Алекс Кун - Петербург
Признаюсь, мы с Таей затянули не одобряемый церковью процесс на горбе безымянного моста. Дробный лошадиный топот за моей спиной совершенно не отвлекал, пока Тая не отстранилась, глядя мне за спину.
Дальше все случилось слишком быстро. Глаза Таи раскрылись в удивлении, округляя поморский прищур, и она дернула меня к себе, одновременно разворачивая. Удержаться на ногах, от неожиданности, уже не имелось возможности — мы начали заваливаться на доски моста, а Тая еще и ускоряла наше падение, оказавшись сверху.
И в этот момент прокатились раскаты нескольких выстрелов, соединившиеся с тупыми ударами и падением на мост. Мимо прогрохотали копыта нескольких лошадей и им вслед ударили Дары. А на меня смотрели так и оставшиеся расширенными глаза Таи, и из уголка ее рта вытекала кровавая струйка.
Не помню, что делал и говорил в эти секунды. Огонь, так и не погасший внутри, вспыхнул напалмом, выжигая душу до пепла. Со звоном лопнула последняя связь, держащая меня в этом мире.
Опомнился сидя над Таей, безнадежно всматривающейся в небеса. Как все глупо и банально. В сгоревшей душе всплыло «Посвящение Бертрану»:
Не спугни мою тень, когда я войду в дом, по ступеням луныВ не назначенный день, не по чьей-то вине, возвращаясь с войны.Назови свою печаль именем моим,В одиночестве небес хватит места нам двоим.Прощай, жизнь моя. Прости, что не смогу проводить. Прими мою тризну.
Огляделся безразлично, замечая второго морпеха, склонившегося над лежащим, чуть дальше по мосту первым, мазнув взглядом по паре бьющихся лошадей с вывалившимися из седел наездниками на сходе с моста, проводил прищуривающимися глазами удаляющееся облако пыли и сфокусировался на бегущих к мосту солдатах. Говорить ничего не хотелось, но приходилось сжимать зубы, чтоб не орать. Жизнь не только несправедлива, но и жестока. Мне надоело подставлять ей щеки. Прошедшая война оставила неизгладимый след.
Подошел к поверженному морпеху, прижал кончики пальцев к его шее сбоку под челюстью, подождал, ни на что, не надеясь, и начал расстегивать пряжки амуниции павшего.
— Останься здесь и позаботься о них. Это приказ! И как бы не сложилось далее, помни, и полку Двинскому напомни — верность России и государю наш закон. Не посрамите звания морпехов, гвардейцы.
Сказал, поднимаясь, второму охраннику. Тот, глянул на меня и опустил глаза кивая.
К мосту подбегали солдаты. Встречал их, застегивая на себе ремни амуниции морпехов и забрасывая Дар на плечо. Прервал капрала, пытающегося отдышаться и одновременно задать вопрос. Высказался сам.
— Тати убили лейб-лекаря царицы. Посмотри, знаешь ли кого, из подстреленных нами нападавших.
Слова приходилось выталкивать, и сразу стискивать зубы. Палец дрожал в скобе спускового крючка — но его время еще не пришло.
Капрал глянул вдоль моста, на мое сгоревшее прошлое, и отошел к своим солдатам, расцепляющим конские трупы от человеческой падали. Осмотр занял много времени, или мне это просто казалось. Капрал присматривался к первому из напавших, а мое внимание привлек мушкет, живо напомнивший пистолет, обогативший мою коллекцию технических новинок поместья, после очередной дуэли. Стиль у оружия общий. Исполнение узлов похожее. И это точно не русское производство. Мне даже не надо искать клеймо, чтоб знать, где сидят послы производителя. Возможно, они и не виноваты, но мне плевать. Тем более, пара одинаковых мушкетов, даже не пара, а больше, с учетом ускакавших налетчиков, да еще в то время, когда наше оружие лучше и дешевле — это не совпадение. Осталось только выяснить второй адрес — конных покойников.
— Ну, так узнал кого?!
Не ведает капрал, что за чеку ядерную бомбу теребит своим невнятным мычанием и наморщенным лбом.
— На кого похож?! Вижу же, что узнал!
Капрал стянул шлык с головы первого упокоенного татя, обтер им разводы крови и грязи, спрятавшие лицо убийцы после попадания дроби в затылок — присмотрелся еще разок к застывшему лицу и довольно уверенно произнес.
— Эт Ефимка, с подворья Лопухиных. Третьего дня, говорил с ним у дворца, он Абрама Федоровича дожидался.
— Ну, тогда посылай солдат к Ромодановскому. Тут дело государево. А где, говоришь, подворье Лопухиных ноне?
Капрал поднялся, покрутив головой, ориентируясь, и протянул руку за канал, в сторону незапланированных застроек.
