Роман Злотников - Пушки и колокола
– А ты, владыка, за труд не сочти, да крести тех, кто придет, – усмехнулся Дмитрий Иванович. – В Белокаменную родственничков пригласим, а там и таинство. А мож, за тем и идут?
– Грех то! Предательство! Сначала с латинянами заигрывать, а потом – к православным в ноги падать! Вон, и змеи те же самые едут, что с тевтонцами спелись, да потом и предали их!
– Предупрежден заранее, так и все одно, что с дружиной верной за спиною, – спокойно отвечал правитель. – С помощью божьей яд гада против него же и направим. Да и где ты грех увидал, владыка? – продолжал Донской. – Вон и Русь поперву языческой была, и Рим.
– А то, что по доброй воле крест меняя, сгинешь в дороге, искусам поддавшись! Сего дня так желаю – латинянин, завтра что случись – православный! А дальше как?! Снова чего не так вывернись, и опять крест менять?!
– А ты, Никола, что скажешь? – Все трое в упор поглядели на молчавшего до этого пенсионера.
– Прав ты, Дмитрий Иванович, – аккуратно подбирая слова, начал преподаватель. – Лисы они все. И так и сяк крутить будут друг другом, особенно Витовт с Ягайлой, своего добиваясь. И ты прав, – переведя взгляд на Киприана, продолжал пожилой человек. – Сменит Витовт веру. Сначала латинянин, потом – православный, после снова латинянин, хоть и по воле брата, – следя за реакцией мужчин, продолжал он. – И Ягайло в латиняне так же уйдет, на корону польскую покусившись, да обещание в жены взять дочь Великого князя Московского. А и не правы в то же время самое… – обдумывая каждое свое слово, продолжал учитель. – Князьями они крепкими будут, да уделы свои поднимут, да память о себе добрую оставят. Витовт, Ягайло… – задумчиво проговорил учитель, словно бы на самом деле выбирая между двумя огнями. – Витовт – груб, Ягайло – изворотлив. Оба змеи, да кто нынче без греха-то? Витовт союзник вернее, как оно мне сдается…
– Так, говоришь, – пристально, словно испытывающе, в упор глядя на пенсионера, с нажимом отвечал Киприан, – Витовт покровителей менять будет.
– А то, что из одного в другой метаться лагерь будет, – выдержав этот взгляд, спокойно отвечал Николай Сергеевич, – так от того все, что и за земли свои, и за власть радеть будет; так, чтобы и от соседа не зависеть, и крепко стоять, и княжества новые присоединять. В той истории, что мне ведомо, Софью должен выдать за Василия Дмитриевича. Так то – через семь лет. Так то – если бы историю не переиначили. А теперь – и не ведаю, как оно там вывернется.
– Силен, говоришь, да крепок князь, – усмехнулся Дмитрий Иванович. – Да о своей суме беспокоен, да без хитрости лисьей? Коли все речь о нем такую ведут, знать, и вправду хорош, – Булыцкий утвердительно кивнул. – А Ягайлу одолеет?
– О своем каждый наделе печься будет, – подумав, отвечал пришелец. – Ягайло – король польский, Витовт – Великий князь Литовский.
– А после Витовта кто?
– После него, – задумавшись, замолчал учитель, – Свидригайло.
– А тот как?
– Тот за православие будет горой.
– Так, стало быть, православным Великому княжеству Литовскому суждено?
– В латинянство свернет, – снова помотал головой Николай Сергеевич. – Сигизмунд после придет.
– Гонец, что ли?!!
– Он самый…
– И что Сигизмунд?! – продолжал допрос Дмитрий Донской.
– Тот… – Николай Сергеевич задумался, вспоминая, что там ему известно. – Послушен, верен… За католичество будет стоять. Ягайлы холоп. Вот и все, – еще чуть подумав, закончил Николай Сергеевич.
– А чего раньше про все то не сказал-то, а? – угрожающе насупился Дмитрий Иванович. – Чего таил-то?
– Да ничего я не таил, – учитель устало пожал плечами. – Ты вон все больше о Тохтамыше пекся, вот я про него, да Орду тебе… Да и с диковинами маета; вот и не до того было. Ты, князь, прости, – чуть подумав, вздохнул пришелец, – мож, и надо было нам с тобою сесть, да все, что творилось, упомнить. А мож, и нет. Шибко оно все теперь попеременилось. Мож, что правда там, у меня, так нынче – и ложь.
Дмитрий Иванович удовлетворенно кивнул, переводя взгляд на священнослужителя.
– Вот чего, владыка, – негромко, но твердо начал князь. – Крестить надо их всех. И крестить в Москве. За Ягайлу – старшую мою выдать, дабы землями общими уже не князья буйные, – сам себе хозяин, – правили, но потомок общий владел. Крестить да поддерживать родственников православных так, чтобы и мысли не было о латинянстве!
– Погоди, князь, – попытался остановить его брат. – А берешь не много на себя, а? А с боярами потолковать, а? А как гвалт подымут?
