Афанасьев Александр Афанасьев Александр - Время героев ч3 нов. вариант
Мисли раздосадованно покачал головой.
— Это будет непросто.
— Сэр, уверен, что в спецслужбах остались люди, помнящие вашу доброту…
Вице-президент тяжело вздохнул.
— Хорошо. Попробую что-то для вас сделать. Заранее не гарантирую ничего.
— Я и не жду гарантий. И хорошо понимаю, что сотрудничество предполагает сношения, одинаково полезные для обеих сторон.
Мисли кивнул, посмотрел на часы — они у него были на удивление дешевые, старой модели, марки Bulova. Привычка политика — не носить дорогих часов и вообще ничего такого, за что может зацепиться глаз фоторепортера.
— Пора лететь. А вы умеете делать дела, князь.
— Спасибо, сэр. Полагаю, что в этой части света никто не может сравниться в умении делать дела с вами, сэр. И надеюсь на то, что наша встреча — не последняя.
Вот так — я добыл пару контрактов для Марианны. И так я вляпался в эту историю — уже окончательно и бесповоротно.
Картинки из прошлого
Июль 2005 года
Атлантический океан, западнее Азорских островов
Ударный авианосец Цесаревич Николай
Встреча была организована довольно быстро и должна была состояться на ударном авианосце Цесаревич Николай, несшем службу в Атлантическом океане, близ экватора. Государь должен был прибыть туда инкогнито, переместившись сначала на базу русского флота в Ниццу, затем — самолетом снабжения из Ниццы — прямиком на авианосец.
Мы с вице-президентом САСШ Мисли погрузились в Боинг и перелетели на Азорские острова. Эти острова, расположенные в Атлантическом океане, лет пятьдесят-шестьдесят назад были одним из самых оживленных воздушных перекрестков мира. Тогда еще не было надежных трансатлантических лайнеров, и все самолеты, выполняющие рейсы между Старым и Новым светом — приземлялись здесь на дозаправку. Сейчас трансатлантических лайнеров полно — и Азорские острова стали частично военной базой, сданной в аренду Священной Римской Империи, частично — раем для яхтсменов. Боевые корабли Кригсмарине и роскошные двух-трехпалубные яхты стояли рядом…
На Азорских островах мы сменили вид транспорта. В качестве вертолетного транспорта на этом аэродроме использовались большие, русские Сикорские, потому что только они могли летать на материк обратно, обеспечивая достойную надежность и низкий расход топлива. Вертолет арендовал уже я — один огромный вертолет для нас двоих, и с переплатой за срочный случай. Испанка, работавшая на прокате, посмотрела на меня с подозрением — у меня были германские документы, я говорил по-немецки и был похож на немца, а немцы никогда не стали бы сорить деньгами, лишний пфенинг не потратят. Но вертолет мне оформила — деньги есть деньги. Поблагодарив frДulein за помощь, я вышел обратно на летное поле VIP-терминала и электрокар отвез меня и вице-президента к вертолету…
Проблема возникла, когда я объявил, куда мы должны лететь. Первый пилот самолета, немец по национальности, изумленно вытаращился на меня.
— Русский авианосец?
— Именно герр… — я посмотрел на табличку с именем на груди — герр Браушенбах. Именно туда я хочу попасть.
— Nein! Nein! UnmЖglich! Verboten![36]
Я достал из бумажника несколько купюр в тысячу рейхсмарок, положил на приборную доску рядом с ним.
— Nein! Wir abgeschossen! Nein![37]
Понимая, что все немцы тупые и упертые ослы, и я так могу уговаривать его до второго пришествия, я сменил тактику.
— Герр Браушенбах. Это очень важно — я достал дипломатический паспорт, который у меня был, показал его немцу — это жизненно важно. Никто нас не собьет, наоборот — встретят со всем уважением…
Немец взял паспорт, посмотрел на него с сомнением. У немцев в подкорке сидит любовь к различным документам и понимание того, что если надо — то оно и в самом деле надо. Очень дисциплинированная нация.
— Spion? — осведомился немец.
— Diplomat — обиделся я.
— Gut… — наконец-то решился немец, возвращая мне паспорт — das verrЭckt[38]…
Истребители нашли нас, как только мы преодолели километров десять и вышли из зоны ограниченных полетов — она была над островом, это были сектора снижения военных и гражданских самолетов. Мы направлялись в сторону авианосной группы, вертолет был гражданским — но все равно, это было достаточным основанием для проверки.
Вертолет, несмотря на весь его немалый вес шатнуло — реактивный самолет не мог поддерживать такую же скорость, как вертолет — и истребитель прошел над нами, описывая круг…
Я протиснулся в кабину, показал на наушники.