— Вона, где часовенку ставят, с нее два подворья от реки. Над воротами грифон червленый, да и подворье знатное.
Кивнул капралу, подхватывая один из мушкетов нападавших, и пошел через мост, поправляя Дар. Мост действительно оказался «поцелуевым», разлучившим меня с прошлым и будущим.
Шел не торопясь. За спиной подергивался туманом забвения город, заводы, дела. Уши закладывал звон, через который с трудом пробивались людские окрики и звуки стройки. Идти оказалось довольно далеко, мушкет оттягивал правую руку, вызывая только тупую злобу еще и на именитых оружейников, не додумавшихся снабжать оружие плечевым ремнем.
Перед воротами с грифоном, больше похожим на ящерицу с крыльями, бросил мушкет в траву и перекинул Дар на сгиб руки, почти вежливо постучав ногой в ворота.
Из-за массивных створок донеслось недовольное — «Чего надобно?!»
— Отворяй! К князю Абраму у меня дело.
Совершенно спокойно воспринял отговорки, что никого нет и не велено. Приблизил ствол Дара к щели между створок ворот, через которую виднелся массивный запорный брус. Одного выстрела не хватило, пришлось добавить еще два, а потом еще и закончить ногой. Если никого нет, значит, подожду хозяина на дворе.
Просто подождать мне не дали. Не успел выйти из облака дыма, как слева на меня бросился мужик с дубиной. Сознание пребывало в каком-то ступоре, в душе шелестел пепел, отгоревшего пожара. Даже злость прогорела в этом огне. Мне было на все плевать. Мир стал черно-белым. Выскочил из конюшен мужичок — не опасен — схватился за топор, воткнутый в колоду — стреляю не задумываясь. Выстрел. Выстрел. Выстрел. Выброс барабана. Выстрел из револьвера. Перезарядка Дара. Выстрел ….
Не задумывался даже когда подросток выбежал из дома, неся явно великоватый ему мушкет. В душе по-прежнему ветер перекатывал золу. Прошел по всему дому, оставляя после себя только мертвое безмолвие, в едком, пороховом гаре. Даже женских криков не раздавалось, так как загнал четырех встреченных женщин и девочку в подпол. Женщин в поместье встретилось пятеро, но одна схватилась за нож. А может, просто не успела его выпустить. Плевать. В черно-белом мире не видно цвета крови.
Сидел на крыльце, набивая барабаны капсулами из подсумка. Кто бы мог подумать, что в таком небольшом, недостроенном подворье, живет столько народу. Ветер обдувал лицо, и холодил мокрые дорожки на щеках. Наверное, пороховой дым разъел глаза.
Топот всадников услышал издалека. Внутри всколыхнулся пепел в злобной ухмылке — что «спасители», услышали пальбу и поспешили на подмогу?! Еще и главный, небось, в первых рядах? Заходите. Недосуг мне вас сортировать на правых и виноватых — у вас милосердный бог есть, он пусть и разбирается.
Лава всадников влетела во двор, через распахнутые ворота, так резко, что первые выстрелы Дара миновали голову колонны, хотя, это ненадолго отсрочило конец бойни. Говорить с ними не собирался, как и они со мной. Мушкетные пули расщепили балясины рядом с левым плечом, а дробь Дара гулко щелкала по стенам и забору подворья. Вот и поговорили.
На дворе ржали раненные лошади и стонали, богохульствуя, нелюди. Поднялся, вытаскивая из кобуры перезаряженный револьвер — надо было провести контроль. Лошадей жалко.
Из ворот подворья вышел в скапливающуюся толпу зевак. Оглядел всех безразличным взглядом, сортируя — примеривая на зевак ярлык «опасны». Толпа явственно отшатнулась. Поднял иностранный мушкет, так и лежащий у ворот, и двинулся ко второму адресу, который мне был известен еще по прошлому году.
До небольшого, временного, домика посольства идти выходило прилично. Пустота и безразличие не помешали запутать след и не пользоваться наезженными дорогами. Патрули, которых направят на мой розыск, мне не враги, будет жаль пролить еще и их кровь, когда они попытаются меня остановить.
Петляющая дорога, с пережиданием в укрытиях проезда поисковых групп, да еще с запугиванием невольных свидетелей моего передвижения — вылилась почти в два часа. Но фортуна, отдавая последнюю дань, довела таки меня до двери заветного дома, обошедшегося без подворья.
Постучал, вежливо, в дверь прикладом мушкета. Здесь не поморье, где не прижились замки, выпускаемые нашим заводом — тут люди прячутся от мира за массивными створками.
Поторопил хозяев менее вежливым стуком приклада, и на последовавший, наконец, традиционный вопрос ответил, что возвращаю их особый мушкет. Ведь действительно принес! Зачем врать на пороге чистилища?
