Роман Злотников - Пушки и колокола
– Православие принять – не только честь, но и великая ноша. А ношу на себя взять ту можно, лишь от грехов очистившись, – уходя от прямого ответа, негромко отвечал Ягайло. – Мне мои грехи отмолить прежде надо, с тем чтобы и перед владыкой, и перед Господом с чистой душой предстать.
– Епитимьи невыполнение – грех тяжкий, – загадочно добавил Киприан, не сводя глаз с напрягшихся гостей. – И хоть смертным не признан, а все одно Бог на Суде Страшном за такое втрое спросит.
– Я пришлю тебе мастеров, великий князь, – склонился в ответ Ягайло.
– Отныне, присно и во веки веков наши судьбы – рядом быть, – подытожил Донской. – Заряжай, – коротко кивнул он Владимиру Храброму.
– Заряжай! – передал команду Владимир Андреевич, и все пришло в движение. Вокруг ствола забегали подручные, подтаскивая мешки с порохом и четыре специально для демонстрации подобранных ядра; все, что удалось получить после бесчисленных попыток литья. Суетливо забив по заряду, мужики встали поодаль. Теперь уже бомбардиры, прильнув к стволам, принялись еще раз выверять прицелы, убеждаясь, что ядра достигнут целей.
– Хороши орудия, – впервые за все время подал голос Свидригайло. – Бомбарды таким – не ровня, – подойдя поближе, тот принялся тщательно изучать ствол. – И в княжестве Литовском литье – не новинка. Но лишь твои люди достигли таких высот. Научи меня, – неожиданно попросил муж.
– Виданное ли дело, чтобы великий полководец ремеслами занимался? – ничуть не растерялся от такого поворота Дмитрий Донской. – Мне самому неведома наука та, хоть и князь земель этих.
– Мы дадим тебе наших воинов, – не сдавался визитер.
– Твои воины знают, как поставить плавильную печь? – так же спокойно отвечал Великий князь Московский. – Твои воины отличат годный металл от никчемного? – Свидригайло лишь покачал головой. – Так и лад, может, ежели мастеровых мастеровые обучают? – Дмитрий Иванович перешел в наступление. – Или чего не так глаголю?
– Все верно, – склонился в ответ его оппонент.
– Так, стало быть, жду мастеров твоих? – настойчиво повторил правитель Великого княжества Московского.
– Я пришлю тебе людей, – чуть поколебавшись, отвечал Ягайло.
– Так и добро, – довольно кивнул Донской. – А теперь позволь мощь орудий показать своих, – продолжал Великий князь Московский и, не дожидаясь ответа, кивнул бомбардирам: – Ну, православные, покажите удаль вашу!
– С Богом, – перекрестившись, огненно-рыжий детина-бомбардир, в котором, к собственному удивлению, Булыцкий узнал того самого дружинника, который наказал торговца Никитку по пути из Троицкого монастыря в Москву, взяв факел, поднес к запалу.
– Гроум! – Выплюнув порцию дыма с огнем, орудие со скрипом подалось назад. Чугунный шар, набрав скорость, с треском врезался в небольшую цель, проломив несколько бревен.
– Гроум! – схаркнула заряд следующая пушка; в этот раз ядро вбурилось в снег, буквально в десяти сантиметрах от цели.
– Гроум! – третий ствол, выпустив заряд, лишь зацепил конструкцию, даже не повредив ее.
– А ну, дай, тетеха! – подавшись вперед, бомбардир первого орудия оттолкнул тщедушного старичка, уже приготовившегося поднести к запалу факел. – Посрамите, шельмы, перед князьями! – корректируя наводку, чертыхался тот. – Сюда дай! – бесцеремонно вырвав у покорно отошедшего в сторону старика факел, рыжий, перекрестившись, приложился к запалу.
– Гроум! – Ядро из четвертой пушки, попав точно в центр мишени – сколоченного из теса фрагмента стены примерно полтора на полтора метра, разнесло его в щепки.
– Хороши орудия, – задумчиво потирая подбородок, негромко произнес Свидригайло. – И точны, и мощны.
– Ни одна стена не укроет! – зычно расхохотался Дмитрий Донской. – Всех на колени поставлю! Ух я вас! – погрозив кулаком в сторону земель Золотой Орды, выкрикнул муж, поставив ногу на лафет. Развевающийся на ветру плащ, растрепанные волосы с бородой, да огонь в глазах: ни дать ни взять, сам Люцифер, восставший из Преисподней! От одного только этого вида мурашки по спине Булыцкого побежали. От вида и от мысли, какое лихо он ненароком ухитрился разбудить. И тут же, словно бы в подтверждение догадки этой, разгоряченный князь, резко обернувшись, прикрикнул в сторону почтительно притихшей делегации: – С дочерью – решенное дело, быть вам вместе! А чтобы союз тот укрепить да сомнений не оставалось, на Смоленск[52] идем! Я – с орудиями, Ягайло – с дружиной. Смоленск – Великому князю Литовскому, Тверь – мне![53] Времени – как снег сойдет, так и выступаем.
– Лети, извести дружины, – в упор поглядев на Сигизмунда, с неподвижным лицом скомандовал Ягайло. – Быть так, как сказано родственником моим будущим.
