Александр Прозоров - Прыжок льва
— И все же на твоем месте я бы не доверял ему, — проговорил Урбал.
— А я и не доверяю, — не стал спорить Чайка, — его сын-заложник — наша гарантия. А кроме того, ты верно заметил, что он очень жаден. Я дал ему несколько золотых монет и пообещал вдвое больше после нашего возвращения.
— Дорогое же вино мы пьем, — пробормотал Летис, вставив слово в разговор.
— Он взял карфагенское золото? — удивлению Урбала не было предела, — ведь его же сразу казнят, если найдут монеты.
— Я расплатился римским, — ответил Федор, — Сандракис жаден, но не так глуп. И насколько я понял, он, хоть и грек, не прочь пожить при наших порядках. Торговать он любит больше, чем воевать.
— А как ты собираешься проникнуть город? — задал вопрос вечный заместитель командира хилиархии.
— Под видом слуг этого Сандракиса. Двух из них мы тоже оставим тебе в заложники. Только отберем одежду. К счастью, один из них ростом почти с Летиса. Так что особых проблем не будет. Наденем парики, а бороды у нас есть.
Друзья выпили, утомленные разговором. Поели в молчании мяса.
— Но если с ним не будет мальчишки, центурион, который знает его в лицо, может насторожиться, — нарушил первым тишину Урбал, — вот что, возьмите-ка с собой Териса. Нечего ему при штабе ошиваться без дела. Думаю, сойдет за пацана. Они даже чем-то похожи.
— Неплохая мысль, — похвалил друга за сообразительность Чайка, — Терис из семьи торговцев и разговаривать немного умеет на греческом языке. Может быть, подскажет что-нибудь дельное. И, кроме того, туда, где двое мужчин будут выглядеть подозрительно, можно отправить подростка. Пошли за ним немедленно. Надо ввести его в курс дела — на рассвете нам выступать.
На рассвете лагерь карфагенской армии покинуло три повозки, груженых амфорами с вином, и одна порожняя, в которой на соломе сидел хозяин небольшого каравана — узколицый горбоносый грек лет сорока пяти — а также «двое его новых слуг и сын». Еще трое настоящих слуг управляли гружеными повозками. Новички по одежде ничем не выделялись среди окружения Сандракиса, те же хитоны и сандалии. Разве что волосы у них были чуть подлиннее, скрывали щеки и лоб. Федор не хотел быть узнанным даже своими патрулями.
Часовые заранее получили приказ от Федора Чайки, чья хилиархия несла караул в эту ночь, выпустить этих греков. Никто не сопровождал повозки и не препятствовал их движению по прилегающей территории, где с завидной регулярностью даже ночью встречались конные разъезды нумидийцев.
— Помни, — осторожно хлопнул Федор Сандракиса по плечу, указав на почти исчезнувший за холмом лагерь, — там твоя жизнь. А здесь твоя смерть.
И поднял к его лицу массивный кулак. Оружия у них действительно не было. Даже кинжалов, как ни упрашивал Летис оставить их, надеясь спрятать под одеждой. Федор был непреклонен. Если римляне обнаружат оружие, их могли заколоть еще у ворот города и тогда весь героизм, от которого и так попахивало авантюрой, будет напрасным.
— Переведи ему, — толкнул Федор Териса, которому предстояло играть роль сына.
Терис перевел. Грек вздрогнул, но кивнул. А Федор с удовольствием отметил, что этот торговец не только жаден и умен, но и труслив. Поймав такого на крючок, из него можно было веревки вить. И Чайка был уверен, что Сандракис сослужит ему неплохую службу, пусть даже и против воли.
Оставшиеся трое слуг, которые были рабами Сандракиса, поклялись хозяину молчать обо всем. К большому удовольствию Федора один из них был немой, а двум другим Летис доходчиво объяснил, что он с ними сделает, если они пробуют проболтаться римлянам. Жестами объяснил, без всякого перевода. И рабы поверили ему сразу. Летис умел убеждать.
Трясясь в телеге по заброшенным деревням и вспоминая все причины, которые он вчера привел Урбалу, чтобы убедить друга, Федор признался себе, что в глубине души хочет пробраться в Тарент, чтобы разыскать Марцелла. Но не для того, чтобы узнать его планы. Это ему было без надобности. А чтобы убить. Федор опасался, что рано или поздно сенатор прознает о Юлии, и захотел нанести упреждающий удар, пока Марцелл не попытался нанести свой. Как он сделает все это, Чайка еще понятия не имел, но решил понадеяться на интуицию.
«Главное, проникнуть в город, — размышлял Федор, поглядывая на окрестные холмы и выплывающую из-за поворота заброшенную деревню, — а там обязательно что-нибудь случится и наведет меня на нужную мысль».
