Марик Лернер - Победителей судят потомки
— Это правда. Собираются обсудить вопрос обезвреживания еврея, — с удовольствием сообщил я, пусть вспомнят доброго генерал-губернатора Ломоносова. — Охранить крестьян от его экономического господства.
Пожалуй, гость добрался до цели своего визита. Забавно, но, собираясь ломать многолетнюю политику по данному вопросу, Дмитрий фактически признает ее пользу. В начальном варианте проекта в комитет входит высшая имперская русская аристократия, польская почти не представлена, за исключением спящего на ходу восьмидесятилетнего дедушки. А для консультаций собираются приглашать полезных евреев, то есть уже завязанных на центр и имеющих интересы в России.
— Это случится не завтра, — пояснил я, — сейчас есть более важные занятия, но тем не менее идея витает в окружении императора.
— Вы можете помочь в смягчении удара или хотя бы оттянуть его?
— Когда-то испанской королеве Изабелле, если мне не изменяет память, предложили миллион за отмену указа об изгнании. Она отказала. Предлагаете обратиться к его императорскому величеству Дмитрию? Полагаю, о моем положении вам прекрасно известно. Это только ухудшит ситуацию.
— Зачем же идти прямо к монарху? — очень удивился Иона. — Довольно подмазать членов комитета. Мне поручено предложить двести пятьдесят тысяч рублей на эти цели. Одноразово. А в случае необходимости и больше.
— А что завтра меня могут отправить в ссылку и плакали ваши денежки, ничего?
— Риск существует всегда. И нам представляется, взяв на благое дело, граф Ломоносов не станет пускать на иные цели. Его слово дорогого стоит.
Так и такого размера мне взятки еще не предлагали. Жаль, что не прежние времена. Столь серьезная неподконтрольная сумма пригодилась бы. Правда, при Анне он и не принес бы, смысла никакого. Я зряшним шантажом не занимался и деньги из солидных купцов без причины не доил.
В принципе все возможно. Даже без постов и должностей знакомств и связей хватает. С кем договориться, прекрасно знаю. И не обязательно самому. Хватает обязанных лично мне людей.
— Может, ничего еще и не будет.
— Будем надеяться на лучшее, но я могу рассчитывать на содействие?
А про мой личный процент при посредничестве помалкивает. Между прочим, недолго и все положить в карман. Проверить практически нереально. В эти круги даже богатому купцу вход заказан. Туда и барону Вахтину невместно соваться. Титул у него не за наличие предков и голубая кровь отсутствует.
Игра на доверии. Ты же не обманешь, а себе возьмешь нормальный кусок. Я не кину. И не по душевной чуткости. Слишком долго выстраивал направление развития, чтобы позволить недоумкам сломать будущее.
— Ничего не могу обещать прямо сейчас.
Он многозначительно закатил глаза. Ну ясное дело, любой сделает постную рожу и поведает о предстоящих трудностях.
— Считайте, принципиально договорились. Постараюсь помочь. Только принесете золото не сюда, а честно-благородно в Коммерческий Петербургский или Московское отделение банка. Получите вкладные билеты. Чтобы следов в дальнейшем никаких.
Он понятливо кивнул. Кто же не знает эти штуки. Сам и изобрел для анонимности. Билеты, как деньги, можно передавать другим лицам. Фактически чек на предъявителя. Единственное, при краже ничего не докажешь. Но такие бумаги меньше пяти сотен рублей не бывают, и с улицы с ними не приходят.
С невозмутимым видом он извлек из кармана три толстые пачки. То-то я удивился, не бутылки ли приволок, так оттопыривались. Здешние ценные бумаги не похожи на фантики. С тетрадочный лист размером, плотные, с водяными знаками и печатным текстом. Варварство свернутыми в сюртук запихивать. Две упаковки с тысячными и одна пятисотками. Испугались еврейчики, готовы раскошелиться всерьез. Очень похоже, я продешевил, раз Гейслер сразу извлек. Легко можно было и больше выдоить. Так и не научился я торговаться в лавках. На то у меня Стеша имелась.
— Буду держать в курсе. — Я скинул подношение в ящик стола.
Он поспешно вскочил и откланялся. Куда уж яснее. Вопрос согласован. А дальше как Бог решит.
