Сергей Эс - Солнечная Сторона
И вдруг ему послышался голос поющей женщины, той самой женщины из далекой каменной пещеры.
«Бай-Бай!»
«Бай-Бай!» — взывала к страшному духу женщина, покачивая на руках своего ребенка. Она просила духа не забирать ее дитя. Она не знала, чем она прогневала Бая — того самого Бая, который каждую ночь уносил души людей. Каждую ночь он забирал души людей, и каждое утро возвращал их обратно. Но не всегда души людей возвращались, и тогда человек больше не просыпался. И поэтому каждая мать, усыпляя на ночь ребенка, пела Баю зазывные песни. «Бай!… Бай!» — тянули женщины. «Бай-Бай!» — тянули они, чтобы дух, прельщаясь на их пение, не отходил с душой ребенка далеко от пещеры…
Однако сейчас это было не зазывное, не сладкое пение. Это было пение отчаяния «Ба-а-ай-Ба-ай!».
Это было последнее, что пришло Борису в голову перед тем, как он повалился в пляшущий огненный хаос. Долгий тягучий плач женщины потянул его через длинную вереницу лет, но не назад, а вперед. Его снова вынесло в далекую солнечную историю. Он снова после своего непростого разговора с Юнной двигался на встречу с Даром…
Еще один отрывок из эпилога
— Ну, хватит, расслабься, — сказал мне Руслан. — Чего ты так нахмурился. Ведь все идет к лучшему. Даже в твоей повести.
Я невольно улыбнулся, стряхивая с себя грустные мысли. Мы оба посмотрели в окно. Там стояли залитые солнцем дома Грозного.
— Был я недавно в новом микрорайоне, — сказал Руслан, — видел тот дворик с избушкой на курьих ножках. Ты когда успел там побывать?
— Первый раз об этом дворике слышу, — искренне изумился я.
— Ну-ну! Рассказывай! — не поверил мне Руслан.
— Да не вру я!
Руслан удивленно посмотрел на меня.
— Тоже во сне приснилось? — усмехнувшись, спросил он.
Я рассмеялся.
— Впрочем, — сказал он через некоторое время, — такое не удивительно. Сейчас избушки на куриных ножках ставят повсюду. Это ты точно подметил. Раньше ставили на детских площадках фанерные ракеты, сейчас возвращаются к старым сказкам.
— Так нетрудно стать и Нострадамусом, — продолжил Руслан. — Пиши любые фантазии — все равно все сбудется.
Мы на некоторое время замолчали.
— В одном я не могу согласиться с твоим Борисом, — снова заговорил Руслан, — в том, что атомные бомбардировки невозможны были бы в 2000 году. Даже тогда, в сорок пятом, не будь наша страна так всесильна, разбросали бы они эти бомбы направо и налево. Да и сегодня, будь мы послабее, хозяйничали бы они уже где-нибудь в Ираке или Афганистане. Дело не в том, что человечество стало взрослее, а в том, что однажды появилась наша соцсистема.
— Ну, в этом и проявилось взросление человечества.
Руслан пожал плечами и промолчал.
— А вот расскажи мне, — спросил он через некоторое время, — что там за белое пятно в эпизоде встречи Бэрба с Даром.
Я смешался. Это был как раз тот эпизод, который я не отослал ему в своих черновых записях. К тому времени я еще не готов был его представить. Это был, возможно, самый сложный отрывок из повести. Я долго мучился над ним. Не хотелось, да и не получалось описать поступок Бэрба очень упрощенно. Тем более, что я понимал, что по логике повествования для Бэрба не могла пройти бесследно и история Бориса. Оба эти героя очень крепко связаны меж собой. Более того, история Бориса по-своему могла повлиять и на исход этого самого драматичного эпизода из жизни Бэрба и даже на исход всей солнечной истории в целом.
— Белое пятно…? — переспросил я. — Ну что ж, перескажу тебе этот эпизод на словах.
Я так долго вымучивал этот отрывок, что мог пересказать его слово в слово по памяти…
XII
Прорезая пляшущий огненный хаос, Бэрб несся в цибеле на встречу с Даром.
Еще несколько минут назад в голове Бэрба билась мысль — поскорее добраться до Дара, чтобы успеть предупредить его, но по мере приближения к месту встречи им стали овладевать совсем другие мысли.
Если он предупредит Дара об опасности, нависшей над Юнной, Дар бросится к ней на помощь. Дар единственный, кто может спасти Юнну… Спасти, чтобы… завладеть ею.
Откуда-то из далекой глубины его существа поднялся комок едкой горечи.
