Александр Мазин - Государь
– А вот сунулись, – раздраженно проговорил Владимир. – Купцов бьют нагло, прямо у меня под носом. Два селища разграбили. Какой я князь, если чать свою оборонить не могу?
– Дай мне двести всадников, господин, – подал голос Габдулла, – и я принесу тебе голову вождя разбойников!
Князь покосился на телохранителя, но ничего не сказал.
Зато Духарев решил поставить бохмичи на место. А то вдруг князю придет в голову поддержать идею Габдуллы.
– Ты, шемаханец, когда первый снег увидел? Небось здесь, в Киеве?
– На Дунае тоже снега хватает, – буркнул Габдулла.
– А воевать в снегу ты умеешь?
– Я везде воевать умею! – самоуверенно заявил шемаханец. – Дай мне сесть на коня, и ты увидишь, как я умею воевать!
– Ох и много ты на своем «арабе» сейчас навоюешь, – усмехнулся Духарев.
– Я…
– Довольно! – перебил шемаханца Владимир. – Говорить будешь, когда я велю!
Князь мрачно уставился на воеводу:
– Цапон… Мне говорили: их большой хан прежде был союзником Киева.
«Союзником князя Ярополка», – было бы точнее, но Владимир не любил упоминать убитого брата. Он взял большую виру с убийц, вдову сделал собственной женой, а сына ввел в род как своего, но уж Владимир-то знал, кто истинный, а не формальный виновник смерти Ярополка. И отлично понимал, что коварство Блуда сыграло ему на руку. А заодно дало удачный предлог избавиться от присутствия в Киеве того, кого обещал «держать заместо отца».
Но это здесь, в Киеве, Владимира посчитали законным наследником брата. Ни немцы, с которыми Ярополк удачно вел переговоры, ни печенеги-цапон, с которыми у Ярополка был заключен союз, правопреемником брата Владимира не считали. Немцы – ладно, а вот печенеги – это очень, очень опасно. Именно они сначала подрезали крылья его отцу, внезапно осадив Киев, а потом и вовсе лишили его жизни.
Но как замириться с большим ханом Илдэем, Владимир не знал.
– Можешь выяснить, что нужно Илдэю, чтобы возобновить союз?
– В союзе иль нет, копченым всё равно верить нельзя, – напомнил Духарев. – Но я знаю человека, который мог бы договориться с большим ханом.
– Ну?
– Четвертый сын Ольбарда, князя белозерского, Вольг!
Владимир нахмурился…
– Что-то не помню такого.
– Варяжко!
– Ах, этот? – Суровое лицо великого князя отчетливо выразило всё, что он думает о бывшем воеводе Ярополка, который едва не поломал все планы Владимира, а потом не только отказался ему присягнуть, а еще и сбежал к копченым, пообещав всемерно мстить за своего князя. И не солгал.
– Ты зря на него серчаешь, – спокойно сказал Духарев. – За что? Человек он – верный. Повернее других. Роту принес – и не отступил. А что не тебе, а Ярополку, так это дело не меняет.
– Еще как меняет! – по-волчьи ощерился Владимир. – Поймаю – на части порублю!
– А я бы не стал этого делать, – не повышая голоса, произнес Духарев. – Верный человек – он всегда верный. Уговори его, обласкай – и будет тебе так же служить, как прежнему князю. Думаю, он поддастся. Невелика радость – природному варягу с копчеными жить.
– Я подумаю, – буркнул Владимир. Похоже, он просто решил замять тему.
– Ты, княже, не думай. Ты – решай.
– Вот приведи его ко мне – тогда и буду решать! – отрезал великий князь.
– Нет уж, – воспротивился Духарев. – Думаешь, легкое это дело – Варяжку в Дикой Степи искать? Может, он вместе со всей ордой на полдень откочевал? А даже если и найти: как его тогда уговорить в Киев явиться? Он ведь небось клятвы потребует, что обиды ему чинить не станут. А клятва такая только тогда цену имеет, когда от тебя исходит.
Князь глубоко задумался.
Духарев ему не мешал. Знал: личные обиды много значат для Владимира, но не более, чем безопасность Великого княжества.
Так и вышло. Владимир поразмыслил, прикинул варианты и понял: этот – самый оптимальный. А может, вспомнил, что Варяжко у Ярополка был воеводой не из последних и впрямь верным. Такой любому властителю пригодится.
– Кому клясться? – буркнул он, исподлобья глядя на седоусого воеводу.
– Перуну, – ответил Духарев. – И мне. Я уж найду того, кто твою клятву Варяжке передаст.
– И что же, Вольг этот точно приведет ко мне цапон? – с сомнением произнес Владимир.
– Он на дочери Илдэя женат. И у большого хана в почете. Он для этого дела – лучший.
– Будь по-твоему, – принял решение Владимир. И поклялся.