Оставшись один, я развалился в кресле и прикрыл глаза, вспоминая. Мне ведь поручили не просто управление, а в первую очередь преобразование огромного края, где запросто можно было выкроить пяток не самых маленьких европейских государств. И пойди та же губернская реформа не так, неминуемо случился бы откат от предложенной линии. Выводы по поводу лично моей компетенции я уж оставляю в стороне.
Не так просто на пустом месте набрать людей не только готовых сотрудничать с оккупационной властью, но еще и говорящих на ее языке. Одними отставниками и получившими в награду реквизированные у мятежников поместья не обойтись. В новых губерниях пришлось отодвинуть срок экзамена на знание русского на пять лет, затем еще раз на такой же срок. И все равно в администрации попадались сомнительные типы.
В плане воздействия на ход государственных дел это десятилетие оказалось почти всеобъемлющим. Реформы коснулись канцелярии и судов, финансов и законотворчества, сферы просвещения и культуры, внутренней политики и взаимоотношений России с другими государствами. Я определял, если не прямо, то косвенно, назначения на должности, в том числе и высшие. Все люди имеют свои предрассудки, заблуждения и просто страсти. Хуже всего, что большинство моих ближайших друзей и помощников выросли в здешней системе и не всегда понимали причины и следствия необходимых действий.
Я не исключение и так и не изжил некоторые представления. К примеру, не вижу ничего зазорного, если человек не православной веры. Мне фиолетово. Главное, была бы польза от специалиста и не копал бы скотина под меня. Были прецеденты. Бирон не зря в свое время предупреждал о неблагодарности вознесшихся. К счастью, я никогда не верил, что все повеления будут беспрекословно и немедленно исполняться.
Способ контролировать бюрократию пока существует один: став доверенным лицом императрицы, я целенаправленно принялся ставить на ключевые посты своих людей. Коллегии испытывают крайнюю нужду в грамотных и толковых делопроизводителях? У меня достаточно способных парней из Сиротского дома, гимназии. За такую услугу протеже щедро расплачивались со своим высокопоставленным покровителем информацией обо всем, что творилось рядом. Сидя в Кенигсберге, Варшаве или в самой жуткой дыре, я продолжал держать руку на пульсе дворца и столицы.
Хватало и других забот. Еще Силезская война не закончилась, мир не был подписан, а требовалось навести порядок в крае. Для этого надо иметь представление о происходящем. И я в первые годы вечно мотался по подведомственным землям из конца в конец. Знакомство с существовавшими здесь порядками удручало. Старый закон не существовал, новый только внедрялся. Делопроизводство на польском и немецком, куча судебных тяжб со старых времен и масса новых по поводу собственности, претензий к войскам и повсеместное злоупотребление чиновников.
Еще евреи эти… Нет, в принципе я к ним претензий не имею. Умные, образованные, и все такое. Но это те… прежние. Здешний ужас иной раз и словами не передать. Нищета. Какие там богатства, они выживают, а не живут за редким исключением.
Очередной городок лежит в чистом поле, начинаясь маленькими лачугами. Одна улица ведет с юга на север, другая с востока на запад. Там, где они встречаются, базарная площадь. Жители сплошь благочестивые иудеи с длинными бородами. Несколько тысяч населения, три четверти балуются мелкой торговлей. Остальные ремесленники, книжники, служители культа, синагогальные служки, учителя, писцы, переписчики Торы, ткачи талесов, попрошайки. Все молятся трижды в день, заодно успевая обсудить новости, потолковать о политике в мире большом и малом. Они ведут себя здесь как в клубе.
Постороннему глазу все молельни покажутся одинаковыми. Но это не так. Четкая граница пролегает между приверженцами каббалы, почитателями отдельных цадиков, вокруг каждого из которых собирается свита. Есть и «просвещенные», что не имеет отношения к европейскому образованию и не значит неверующие. Просто они обычно имеют дело с внешним миром, и у них несколько шире кругозор. Если у такого человека проблемы и затруднения, он непременно отправится к ребе за помощью и утешением. Самое удивительное, что живущий в округе мужик-христианин нередко приходил по тому же адресу за советом. Видимо, помогает, раз распространено достаточно широко.
Есть еще одна занятная категория — еврейский селянин. Этот наполовину мужик. У себя в деревне он арендатор, мельник или шинкарь, но если семья большая, то и поле с огородом обрабатывает. Никогда ничему не учился, до всего дошел сам. Едва умеет читать и писать. Крепкий, рослый, здоровый как бык. Обладает физической силой и смелостью, любит подраться, не страшится опасности. При этом его отличают честность и здравомыслие.