– Ветром домчусь, – поклонившись, отвечал сын Кейстута.
– Так поторопись, – холодно улыбнулся язычник, глядя, как детины-бомбардиры, кряхтя, поволокли пушки прочь. – Быстрее ветра лети. Быть Великой Руси, – негромко и почти равнодушно закончил гость.
– А раз так, то и во всех церквях земель наших волею митрополита молебны должно служить за долгие лета роду новому великому. Пусть в колокола бьют да народу весть благую разносят о том, что Великий князь Литовский Ягайло клятву на верность Великому князю Московскому Дмитрию Ивановичу дал, – добавил митрополит, не обращая внимания на каменно-непроницаемое лицо гостя. – Быть празднику великому на землях Великого княжества Литовского и Великого княжества Московского! – закончил Киприан.
– А тебе, – поглядев, как маются пушкари, Дмитрий Иванович резко повернулся к оторопевшему пенсионеру, – наказ: дело ты верное учудил, лошаденок спасая. Собирай по посаду тех, что покрепче, да ломовых дай! Пусть орудия без устали тягают хоть бы до сердца самого Орды Золотой. Место дам, где разводить их. Денег на выкуп и содержание еще дюжины пар – тоже. А ты, – уже к Владимиру Андреевичу повернулся он, – коломенскую дружину готовь да люд с пушек бить обучай! Бог тебе в помощь, да огонь карающий!
Глава 5
Ступая босыми ногами по прохладной от утренней росы траве, Николай Сергеевич, энергично замахиваясь, работал косой-литовкой – очередным его достижением на поприще внедрения новшеств. Коса, гладко скользя, срезала широкие полосы сочной травы. Следом, на расстоянии в три шага, – так, чтобы не подрезать пятки, – по нетронутой полосе шел Никодим, за ним, в шахматном порядке – цепочка измученных невзгодами минувшей зимы крестьян.
Булыцкий усмехнулся, упомнив такого традиционно-неуклюжего медведя, коим все предпочитали воображать русичей. Неповоротливого. Грузного. Вальяжного. А вот – кукиш всем вам! Когда надо, ох сметлив народец-то! Как видят, что штука толковая, так и с руками и ногами оторвут. Вон та же литовка! Поперву увидали, так и морды воротить начали: мол, помимо серпа что еще нужно-то?! Деды с ними ходили, отцы, отцы дедов. А ты что тут за околесицу суешь?! Не стал тогда спорить учитель, да лишь, подпоясавшись, на покос вышел со всеми вместе, новинкой вооруженный. И вот как увидали все, насколько выработка увеличилась, так и серпы разом пооткладывали. А почему все? Да потому, что смерд подати и оброки платит с распаханной земли, а сенокосы тю-тю. Бесплатно. Не надо с них отдавать ничего! Вот и вцепились в косу-литовку, не отодрать! Понятно, что приловчились пока да усвоили, оно времени с неделю прошло, зато теперь – слава Богу! Дойдя до края поляны, преподаватель остановился перевести дух. За ним один за другим и остальные подоспели.
– Ну, что, мужики, – усмехнулся преподаватель, глядя на тяжело дышавших товарищей, – серпы – с глаз долой, а?! Почто они теперь вам, с такой-то косой?!
– Ты, Николай Сергеевич, – с трудом переводя дух, отвечал один из работников, – уж больно спор на руку. Чем тебе серп не мил?
– А тем, что и стоять в три погибели согнувшись, и травы срежешь – кукиш; умаешься больше. Добро, что ли?
– А по еланям как идти? Там косой твоей и не замахнешься толком. А бабе или отроку? Им-то коса твоя ох как тяжела будет!
– Твоя правда, – чуть подумав, согласился трудовик.
Пока разговаривали, с соседних полян начали подтягиваться довольные косари: крестьяне да пацаны из потешников Василия Дмитриевича, от службы отвлекшиеся на покос.
Оно хоть и было решение княжье о том, чтобы не занимать их ни в чем, кроме дел ратных, да зима уж больно тяжела была. Так что уж и не чаяли пережить. Тут тебе и полоненные с земель поверженных, и холода лютые, и соседи беспокойные. Хотя вот Ягайло выручил, серебра прислал. На том спасибо. Правда, за это, по умолчанию, – помощь в борьбе за власть, ну, и моральная поддержка. А раз так, то и целование на верность креста, и совместный поход на сердце княжества Смоленского, да с применением новых пушек. И такова мощность их была, что уже на третий день обстрела частокол порушили во многих местах, и смоляне, не желая ввязываться в кровопролитную войну, сдались на милость победителя, признав над собой власть Великого князя Литовского. Ну а Дмитрию Донскому – очередное добро: мастеровые отправились в путь от Вереи дальше сполохи тянуть с ямами. Вот тут только неувязка вышла: за пределами княжества Московского уж больно народу много лиходействовало, и сигнальные сооружения до Вязьмы не смогли дотянуть даже. В полутора днях пути от нее остановились, силы сосредоточив на душегубов усмирении. А как управятся – даст Бог, и до Смоленска, и дальше сполохи потянутся!
