Огнем, мечом, крестом - Герман Иванович Романов
— Ох, как хорошо, все косточки прогрел. Сходил на рыбалку, из грязи в князи выскочил, — пробормотал Лембит, растянувшись на полке — ноги приходилось сгибать в коленях. Он сильно устал за эти три прожитых в этом мире дня — первые сутки с ночи по ночь воевал, потом еще двое суток только и делал, что раненых обихаживал, антисанитария тут ужасная, медикаментов никаких нет, раны у людей в ужасном состоянии — колотые, рубленные, резанные. И он стократно поблагодарил мысленно отца, что ведущим хирургом работал в университетской клинике, преподавая при этом студентам, и хотел, чтобы и он по его стопам пошел, медициной всерьез занялся. Он и сам так думал, даже три курса закончил, но потом понял, что это не его «ремесло», не по душе смотреть на страдания людские, а должным цинизмом, что свойственен людям этой профессии, не обзавелся.
Потому выбрал производство, причем химическое — по дедовским стопам пошел, тот в Сланцах сланцами занимался — вот такой каламбур. В Эстонии с работой по этому профилю туго, только терриконы «отработки» возвышаются рукотворными горами достаточно приличной высоты, зато на восточной стороне есть город, где народа столько же проживает, сколько во всех трех прибалтийских республиках, вместе взятых. И после бегства работу по душе и средствам быстро нашел, но теперь пришлось отцовское «ремесло» вспомнить, да знания обновить полузабытые на практике, еще какой практике — он просто очумел за эти дни, и сейчас осознал насколько устал, да что там — полностью вымотался, фактически сил лишился.
Люди, самое главное в его положении — это люди, уже проверенные, надежные, и главное — поверившие в него целиком и полностью, без остатка, готовые живот свой положить, что и показали. Так что пришлось для трех десятков раненных, включая четырех русских дружинников, настоящий госпиталь организовывать. Один дом расселили, устроили в нем субботник, вычистив этот хлев, а не жилище, сена везде настелили, и для запаха, и грязь впитывать. Воду постоянно кипятили, и для питья (не хватало еще с ЗКЖТ столкнуться), и мытья рук, и стерилизации льняных бинтов, на которые пустили полотно, не тряпки. Сам каждый день инструктаж жесткий для женщин проводил, что за больными уход вели. Раны обрабатывал и зашивал, благо катушка шелковых ниток в рюкзаке оказалась, и было чем продезинфицировать — к его удивлению местные гнали самогон, да-да, самый натуральный самогон, пусть и не крепкий, на примитивном устройстве из котла и медного тазика, который водружали поверх него и использовали в качестве змеевика, набивая льдом. А внутри бурлящей браги стояла чашка, куда капал этот самый самогон. Ему пришлось только усложнить схему, совершить вторую «перегонку» — получилась достаточно крепкая жидкость. Теперь только одна забота — чтобы ее не научились пить.
Вместо ваты и марли использовать высушенный мох, его местные жители заготовили, у них для всего использовался. При помощи знахаря перебрал травы, которыми тот лечил, и уже показал как заваривать нормальные настои из тех, что упомнил. Сейчас лечебную противовоспалительную мазь стали изготавливать на основе тридцати частей меда и одной части березового дегтя — как говорится «лапша быстрого приготовления». И людей Шипов не просто так лечил — каждый исцеленный будет ему обязан лично, язычники и так уже не сомневаются, что получили князем волхва. А знахарь свои заговоры над тяжелораненными пусть бормочет — сам Лембит сомневался, что они от такой помощи выживут. Потому пусть делает с ними, что захочет, он как врач уже помочь не в состоянии. Теперь если те умрут, то вина будет на старике, с него и спрос учинят.
Циничный подход, но ведь в таких ситуациях виновных нужно заранее назначать, и от себя подозрения отвести!
— Ничего, большинство должно выжить… Фу, как потом от меня шибает, сам вонючкой стал…
Силы куда-то ушли, словно растворились в банном жаре, стало горячо, тело наполнилось истомой, и Лембит не заметил, как уснул…
Карта эстонских городищ того времени, когда население едва превышало сто двадцать тысяч. Но за время всеобщего восстания серьезно уменьшилось, чуть ли не на треть…
Глава 15
,- Умеют работать, когда захотят. А если не захотят, то заставить можно. Вот так орднунг в кровь поколение за поколением усваивается. У немцев к нему серьезный подход, те еще цивилизаторы.
Пробуждение вышло потрясающим — в «новом» для себя жилище, в которое переоборудовали ригу старейшины. Старик счел, что она подходит для временного жилья князя как нельзя лучше, чем баня. Тут был нормальный очаг закрытого типа, чтобы пожар во время сушки не устроить, и подобие трубы, которую живенько «нарастили», так что топилась печка теперь «по белому». Настелили полы, ободрав все пригодные для этого доски во всех трех селениях — вроде «разверстки» устроили, только феодальной. Мебель сотворили по его требованию, пусть «грубую» — лавки да стол, притащили лари для вещей, да соорудили полки. Одна проблема — внутри темновато, в маленькое оконцо, затянутое выскобленным бычьим пузырем, света поступало немного. Но так не беда, фонарик есть, при нужде посветить можно, а за столом много не поработаешь — компьютер с ноутбуком через восемьсот лет только появится, а сейчас даже бумаги нет, как и чернил с гусиными перьями. Да и зачем местным крестьянам письменностью озадачиваться — они и грамоты не знают, а литературный эстонский язык только в девятнадцатом веке появится. А без учреждения школ и собственной письменности говорить об образовании и развитии народа бессмысленно, тут только чужую культуру прививать насильственно будут. В истории это немецкие рыцари и епископы сделали после окончательного покорения земель и насильственной христианизации населения, с истреблением всех непокорных. А как иначе к «орднунгу» приучить, и при этом не получить нового восстания — других способов просто нет, только «пряник» и «кнут», и чаще всего последний.
И так тянулось время по заведенному порядку — рабы смотрели на господ, как те живут, и потихоньку, поколение за поколением, век за веком перенимали знания