— Lassen?[39]
Немец, уже смирившийся с тем, что везет сумасшедших, знаком приказал дать мне наушники.
Аппаратура связи была германской, Telefunken — но все рации мира похожи одна на другую, чтобы квалифицированный радист мог работать на любой из них. Я надел гарнитуру рации, поставил на передачу, нашел частоту палубной авиации — три четыреста сорок килогерц, не забыл еще…
— … вертолет, направляющийся курсом норд-вест, немедленно назовите себя. Вы направляетесь к запретной для полетов зоне, ваш курс ведет к опасности, немедленно назовите себя, немедленно!
— На связи гражданский вертолет, курс норд-вест, позывной Эпсилон-Браво, повторяю — Эпсилон-Браво.
— Гражданский вертолет, этих позывных нет в таблице связи, назовите себя.
— ВВС, передайте этот позывной старшему летному офицеру на вашей посудине, немедленно — я говорил по-русски, и то что я говорил показывало, что я знаю, кто на авианосце имеет право принимать решение и руководить летными операциями — повторяю, эпсилон-браво для старшего летного офицера, немедленно.
— Гражданский вертолет эпсилон браво, по фронту от вас запретная зона, не приближайтесь к ней, оставайтесь на месте.
Немец вопросительно посмотрел на меня.
— Продолжаем движение. Не торопитесь, баки полные.
Ответ пришел ровно через минуту.
— Гражданский вертолет эпсилон браво, можете следовать своим курсом, запросите вышку три для обеспечения посадки. Удачи.
— Спасибо, и вам того же…
Я снял наушники.
— Erlaubt.[40]
Ударный авианосец Цесаревич Николай находился примерно пятьюдесятью милями западнее, даже северо-западнее Азорских островов, он стоял по ветру, готовый выпускать самолеты. На палубе возились техники, стояла дежурная авиагруппа — я заметил четверку тяжелых самолетов дальнего рубежа и несколько, семь или восемь — легких. Чуть в стороне, у самой кормы стоял вертолет поисково-спасательной службы в полной боевой. Нас приняли на самую корму, там был нарисован большой белый квадрат и два летных техника помогали нам с посадкой. Сели удачно — волнения почти не было, да и не страшны такому гиганту волны. Под сотню тысяч тонн водоизмещения — не шутки…
На летной палубе, пахнущей как и на всех авианосцах — реактивным топливом и горелой резиной — нас встретили несколько человек, одетых как летные техники, в коричневых легких ветровках и радиофицированных шлемах — здесь, на палубе, у каждого члена палубной команды была форма своего цвета, указывающая на его специальность. Коричневая форма означала, что перед вами технический специалист, механик по самолетной части.
Среди них был собеседник для Мисли — Его Императорское Величество, Николай Третий и для меня — действительный тайный советник Путилов. Вероятно — господин Путилов выживет и при ядерном взрыве…
Мисли повели в адмиральскую каюту, она была здесь совсем недалеко, на корме. Мы с Путиловым отошли в сторону, к стенду, где летные техники возились с отремонтированным двигателем, гоняя его на режимах. Из-за шума — тут можно было говорить в полный голос, не рискуя быть подслушанными.
Путилов был ниже меня больше чем на голову. За то время, пока мы не виделись, он постарел, в жидких волосах появилась седина, глаза были усталыми и строгими.
— Рад видеть вас в добром здравии, князь… — сказал Путилов с неискренней, вымученной улыбкой — рад, что у вас все в порядке.
Я пожал плечами.
— А что может быть не в порядке?
Путилов, когда все это только затевалось — был категорически против, и не только он. Вообще, по моему скромному мнению, внешнюю разведку надо перетряхивать и сильно, иногда я жалею, что не приял пост министра без портфеля, тогда бы меня не сунули в персидское пекло, сидел бы в Петербурге, делами бы занимался по той же разведке. Разведка — это люди, с которых очень давно жестко не спрашивали за результат.
В чем может быть результат разведки? Для чего она существует? Почему то считается, что дорогостоящие, рассчитанные на годы операции по внедрению агентов под чужим именем и под легендой что-то дают. Открою вам маленький секрет — нигде, кроме сцены синематографа они ничего не дают. Ровным счетом ничего. При малейшем проявлении сколько либо серьезного интереса к чему бы то ни было важному — этот интерес отслеживается контрразведкой страны пребывания и деятельность агента, на подготовку и внедрение которого ушли миллионы — либо ставится под контроль, либо безжалостно пресекается.
