) – Что ты хочешь взамен?
– Отдай мне своего сына! – заявил Олав. – Вот этого! – Трюггвисон показал на Богуслава, пировавшего за столом старшей гриди. – Когда я стану конунгом, я дам ему столько золота, сколько он сможет унести.
– Не могу, – покачал головой Духарев. – Он – воевода Владимира, и вряд ли тот согласится его отдать.
– Пожалуй, – не стал возражать Олав. – Он даже моего дядю Сигурда не пожелал отпустить. Это из-за вашего летнего похода в Византию. Жаль! Но я – удачлив, и мне подобает быть щедрым. Приведи твою суку, и мой Виги сделает всё как надо, можешь не сомневаться!
– А ты не хотел бы присоединиться к нам? – спросил Духарев. – Ромеи платят щедро!
– Не могу, – покачал головой Олав. – Напротив, я сам рассчитывал найти здесь поддержку.
– Эй, Трюггвисон! – окликнул гостя Владимир, которому не понравилось, что нурман шепчется о чем-то с Сергеем. – Ты еще не рассказал, почему бросил свои земли в Англии и приехал сюда? Не думаю, что для того лишь, чтобы рассказать мне о вере в Христа.
– Так и есть, – отозвался Олав. – Я не мастак говорить о вере. И приехал я сюда, потому что мне нужны сильные люди, чтобы отвоевать земли моего отца – те шестнадцать больших фюльков, которые когда-то взял под себя мой предок Харальд Прекрасноволосый и которыми теперь правит мой недруг Хакон-ярл. Вот почему я оставил свои корабли зимовать и пешком пришел сюда.
