Сергей Эс - Солнечная Сторона
Нараставшая с утра беспричинная злоба вдруг выкристаллизовалась в твердое, хотя до конца еще не ясное намерение.
Есть и другой мир — мир, где торжествует совсем иные ценности. Пусть тот мир кажется выдуманным, пусть он параллелен, но он существует. Он всегда ощущал его, он слышал его звуки, реально слышал эхо его войны.
Борис еще раз холодным взглядом пробежал по окружающим его домам.
Все! Сегодня он созрел совершить что-нибудь жуткое, очень жуткое. Будь у него возможность взорвать весь мир, он сделал бы именно это.
Если до сих пор он был винтиком системы, сеющей добро, то теперь — все! Он — гренадер другой армии. Черный Дух, приснившийся ему во сне, уже прочно утвердился в нем.
Борис встал и пошел домой.
Ему вспомнилась баллада, прочтенная Даром. Там бестелесные гиганты Добра и Зла вели свои бои руками смертных тварей. Теперь он — одна из таких тварей, бесповоротно вставшая на одну из сторон.
Пусть он разрушитель! Пусть его сторона именуется Злом, но он должен положить конец миру, который ему невыносим. Он — боец! И у него есть свое оружие! Сегодня он вынет его из ножен.
Борис еще раз оглянулся на дворик, и ему представилось (словно наяву увиделось), как этот маленький дворик Грозного утюжат танки…
Он — Зло!
Подъезд, показавшийся после солнечной улицы очень темным, напомнил Борису его сон. Будто в темноте лестничного пролета ему вдруг увиделся знакомый жуткий взгляд. От этого воспоминания в нем колыхнулся холодок мистического страха. Однако это не испугало его. Напротив, он ощутил от него какое-то странное дубящее наслаждение. Это было новым чувством.
«Наверное, так на наркомана действует наркотик, — подумал Борис, — после первого приема рвота, а затем — кайф, кайф и только кайф!»
Ну, ничего! Это даже очень хорошо! Это самое подходящее подкрепление перед решающей схваткой. А схватка будет! Она уже очень близка. Борис чувствовал, что до нее остались буквально секунды — ровно столько, сколько ему потребуется, чтобы подняться по ступенькам и войти в свою квартиру. Там у него в компьютере, в его черновых записях — бомба. Нет, это нечто — гораздо сильнее бомбы… Он поднимет все, что писал «в стол». Его оружие — самое сокрушительное, его оружие — то, что детонирует эти самые бомбы, то, что движет целыми армиями, то, что однажды темной ненастной ночью породило самого Черного Духа… Его оружие — Слово.
XI
Поднявшись на лестничную площадку, Борис вдруг оторопело остановился у двери своей квартиры.
Она была открыта.
С Бориса словно слетела какая-то пелена. Его мгновенно вернуло в реальность. Вся мистика, все мысли о книге, о снах, о схватке добра и зла моментально выветрились из головы. Он думал только об открытой двери. В первую секунду его охватило смятение, но он тут же вспомнил, что, выбегая из квартиры, он просто не закрыл ее. Значит, все это время, пока он был в библиотеке и сидел на скамейке, она оставалась распахнутой.
Борис осторожно взялся за дверную ручку. За время его отсутствия здесь могло произойти все что угодно. Мысли о схватке снова вернулись к нему. Ему вдруг пришла в голову мысль, нет, даже не мысль, а какая-то подспудная уверенность в том, что здесь побывал его неведомый противник. Если он, Борис, по недосмотру оставил свою крепость открытой, то в нее не мог не войти его враг, самый лютый враг.
Борис заглянул в коридор. Верхняя одежда и обувь в прихожей были на месте. Тихо ступая по полу, он прошел дальше. Дверь в комнату была тоже открыта. Он заглянул в нее.
То, что он увидел в комнате, заставило его остолбенеть.
Комната была прибрана. Его холостяцкая комната сверкала чистотой и порядком. Вещи, обычно разбросанные где попало, были аккуратно развешаны на плечиках в шкафу, либо уложены в ящички. Он увидел их там через приоткрытую дверцу шкафа. Мусор, всегда лежавший повсюду, исчез. Пол был вымыт. Только теперь Борис обратил внимание, что и в коридоре пол был чист, а у дверей была аккуратно сложена влажная тряпочка.
Борис подошел к столу. Тот тоже был чист. Стерта пыль со всех предметов. Борис обернулся к телевизору. Его экран блестел непривычной чистотой.
Раньше на нем был толстый слой пыли. С некоторых пор Борис перестал его включать. Ему уже давно опротивели сплошные фильмы и передачи о героике, любви и труде. На пыльном экране он нарисовал черта. Теперь не было и его.
Борис оглянулся.
Кто бы это мог быть? В квартире явно похозяйничала женская рука.