Он ведь знал, он боялся этого. Все эти дни он жил в гнетущем ожидании: скоро прибудет Дар, который заберет Юнну. Нет, Юнна не принадлежала Бэрбу, но, пока не было Дара, она не принадлежала никому. Теперь же Бэрб теряет ее. Ему невыносимо будет увидеть ее с Даром. Он знал, он боялся этого, и с каждым днем, приближающим прилет Дара, гнетущее состояние все усиливалось и усиливалось в нем. Он все с большим и большим трудом представлял, как сможет перенести их встречу. И, наконец, в самый последний день он почувствовал, что дошел до точки. Он вдруг почувствовал, что готов на самую крайность, чтобы не дать им встретиться.
У него перед глазами все еще стоял взгляд Юнны, и звучали ее слова о том, что не надо ничего говорить Дару.
Но если он ничего не скажет Дару, Юнна может погибнуть!
Вот и случится, — как-то отвлеченно подумалось Бэрбу, — та самая крайность, которая помешает их встрече…
И тут Бэрба словно обухом по голове ударило. На некоторое время он застыл в неподвижности.
Неясное чувство, словно от обращенного на него жуткого взгляда, большим комком подкатило к горлу и сдавило дыхание.
Неужели он действительно так подумал!?
Едкая горечь, точившая его изнутри, вдруг обрела запах дыма. Точнее говоря, на него вдруг будто дохнуло дымом.
Бэрб вздрогнул. Это был тот самый запах дыма, который приходил к нему в кошмарных снах. Вместе с этим запахом он будто снова ощутил на себе жуткий взгляд. Он словно начал погружаться в свой страшный сон, одновременно оставаясь наяву.
На душе у Бэрба похолодело. Такого с ним еще ни разу не было: сновидение обволакивало его не спящий разум, ему уже виделся выглядывающий из темноты этого сна Черный Дух, и этот дух сейчас вкладывал в его руки страшное оружие. Это было оружие вершителя судеб… Ведь от него теперь зависела жизнь Дара и Юнны. И этим оружием оказывалась та самая крайность — единственная возможность предотвратить их встречу.
Откуда-то изнутри подкатили ощущения подступающей к нему страшной ночной боли.
Нет! Нет! Нет!
Бэрб начал лихорадочно подбирать слова, какие он скажет Дару при встрече…
Цибель прорвался сквозь разбушевавшиеся слои и попал в зону относительного затишья. Здесь Солнце было спокойно. Но это обманчивое, тревожное спокойствие. Затишье — неизменный спутник предстоящих солнечных вспышек. Поднимающийся Гиг разрушал стройные конвективные потоки, и свечение солнечного вещества ослаблялось. Из космоса такие зоны видны как темные пятна, но самому Бэрбу затихшие окрестности виделись как надвинувшиеся сумерки. Ему трудно было понять, то ли действительно потемнело все вокруг, то ли непонятный «сон наяву» окутал его своим полупрозрачным мраком.
Нет! Нет! Нет! — повторял он себе, и вдруг его, как громом, поразила другая мысль — мысль о том, что он ничего не сможет сказать Дару. Ничего! Темные сумерки сжимали его душу, и у него уже не хватало воли бороться с омертвляющей хваткой Черного Духа. А мысль о предстоящей встрече Дара и Юнны отбирала у него последние остатки сил. У него не хватит сил свести Дара и Юнну. Он безвольно отправит их на погибель!!!
Бэрб почувствовал, что нарастающая боль переросла в какое-то необычное дубящее оцепенение. Будто его члены оказались стиснуты в невидимые латы.
Такое с ним случалось иногда на Плутоне. Там однажды после очередного кошмарного сна он почувствовал, что ему стали в наслаждение жуткие страхи, он почувствовал, что настолько привык к ночным мучениям, что совсем их не ощущает, вернее, не ощущает именно как мучения, что они ему стали приятны. Тогда к нему пришли мысли о том, что в прежние века он мог бы быть воином — воином, не знающим боли и страха. Теперь он снова ощутил себя воином. В голове пронесся шум. Мышцы словно отвердели.
Цибель вылетел на поверхность и, покрутившись вокруг оси, повернулся к далекой искрящейся точке.
Бэрб посмотрел на нее и непроизвольно вздрогнул. Там был Дар. Там был человек, который приехал, чтобы получить Юнну.
Бэрбу вдруг померещилась картина, которую он когда-то будто уже видел. Ему увиделось, как Дар несется сквозь огненную бурю к Юнне, как он, Бэрб, сам устремляется к залитой лиловым свечением точке и как оба они… опаздывают.
Бэрб медленно направился к Дару. Померещившаяся картина немного смутила его.
Дар протянул ему руку для пожатия и широко улыбнулся.
Бэрб с трудом выдавил из себя ответную улыбку.
Но стоп! Почему… почему к нему вообще приходят какие-то колебания? Он — воин! Воин Черного Духа, он не должен колебаться!
