ДМБ 1996 - Никита Киров
— Но последнее было в июле, — продолжил я, — я ещё в армейке был, сразу тогда ответил, адрес прислал. Но до дома ничего не дошло.
— Я тебе писала в сентябре! Писала, что приеду, у меня сестра двоюродная здесь живёт. В гости зайти хотела. Приехала, блин, — она надула и лопнула пузырь жвачки.
— Этого письма не было, — я задумался. — Даже не знал. Ну, слушай, Дашка, давай тогда сейчас тебе отвечу.
— Не поняла, — она посмотрела на меня, сощурив глаза.
— Ну, как? Здравствуй, Дарья Батьковна, — я усмехнулся и начал говорить так, будто зачитываю письмо. — Пишу тебе из дома. Нога больше не болит, только немного тянет, по ночам спать больше не мешает. Всё тебя вспоминаю, как мы в госпитале с тобой виделись, по ночам болтали и телевизор смотрели в ординаторской, когда ты дежурила. Питаюсь хорошо, с друзьями в неприятности не влезаем, не пьём, живём дружно, хотим открывать общее дело. Обязательно с ними познакомлю. Хотел переехать и работать на вахте, но передумал. А как твои дела?
— Блин, ну ты как письмо написал, — Даша засмеялась. — Да вот, в госпитале уволили, думала, куда устроиться, и вот, сестра позвала, я приехала. Вот.
— А что там случилось?
Сетчатая дверь открылась, по ступенькам спустилась женщина в джинсовке, чуть пошатываясь. От неё разило перегаром. На ногах у неё колготки-сеточки, на плече — маленькая сумка, макияж — яркий, как боевая раскраска. Чем она занималась, понятно сразу.
— Даша, вот тебе должок за вчера, — она положила две купюры по десять тысяч на прилавок. — И дай ещё сигареток, как обычно.
Скользнув по мне равнодушным усталым взглядом, проститутка вышла. Следом зашёл какой-то мужик в длинном сером плаще, с шёлковым шарфом, под которым толстая золотая цепь и красный пиджак. На пальцы он напялил золотые массивные печатки, и виден ещё один перстень — татуированный. Под мышкой — кожаная барсетка. Туфли острые, но надеты не с брюками, а со спортивными штанами. Походняк — ни с чем не спутаешь, сразу понятно, что бандит из 90-х.
— Никто не выступает, Дашка? — пьяным голосом спросил он.
— Всё спокойно.
— Ну и славненько. Дай сигареток и пива.
Мужик с подозрением посмотрел на меня и тоже удалился, пшикнув банкой пива. Судя по голосам в подъезде, проститутка там его ждала и не прогадала — ушли вдвоём.
— Да ты тут всех знаешь, — сказал я.
— Я вообще первую ночь боялась, — затаив голос, произнесла Даша и огляделась. — Когда кто-то спускался, у меня аж сердце ёкало. Но сейчас спокойно, одни и те же ходят.
— Ну всё равно, надо аккуратно, в городе кого только нет. Так что с госпиталем случилось?
— Из-за главврача, — она нахмурилась. — Как давай возле меня крутиться да подкатывать, когда от него Ленка из хирургии уехала с офицером. Ко мне подошёл, я ему по лицу зарядила, и всё… вылетела на следующий день.
— По рогам ему настучать пора было, — жёстко произнёс я. — Он с меня тогда тянул двести баксов, чтобы комиссовать по ранению. А когда понял, что я комиссоваться не хочу, хотел сто баксов, чтобы на реабилитацию отправить. И с пацанов тянул бабки, чтобы в Москву перевели и в очередь на протезы поставить.
— Было такое, — согласилась Даша, глядя на меня. — И как ты здесь сам?
— Прорываемся. Большие планы. А раз ты здесь, — я улыбнулся, — сходим куда-нибудь? Завтра вечером, ну?
— Ну, надо подумать, — она поправила шапку. — Смогу, чего бы нет? Там дискотека будет.
Староват я уже для дискотек, но что-нибудь придумаем. Правда, денег пока ещё нет, но тут будем над этим работать.
— Вот мой адрес и телефон, — она записала на бумажке из-под ценника. — Тут в соседнем дворе живу. А твой помню, только так зайти и не смогла. Не успела, недавно же приехала, пару недель как.
— Ну ничего, — я убрал бумажку и поглядел на товар. — Давай-ка я ещё возьму чего-нибудь.
— Водку не продам, Старицкий, — голос Даши стал твёрже.
— Не собирался я её брать, — я пожал плечами. — Так, к чаю чего-нибудь на утро. А что такое?
— А, — протянула она и отошла, чтобы не заслонять товар. — Да просто видела, как мальчик один в моём городе спивался. Тоже там был, из ваших, комиссовали, вот я и не хочу вашим продавать.
— Это не наш случай, — сказал я. — Нам сейчас не до этого.
Раздались шаги — это, наконец, пришла её сменщица, полная женщина под пятьдесят. Я проводил Дашу до её дома, но она живёт у двоюродной сестры, где, кроме неё, находится ещё толпа народа, так что в гости не звала. Но скоро увидимся снова.
Со двора видно, что в квартире Царевича ещё горел свет, и я быстрым шагом направился к нему. По дороге думал, не из-за меня ли приехала Даша?
В госпитале мы с ней не спали, не успели, хотя отношения были тёплые. Пару раз тайком целовались по ночам. Что-то серьёзное там было придумать сложно — там очень много людей круглые сутки, да и армейский госпиталь, набитый ранеными, во время войны не самое романтичное место в мире.
И всё же, какие-то намерения у нас были, и то, что она постоянно называла меня по фамилии, этому никак не мешало, манера шутить у неё такая.
Так что вполне можно те намерения и отношения восстановить.
* * *
Сны у меня бывают яркими, особенно воспоминания. С годами это уходит, но всё же сейчас, когда снова вижу тех, кто жив — память работает на всю катушку, будто я опять молод не только телом, но и душой.
Но это не кошмары. Я бы даже сказал, что сейчас это мне помогает. Вспоминаю, что чувствовал сам и что чувствуют сейчас парни, для которых это всё случилось совсем недавно. Проще нам друг друга понять…
Вокруг дым, из-за которого тяжело дышать, очень жарко, пахло горелым. Под ногами месиво из грязи. Пули стучали по броне БМП и танков. Оторванная башня танка Т-80 валялась в стороне, а из недр корпуса уничтоженной бронемашины вверх било яркое пламя.
Всего один заряд гранатомёта, и этого хватило для потери танка и оглушительного взрыва. Но несмотря на огонь и жар, мы прятались за этими «коробочками», чтобы получить хоть какое-то укрытие от пуль.
— Сдавайтесь! — орал кто-то в мегафон со стороны домов. — Сдавайтесь, свиньи!
После этого включили запись, где какой-то приехавший из Москвы депутат, вечно крутившийся возле «духов», обещал нам хорошее обращение в плену и скорое возвращение домой.
Чего стоят такие