Может, это была соседка — старая чеченка, которая иногда, встречая Бориса на лестничной площадке, заговаривала с ним, коря его за то, что он живет один и никак не может обзавестись семьей. Может быть, это была какая-то другая женщина, которая, увидев открытую дверь, заглянула сюда, и у нее затосковали руки по уходу за одиноким мужчиной…
Борис вернулся в коридор, чтобы закрыть входную дверь, и на минуту остановился перед ней. Его поразила еще одна мысль: неизвестная женщина, уходя, оставила дверь так же открытой, совершенно не опасаясь, что кто-то может войти сюда с дурными намерениями.
Борис коснулся рукой двери, и вдруг сильная боль пронзила его грудь. Это была та самая боль, которая преследовала его и Бэрба в кошмарах. Свет померк в его глазах. Чистота в комнате вдруг стала ему ненавистной, а с темного экрана телевизора на него взглянуло страшное лохматое чудовище.
«Зачем?! — простонал Борис. — Зачем надо было убираться в комнате? Не надо трогать мою жизнь?!»
Спустя минуту боль прошла, но Борис продолжал стоять, навалившись на стену.
Ему вдруг пришла в голову мысль, что он чувствовал бы себя гораздо легче и комфортнее, если бы его квартиру обокрали.
Нет! Не в том мире он живет! Ну почему он не попал в ту параллель, туда, где стреляют, где убивают, где грабят, обманывают, где нет этого приторного человеколюбия?! Где эта параллель? Где эта тень истории? Бежит где-то рядом и приходит к нему в виде галлюцинаций. Ему надо жить там, надо обманывать, хитрить, наживаться, топить конкурентов, упиваться картинами насилия, наслаждаться душераздирающими сценами…
Борис сполз по стенке на пол.
Ему вспомнилось, что всего несколько минут назад он шел сюда с затвердевшей душей, что он был одержим мыслью совершить сегодня что-нибудь злое и страшное, что он ощущал себя воином Зла. Но теперь он был полностью смят, ничего этого в нем не было. Точнее говоря, все это было будто разбито и повержено. Будто сидевший в нем солдат только что был сражен каким-то противником — тем самым противником, который ему померещился на лестнице. Он шел сюда, чтобы вступить в схватку, но получил неожиданный сокрушительный удар.
«Ну надо же! И кто этот противник?»
Он побит, он повержен. Он понял, что уже не в состоянии совершить хотя бы мизерную долю того зла, на которое был настроен всего несколько минут назад.
«Кто? Кто этот воин Добра?!»
Борис невидящим взглядом посмотрел в проем незакрытой входной двери.
«Неужели неизвестная женщина и есть тот самый воин! Неужели это она его так сразила?!»
Горло першило от невыносимой горечи. Боли в груди не ощущалось, но она продолжала давить на спутавшиеся мысли.
«Как же так?!»
Он готов был взорвать целый мир, он, как воин Зла, шел на большую битву, но поражен… и как? Где это эпохальное сражение? Он готов был вознести к небесам смертоносный меч, чтобы низвергнуть его вниз со страшной силой, а получил сокрушительный удар… и чем? Каким-то непонятным, совершенно несимметричным оружием. Что за оружие у противника, поразившее его в какое-то незащищенное уязвимое место?
Знает ли эта женщина, ведает ли она, что она только что сотворила? У нее просто затосковала душа по уходу за одиноким мужчиной, но она и понятия не имеет, какую битву благодаря своему глубокому древнему женскому инстинкту она выиграла…
…Пальцы вдруг ощутили длинные спутанные волосы. Глаза защипало, словно от едкого дыма. На миг он увидел себя маленьким мальчиком из кошмарного сна о прошлом, цепляющимся за волосы матери и пытающимся найти у нее защиту от невыносимой боли. Его душу уносил Черный Бай. Он уволакивал его в страшную тьму.
С большим трудом Борис оторвался от неведомого наваждения и с таким же невероятным усилием перевел взгляд на свои руки. Они были пусты. Они были пусты, но явственно ощущали стягивающие их волосы…
И вдруг ему послышался голос поющей женщины, той самой женщины из далекой каменной пещеры.
«Бай-Бай!»
«Бай-Бай!» — взывала к страшному духу женщина, покачивая на руках своего ребенка. Она просила духа не забирать ее дитя. Она не знала, чем она прогневала Бая — того самого Бая, который каждую ночь уносил души людей. Каждую ночь он забирал души людей, и каждое утро возвращал их обратно. Но не всегда души людей возвращались, и тогда человек больше не просыпался. И поэтому каждая мать, усыпляя на ночь ребенка, пела Баю зазывные песни. «Бай!… Бай!» — тянули женщины. «Бай-Бай!» — тянули они, чтобы дух, прельщаясь на их пение, не отходил с душой ребенка далеко от пещеры…