Глава 16
Варяжко
Младший сын белозерского князя, а ныне – младший хан печенежской орды Цапон Вольг-Варяжко проснулся и с раздражением оглядел тесное пространство кибитки. Потом перевел взгляд на молоденькую соложницу, взятую им потому, что жена донашивала последние месяцы, и недовольно поморщился. В отличие от законной жены Варяжки, дочери большого хана Илдэя, наложница была типичной печенежкой: смуглой, плосколицей, с приплюснутым носиком. Молодость была единственным ее достоинством.
Выпроставшись из-под волчьего одеяла, Варяжко подхватил здоровенный кувшин и прямо из горлышка глотнул парного кобыльего молока, заботливо принесенного кем-то из челяди. Покривился еще раз – кобылье молоко ему категорически не нравилось, но выбора не было. Эх! Сейчас бы квасу родного! А лучше – пива! Густого, вкусно пахнущего пива, что варят женщины на Белозере…
Варяжко пихнул девку. Та тут же проснулась, улыбнулась униженно, завернувшись в халат, спрыгнула с ложа, сунула ноги в валенки и убежала. Работать. Женщины у копченых работали много. Собственно, они и делали всё, что требовалось по хозяйству. Мужчины же пасли коней, воевали и оплодотворяли.
Варяжко выбрался из кибитки, соскочил босиком на снег. Холода он почти не чувствовал. Утро выдалось тихое, солнечное, мороз по белозерским меркам – слабенький.
Варяжкин боевой жеребец, привязанный тут же, у кибитки, потянулся к хозяину губами, но тому нечем было угостить друга, так что жеребец вернулся к кормушке с сеном. В отличие от степных лошадок, самостоятельно добывавших пищу, хорошего коня надо было кормить.
Стойбище просыпалось. Повсюду тянули дымки, пахло традиционной печенежской похлебкой из мяса, зерна и пахучих трав. Варяжко вдохнул этот надоевший запах, и ему вдруг безумно захотелось вонзить зубы в хлебный каравай. Горячий, мягкий…
– Мой господин будет кушать?
Старуха, которая командует его челядью. Собственно, не такая уж и старуха. Может, ей лет сорок, а то и тридцать. Непривычным глазом не отличить, какой из них тридцать, а какой шестьдесят. Разве что по скрюченности спины и количеству зубов во рту.
– Неси.
Трое пацанят, закутанных в меха, похожих на мохнатые шарики, катались в снегу, отнимая друг у друга конский череп. Небольшая черная псина с волчьими челюстями следила за игрой с нескрываемым интересом.
Детей в стойбище было мало. Женщин – тоже. Ровно столько, чтоб хватило на обслугу. Остальные откочевали с большой ордой туда, где теплее и сытнее. С ними ушла и жена Варяжки. Сам он остался. Мстить. Осенью с ним было шестьсот сорок воинов. Сейчас осталось около трехсот. Воины, правда, не роптали – добыча тоже была немаленькая, но Варяжко понимал: настоящей войны с ними не затеять. В отдельности каждый из них – неплох. Вместе – дикая и алчная толпа. Набежали, схватили, убежали. Послушания – никакого. Что он ни придумает, всё испортят. Каждый сам за себя.
Авторитет Варяжки, поначалу очень высокий, с каждым днем падал. Копченые слушались его без всякой охоты. Исключительно потому, что Илдэй объявил его младшим ханом и велел повиноваться. Варяжко думал теперь, что остаться близ киевских земель на зиму – не такая уж хорошая мысль. Конечно, пограбить санные пути – это хорошо. Но проклятый снег лишает печенегов главного преимущества: скорости и неуловимости.
Месть, месть… Да разве это месть – купцов грабить? А до самого Владимира – не добраться. Небось убийца Ярополка и знать не знает, что где-то на окраинах его земель щиплет жалкие кусочки тот самый воевода Варяжко…
* * *– Ветра нет, – сказал Лузгай, командир лучшей сотни Артёма. – Копченые спят.
– Вот засони! – сказал другой сотник, Вальгар Барсучонок, и засмеялся. – Солнце взошло, а они дрыхнут.
– А чё им еще делать, – вмешался третий сотник, Крутояр, сын князь-воеводы Свенельда и дворовой девки. – Кашеварят у них бабы, а кони сами пасутся. Хорошо живут!
– Жили, – уточнил Артём. – Борх, тебе табун прибрать и проследить, чтоб никто не удрал.
Сотник молча качнул головой. Голова хузарина казалась несоразмерно огромной, потому что поверх шлема на нее была надета белая мохнатая шапка. Зато не блестит и в снегу не видно.
– Остальные – как уговорено. Всех, кто с оружием, – бить беспощадно. Кроме Варяжки. Этого – живым. Помните его?
Все четыре сотника разом кивнули. Еще бы им не помнить славного воеводу…
