Нэпман 2. Изящная комбинация - Алим Онербекович Тыналин
— А разве это не поэзия? — я обвел рукой чертежи. — Мы создаем симфонию механизмов, где каждая деталь играет свою партию в общем оркестре.
— Я закончу перевод статьи, — Лена вернулась к столу. — Она может пригодиться при термообработке последней партии.
Я знал, что она уже почти приняла решение. Но ей нужно самой прийти к нему, без давления с моей стороны.
— Спасибо, — я направился к двери. — За все.
В коридоре я остановился, прислушиваясь к шелесту бумаг за дверью. Интересно, что перевесит, карьерные амбиции или желание быть частью чего-то по-настоящему великого?
Впрочем, это выбор Лены. А у меня еще много работы до утра.
Глава 11
Первая победа
Зал завода наполнял ровный гул работающих механизмов. Стрелки часов на стене центральной диспетчерской показывали пять тридцать утра. Последняя плавка оборонного заказа должна начаться через полчаса.
— Проверка системы управления, — голос Соколова звучал непривычно напряженно. Он склонился над пультом, утыканным приборами «Сименс». — Все параметры в норме.
На экранах электронно-лучевых трубок системы Бонч-Бруевича отражалась внутренность печей. Четкое изображение, никаких помех, свинцовое экранирование работало безупречно.
В цех вошел Тухачевский в сопровождении группы военных специалистов. Его безупречно подогнанная шинель с ромбами в петлицах контрастировала с рабочей спецовкой инженеров. За ним Лазарев из военной приемки с планшетом, набитым документами. Мы их не приглашали, сами явились, услышав, что мы готовы сдать первую партию заказа досрочно.
— Все готово к началу плавки? — Михаил Николаевич подошел к пульту управления, его цепкий взгляд профессионально оценивал оборудование.
— Да, товарищ командарм, — я указал на мнемосхему, где разноцветные лампочки показывали состояние каждого агрегата. — Система Гастева отлажена, бригады работают как часы.
Вдруг одна из ламп на схеме мигнула красным. Сорокин мгновенно склонился над приборами:
— Падение давления в регенераторе третьей печи!
— Что случилось? — Лазарев нервно поправил очки.
— Сейчас разберемся, — Зотов уже крутил ручки настройки, всматриваясь в показания приборов. — Похоже, засорился клапан подачи воздуха.
На экране электронно-лучевой трубки было отчетливо видно, как меняется пламя в печи. Температура начала падать.
— Автоматика переключает подачу на резервный контур, — Сорокин показал на индикаторы. — Система сама компенсирует отклонение.
Действительно, стрелки приборов медленно поползли вверх. Красная лампа на мнемосхеме сменилась зеленой. Система Бонч-Бруевича отработала точно по программе.
— Впечатляет, — негромко произнес Тухачевский. — А раньше потребовалось бы останавливать печь.
В этот момент в диспетчерскую буквально влетел Величковский. Его пенсне съехало на кончик носа от быстрого шага:
— Анализ последней плавки показал небольшое отклонение по хрому. Нужно скорректировать состав шихты.
— Успеем? — я взглянул на часы.
— Система позволяет внести изменения за семь минут, — Сорокин уже делал пометки в журнале плавки. — График не собьется.
Тухачевский с интересом наблюдал за слаженной работой команды:
— Знаете, я был на германских заводах Круппа. Но такой автоматизации не видел даже там.
За огромными окнами в чугунных переплетах занимался рассвет. Над заводскими корпусами поднимался пар от градирен новой системы охлаждения. На железнодорожных путях маневровый паровоз подавал платформы с шихтой.
— Начинаем загрузку, — скомандовал я.
Система световой сигнализации ожила. Цветные лампы задавали ритм движения бригад. Рабочие двигались четко по циклограммам Гастева, ни одного лишнего движения.
— Посмотрите, — Зотов указал на самописцы. — Температурный режим идеальный. Автоматика держит точность до пяти градусов.
На главном экране было видно, как в печь загружают последние материалы. Мощные краны работали бесшумно, управляемые с центрального пульта.
— Засекаю время плавки, — Лазарев достал из кармана кителя хронометр.
Величковский не отрывался от анализатора газов «Герэус»:
— Состав атмосферы в печи оптимальный. Это будет лучшая плавка из всей серии.
Прошло три часа. Самописцы вычерчивали идеальные кривые на диаграммных лентах. Система автоматического регулирования работала безупречно.
— Температура тысяча шестьсот сорок градусов, — доложил Сорокин. — Можно начинать разливку.
Тухачевский шагнул к пульту управления:
— Разрешите мне?
Я кивнул. Командарм уверенно повернул главный рубильник с эбонитовой рукоятью. На мнемосхеме вспыхнула цепочка зеленых огней.
В печи открылась летка. Поток расплавленного металла хлынул в ковш. На экране электронно-лучевой трубки было отчетливо видно, как равномерно, без единого всплеска идет разливка.
— Время плавки на двадцать процентов меньше нормативного, — Лазарев сверился с хронометром. — Это рекорд.
— Безупресное качество, — добавил Величковский, просматривая результаты экспресс-анализа. — Идеальный состав, полная однородность структуры.
Последняя плавка партии оборонного заказа завершена. Система Гастева, автоматика Бонч-Бруевича, изобретения Зотова, все сработало безупречно.
Тухачевский повернулся ко мне:
— Поздравляю, товарищ Краснов. Вы не просто выполнили заказ. Вы создали принципиально новое производство. С такой технологией мы обгоним любую европейскую промышленность. Если сегодня на испытаниях снаряды из вашей стали покажут такие же впечатляющие результаты, то я загружу все ваши цеха своими заказами.
Да, точно. Помимо выполнения последней плавки, сегодня нам предстоит посмотреть испытания снарядов.
Экспериментальная партия. Посмотрим, как себя покажет новая сталь. Надеюсь, не хуже, чем броня.
Полигон артиллерийского НИИ встретил нас морозной тишиной. Термометр показывал минус двадцать четыре.
В предрассветных сумерках на огневых позициях замерли три орудия: знаменитая трехдюймовка образца 1902 года, новая полковая пушка 1927 года и опытный образец модернизированной системы.
— Начнем с базовой трехдюймовки, — полковник Лазарев развернул на походном столике схемы испытаний. — Первая серия бронебойные снаряды стандартного образца, вторая из новой стали.
Тухачевский, в распахнутой шинели, внимательно осматривал выложенные на брезенте снаряды. Его опытный глаз артиллериста подмечал малейшие детали.
— Внешне идентичны, — он взвесил на ладони два снаряда. — Но ваши чуть легче при том же объеме. Интересно, однако.
Зотов уже установил регистратор с часовым механизмом. Рядом техники монтировали новейшую рентгеновскую установку «Сименс» для проверки целостности корпусов после удара.
— Хронографы откалиброваны, — доложил Сорокин, проверяя приборы. — Готовы фиксировать начальную скорость и скорость у цели.
На полигоне установили три типа мишеней: стандартную броневую плиту, железобетонный каземат и специальный щит для проверки кучности стрельбы. За мишенями улавливатели для последующего изучения снарядов.
— Первая серия! — раздалась команда. — Стандартные снаряды, дистанция сто метров!
Грянул выстрел. Трехдюймовка образца 1902 года качнулась на лафете с характерными загнутыми станинами. Хронограф зафиксировал начальную скорость.
— Попадание в броневую плиту! — доложил наблюдатель. — Пробитие неполное, снаряд разрушился.
Следующие выстрелы показали схожую картину. Стандартные снаряды либо разрушались при ударе, либо давали
