30 сребреников - Дмитрий Викторович Распопов

— Аминь, — перекрестился он и задумчиво продолжил, — прежде чем мы начнём, я бы хотел узнать какие именно мои работы ты читал, что тебе понравилось?

— Это весьма сложный вопрос ваше преосвященство, — задумался я, — боюсь ответ покажется вам очень долгим.

Кардинал Виссарион улыбнулся и щёлкнул пальцем по мешку с золотом, который глухо звякнул ему в ответ.

— У нас впереди целый год, сын мой, — пошутил он.

Я подумал и начал с главного, что меня зацепило.

— Платон дал определение человеку ваше преосвященство, как «существо бескрылое, двуногое, с плоскими ногтями, восприимчивое к знанию, основанному на рассуждениях», но как вы правильно заметили в своей работе, на что Диоген Синопский принёс ему ощипанную курицу, так что я считаю, что прежде, чем начинать осмыслять всю работу Платона, надо определиться с первоначальной формулировкой, от которой он отталкивался. Что же всё такое — есть человек.

Взгляд кардинала сразу изменился, и он остро посмотрел на меня.

— Пожалуй ты прав сын мой, наш первый день занятий будет очень длинным, — заметил он, прежде чем он достал свитки на греческом и стал отвечать на мой вопрос.

Закончили мы и правда только следующим утром, настолько же уставшие, насколько довольные друг другом. Я потому, что голова впервые за время нахождения здесь гудела от впитываемых знаний, он оттого, что я как губка всё впитывал и не только мог повторить за ним всё, но и осмыслить это. Для него это было очень важно, и он не уставал об этом мне говорить. Поскольку ему и мне нужно было отдохнуть мы расстались с уговором продолжить на следующее утро, также в это время.

* * *

Выспаться я как следует не успел, поскольку едва успел помыться и поесть, а также прикоснуться головой к подушке, как Алонсо разбудил меня, сказав, что пришёл мой учитель. Пришлось наспех одеваться и явиться перед очами взрослого мужчины, который явно ждал меня больше, чем того требовали приличия.

— Сеньор Леон, — я решил начать с извинений, — сразу приношу свои самые глубочайшие извинения. Скажу вам откровенно, в ожидании вас я заснул, поскольку всю ночь занимался со своим первым учителем.

На хмуром лице итальянца появилась лёгкая улыбка.

— Могу я узнать имя того, кто так бессовестно нагружает ребёнка? — поинтересовался он.

— Кардинал Виссарион Никейский, сеньор Леон, — перекрестился я, — очень строгий преподаватель, тут вы правы.

Маска недовольства тут же спала с его лица и он показал своё настоящее, улыбчивое лицо добряка, которое сейчас целиком выражало удивление.

— Вы обучаетесь у его преосвященства? Насколько я знаю, он не берёт себе учеников.

— До вчерашнего дня сеньор Лион, — хмыкнул я, видя, что он больше не сердится на меня, — он не смог устоять перед моим обаянием.

Альберти расхохотался в голос и замахал руками, отгоняя Алонсо, который хотел взять меня на руки. Он сам поднял меня и понёс в наш учебный класс, а я подсказывал ему дорогу. Увидев то, как он был обустроен, итальянец удивился ещё раз.

— Начинаю догадываться сеньор Иньиго, чем вы покорили его преосвященство.

— Его преосвященство Торквемада сказал, что вы сеньор Леон будете обучать меня математике и словесности, — продолжил я за ним, — поскольку, к своему стыду, я не знаком с вашим творчеством, что вы можете мне посоветовать почитать из ваших творений?

— Ой, сеньор Иньиго, какие там творения, просто проба пера, — стал отмахиваться он, но я настоял и он нехотя перечислил.

— Если хотите познакомиться с моим ростом на этом поприще, сеньор Иньиго, то начните с самого раннего — комедии «Филодокс», затем перейдите к «О преимуществе и недостатках науки», ну и из последнего наверно почитайте «О спокойствии души».

— Сегодня же прикажу всё это найти, чтобы к следующему уроку с вами высказать всё, что я думаю о ваших трудах сеньор Леон, — в шутку ответил я и он это понял, снова заразительно рассмеявшись.

— Всё больше рад, что согласился на эту работу, — заявил он мне, отсмеявшись.

— Вы также сказали сеньор Леон — «на этом поприще», — уточнил я, — на что ещё я могу обратить внимание?

— Ну я неким образом поспособствовал постройке Палаццо Ручеллаи во Флоренции, — скромно заметил он, — сейчас работаю над ещё парой проектов дворцов и соборов.

— Вы архитектор? — напрямую решил спросить я.

— Пытаюсь им быть, сеньор Иньиго, — развёл он руками, а до меня дошло, что мои опасения были напрасными, этот смешливый и весёлый дяденька явно какой-то суперкрутой человек, если по его проектам строят дворцы, да ещё и во Флоренции.

— «Нужно будет кроме его работ, навести о нём самом справки, — пометил я себе задачку на будущее».

— Сколько языков вы знаете? — решил я кое-что узнать прямо сейчас, поскольку обычным показателем образованности у человека было знание языков, и он меня не разочаровал.

— Семь сеньор Иньиго, — весьма грустно ответил он, — но я бы хотел знать больше.

— Сеньор Леон, — обратился я к нему, — достаньте пожалуйста из вашего стола бумагу, которая там лежит.

Он с удивлением это сделал, увидев там вексель с моей подписью в банк Медичи. Он попробовал протянуть его мне, но я покачал головой.

— Он ваш сеньор Леон, я хочу заплатить вам вперёд, поскольку не хочу, чтобы кто-то другой перехватил вас у меня. Я хочу быть вашим учеником.

Итальянец сначала недоумённо посмотрел на меня, затем расхохотался и спрятал вексель.

— А я вашим учителем сеньор Иньиго, — кивнул он, — жду не дождусь, когда услышу от вас разбор моих скромных творений.

Глава 11

4 августа 1454 A. D., Рим, Италия

— Учитель, — обратился я к кардиналу, который работал над очередным своим трудом, и лишь отвечал на те сложности с переводом, которые у меня возникали.

— Да Иньиго? — он поднял голову.

— Вы три дня назад попросили меня проверить для вас два перевода речей Квинтилиана, подписанные Георгием Трапезундским, — напомнил я ему о его задании, и кардинал кивнул, поскольку и правда поручал мне это.

— Что в них? — заинтересовался он.

— Ну, тут либо потерянные страницы, — я показал на два