Кроме сенатора, в городе еще находился блестящий Марк Акций Памплоний, так долго унижавший свою законную жену. К нему у Федора тоже имелись свои счеты. Но это во вторую очередь.
Полдня они ехали спокойно и молча, никого не встречая, лишь однажды позади них по холмам проскакал нумидийский разъезд. Но, посчитав путников неопасными — не легионеры, в конце концов, — нумидийцы даже не стали приближаться и скрылись. Хотя некоторое время издалека все же наблюдали за ними. Федор просто спиной чуял их взгляды из-за деревьев, хотя даже наметанным глазом нельзя было разглядеть ни одного из осторожных всадников. Увидев работу нумидийцев, Чайка лишний раз порадовался за свою разведку. Вряд ли римлянам удастся подобраться к лагерю незамеченными.
Ближе к обеду, когда солнце раскалило землю, и от прикосновения к глиняным амфорам можно было обжечь руку, что Летис однажды уже сделал, громко выругавшись по-финикийски, небольшой караван въехал в очередную заброшенную деревню. Даже городок, поскольку здесь было несколько десятков домов и некое подобие рыночной площади. С двух сторон к городку примыкал лес.
Здесь было очень тихо. Никаких звуков, кроме осторожного щебетания птиц и кузнечиков. Странное ощущение охватило Федора от езды по улицам этого покинутого города, словно он попал на другую планету, жители которой погибли от неизвестной болезни, оставив все как было за минуту до смерти. Впрочем, выломанные повсюду двери, поваленные заборы и другие явные разрушения наводили на мысль, что даже в покинутый город наведываются люди. И вскоре они получили тому подтверждение.
Караван из четырех телег уже почти миновал главную улицу, впереди замаячили желтые холмы, как вдруг в сотне метров раздался треск, и рухнула стена какого-то амбара. Обернувшись на звук, Федор увидел, что рухнула она не от ветра. Ее выломали трое здоровых мужиков, одетых, так же как и они, в длинные серые хитоны. Федор отчего-то решил, что это горожане. И горожане явно желали поживиться содержимым амбара, но, завидев телеги, резко изменили свои планы. Тот, кто был у них за старшего, — низкорослый широкоплечий мужик, сильно сутулившийся или вообще горбатый, — издал боевой клич и, подхватив стоявший у стены топор, побежал наперерез каравану Сандракиса. Его спутники, позабыв про амбар, устремились следом. В ответ на зов главаря из-за дома выбежали еще пятеро человек с ножами и дубинами. А потом показались даже двое конных с заостренными палками, вместо копий.
— Мародеры, — пробормотал Чайка, изучая приближавшихся людей, — только вас мне не хватало.
Ни у одного из них Федор не заметил настоящих мечей, доспехов тоже не имелось, зато дубин и ножей было в достатке. А также пара топоров у главного горбуна и семенившего за ним молодого парня.
Завидев приближавшихся мародеров, Сандракис занервничал, обернулся к Федору.
— Не суетись, — ответил тот, — сам вижу. Придется защищать твой алкоголь от этих ублюдков, иначе, не ровен час, до города не доберемся. А мне туда очень надо.
Не дожидаясь пока Терис переведет, да этого было и не нужно, он обернулся к своим людям.
— Летис, берешь тех, что с топорами. Я конных, а Терис кого придется.
Все карфагеняне мгновенно пришли в боевую готовность, внешне не подавая вида. А Терис, умевший вполне прилично драться, даже в восторг от предстоящей схватки. Последнее время он был вынужден служить при штабе и в битвах с римлянами давно не принимал участия. А тут, не успел отъехать от лагеря, как ему сразу представился случай поразмяться. Тот факт, что у них не было оружия, никого не смущал. Все были обучены добывать его в бою.
Мародеры быстро приближались. Когда до них оставалось метров тридцать, карфагеняне спрыгнули на дорогу, рассредоточившись вокруг последней телеги, и даже не пытались бежать. Однако рабы Сандракиса, управлявшие телегами, испугались и все же попытались удрать. Возница второй телеги спрыгнул на дорогу, припустив по траве в холмы, а управлявший первой хлестнул лошадей, пытаясь уйти от погони. Тягловые лошади, уставшие за полдня на солнцепеке, напряглись, протащив повозку несколько метров чуть быстрее. Но это было безнадежно.
— Дурак, — спокойно заметил Федор, — куда ж ты на груженой телеге сбежать собрался. Да еще от верховых.
Словно услышав его слова, двое конных мародеров разделились и быстро нагнали беглецов. Переговоров они не проводили, даже не кричали, а просто всадили каждому из рабов Сандракиса в спину по заостренному колу. Один за другим раздались душераздирающие вопли.