– Кому поднимать-то? – оскалился Дмитрий Иванович. – Самые лихие головы в сечах сложили! Тех, кто верность свою уже не единожды доказывали, к себе приблизил. А остальным мы языки поукоротили! Кто теперь хоть и слово поперек князю Московскому и всея Руси?![50] Я теперь – указ! Нынче – сила, а как с Ягайло на пару выйдем, так и вдвойне. Он-то не просто пожаловал! Ему от меня лавры надобны князя, Тохтамыша разбившего, да в усобице помощь! Брата удавить да правителем сделаться. Только – кукиш! По моим правилам сыграем! Коли предать решит, так и Витовта оберну супротив него, да все равно по-своему все сотворю! Коли нет – то и слава Богу, и внук мой да Ягайлы правителем Руси Великой будет!
Все, ежели как Никола сказал, то и дать власть ему княжество великое творить! А пока – своими землями беспокоиться, да Свидригайло поддерживать, да Сигизмунда на княжение готовить! Сам же гонец наш речь держал, – усмехнувшись, продолжал тот, – отрокам дела отцов и далее вести. А ежели отцы одно дело творят? И отроки если с малолетства вместе?! – распаляясь все больше и больше, вещал московский князь, и, глядя на него, даже и сам Булыцкий перепугался, в очередной раз поняв, какую историю, сам того не ведая, учудить ухитрился. А поняв, еще тверже решил для себя: университет нужен вон, правителей чтобы будущих готовить людьми мудрыми, толковыми да образованными. А раз так, то еще надобно с Киприаном говорить. Ему-то от университета такого – своя радость, очки зарабатывать перед Богом, пастырей готовя. Вот только с момента последнего разговора времени утекло – будь здоров, а воз и ныне там. Хотя вроде и собираются посольство великое в Царьград отправлять.
– Университет нужен! – словно бы прочитав мысли пришельца, решительно грохнув по столу, грозно закончил Дмитрий Иванович. – И Гедиминовичей туда, хоть бы и кровь из носу! И Ваську, и отрока его! Чтобы уму-разуму поучали их пастыри православные. Чтобы Русь Великая не только дружинами, да и людом ученым славна была! Чтобы дела, Николой начатые, и дале вершились!
– Самодержец, – негромко, но четко проронил Владимир Андреевич.
– Самодержец! – вызывающе отвечал Дмитрий Иванович. – Самодержец, под крылом своим княжества собравший да защиту от врага давший! Худо, что ли, когда ежели в землях Рязанских – беда, то сердца во всей Руси кровью обливаются?! Чем худо всей Русью врага встречать?! Чем худо без замятен между братьями?! Чем худо, ежели Русь едина, князь един, да митрополит един на земли все-то, а?!!
– А с князьями как? Теми, что на княжество Московское метят? – не поднимая глаз, отвечал Владимир Андреевич.
– А кто еще? Всех уже поотвадили!
– Так ведь грех, – уходя от прямого ответа, буркнул Владимир Серпуховской.
– А не хочешь в грехе замараться, так и в схимники иди! Им перед Богом ловчее отвечать! Думаешь, мне не боязно на Суде Страшном пред Господом предстать?! Боязно! Хоть и дело святое творю, да хоругвь православия в мир несу! Хоть о силе могучей для княжества своего грежу! О животах хоть и пекусь, а все одно – сколько душ сгубил! А сколько еще сгублю, так то Богу одному и ведомо! Кому желанна судьба такая, а?! Тебе, может?! – Великий князь Московский в упор посмотрел на набычившегося Владимира Серпуховского.
– Да, хотя бы и мне, – подняв глаза, решительно отвечал тот.
– Ну, так меч бери! Вот он я! Перед тобой! Мужу храброму долго ли?! – князь двинулся на брата, однако тот даже не пошевелился.
– Грех то, – глухо отвечал Владимир Андреевич, – худо ближнему желать. Вдвойне грех – брату, – в упор глядя на Донского, негромко продолжал муж. – Втройне – втихомолку творить грехи эти, – решительно поднявшись на ноги, Владимир Храбрый без колебаний вытянул ладонь, словно бы для приветствия. – Моя тебе рука, Дмитрий Иванович. Во всех печалях и радостях рядом буду. Во всех невзгодах и победах не отступлю! Вместе Русь Великую строить, до вздоха до последнего! Так, чтобы ни одной шельме… – сжав кулак, он погрозил, казалось, прямо небесам. – Принимаешь, аль нет, Великий князь всея Руси?! – не отводя глаз, твердо спросил он Донского.
– Грех то, – слово в слово повторяя речь Владимира, отвечал правитель, – худа ближнему желать. Вдвойне грех – брату. Неверие – то же худо. Ты – брат мой, и с тобой идти до конца! – Великий князь Московский ответил на рукопожатие.
– Ну, и слава Богу, – владыка облегченно перекрестил замерших в крепких братских объятиях Дмитрия и Владимира.
