Алекс Кун - Петербург
На Петербург опустилась ночь. Что со мной делать князь так и не решил — тюрьмы в городе еще не имелось, разве что казематы Петропавловского форта. Отпускать меня тоже нельзя. Промежуточным решением стало оставить меня, под охраной, в помещении штат-коллегии.
Сидел всю ночь перед окном, смотрел, как затихает, а потом просыпается, в серых сумерках, незнакомый мне город, с которым так и не доведется познакомиться. По площади ходил народ, звенели далекие колокола на заутреню. Сегодня будет хмурый день. Жаль. Хотелось посмотреть на сверкающую Неву. Из окон большого зала приемов ее должно быть хорошо видно.
На разбирательство к государю меня повели только к обеду. Буду у Петра аперитивом.
Зал приемов добрал солидности, украсившись стягами и роскошествами. Осматривал новшества без интереса, просто констатируя факт. Народу в зале собралось немногим меньше, чем на свадьбу государя, только настроение у всех было прямо противоположное тем дням. Вершиной, задающей настроение в зале, служил сам Петр, находящейся в крайней степени бешенства. Меня ввели в зал по окончанию предварительных разборов, но, судя по тому, как монарх выдавил сквозь зубы вопрос, что я хочу сказать в свое оправдание — князь-кесарь донес до него и мою правду.
— Мне не в чем оправдываться. Все поведал, как было, не утаив. Коли считаешь виновным, что разбой присек — быть посему. Не прошу ни о прощении, ни о милости. Моя душа, государь, со вчера умерла.
Это короткое, последнее, слово вызвало вначале тишину, которая немедленно взорвалась криками. Слух поплыл, сливая брань и оскорбления в монотонный шум. Вокруг тужились, раскрывая рты, люди, а мой взгляд скользил поверх их голов. Вспомнились стихи Тэм:
Мой бой окончен, близится конецИз рук Судьбы я принимаю чашуУслышь меня, всевидящий Творец!Один ты, Боже, знаешь, как мне страшно.Кипящий гнев взбесившейся толпыБезликое, бушующее мореБессмертие не терпит суетыВ обряде очищения позором.
Петр остановился прямо передо мной, распаляя себя своим гневом. Сдвинулся немного влево, прикрываясь государем от стоящих за его спиной царицы с царевичем. Не хотелось бы их зацепить взрывной волной и разлетающимися поражающими элементами. Когда же меня, наконец, потрясут за грудки и отпустят из этого времени! Мне что, и это самому делать?!
Петр кричал о чем-то порушенном. Посмотрел в его глаза и взялся за верхнюю пуговицу кителя. Надоело мне все.
Видимо государь увидел нечто в моем взгляде, что охладило его истерику. Он, крайне не вовремя, отвернулся, и широким шагом отошел в сторону, оставляя меня посреди зала, напротив Алексея, глядящего на меня с неприязнью. Длинные ноги Петра, в несколько шагов вынесли его из зоны гарантированного поражения. Пуговицу пришлось отпустить. Усмехнулся грустно — даже уйти вовремя не могу. Жизнь, это череда ошибок и опозданий, а понимаешь это, только ступив на грань.
Шум в зале затихал, подчиняясь смене настроения государя. Монарх занял символ своего величия, развалившись на нем и постукивая пальцами по подлокотнику.
— В каземат форта его бросьте! С него еще будет спрос. Сам спрошу!
Попытку прихватить меня под руки стряхнул, ожегши взглядом солдат. Поклонился слегка государю и пошел на выход в коробочке конвоиров. Раз Петр желает лично с меня спросить, значит, будет у нас еще встреча в крепких стенах и без лишних людей. А обыскивать и вытаскивать шнурки с ремнями у князей, в этом времени, еще не принято.
Отплыли через Неву на том самом струге, на котором вчера причалил к дворцовой пристани. На середине реки в просвет туч выглянуло холодное солнце, бросив на землю косые световые столбы под которыми Нева заискрилась. Улыбнулся. Мое последнее желание исполнено. Прощай, «Петра творенье».
Форт встретил двумя ротами Двинского полка, среди которых явно неуютно себя чувствовали редкие вкрапления преображенцев. Надо сказать слово гвардейцам, теряющим опору под ногами.
Придержал конвоиров, велел им ждать. Конвоиры сами стреляли глазами по сторонам и не ведали что делать. Э как всех проняло. Взбежал на бруствер отсекающих орудий перед мостом, перекинутым через речушку к форту. Оглядел море повернутых в мою сторону лиц.
— Морпехи! С сего дня ухожу от командования полком и флотом. Примите мое последнее напутствие. Служите верой и честью государю и земле нашей. Помните, слово государя для нас закон! За мои дела пред царем и богом только мне ответ держать. Верю, что вы, гвардейцы, честь и верность полка не порушите не делами ни словами торопливыми. Как бы судьба не повернула далее — горжусь, что служил с вами. Служите и далее достойно!
Поклонился гудящему морю черных бушлатов, сбежал с бруствера и пошел через мост, не оглядываясь. Никогда не любил прощаться.
Под мою камеру отвели пороховой погреб восточной батареи. Прекрасное, сухое помещение, с застланным деревянным полом. Представляю, сколько пришлось солдатам перетаскивать боеприпасы, освобождая для меня последний приют.
Конвой помялся за спиной, не зная, как дальше быть. Пришлось развернуться к ним и командным голосом сообщить, что они свободны. Дверь немедленно грохнула, закрываясь. Каземат, не имеющий окон, погрузился в глубокий полумрак, разгоняемый одной слабой лампой над дверью. Оставалось только разрядить фляжку, расстегнуть китель и прилечь на нижнюю полку стеллажа в темном углу каземата. Можно начинать считать жилки на досках полки над головой. Пошел откат, и это время вспоминать не хочется.
Два дня смотрел в полку над головой. Где-то далеко бренчали дверью, о чем-то говорили, бряцали приносимой и уносимой посудой. Даже трясли за плечо и проверяли пульс на шее. По мелькающим черным бушлатам сделал вывод, что охраняют меня двинцы. Зря они волнуются — государя дождусь обязательно.
Петр появился на третий день. Наверное. Понятие времени стало условностью.
Факт, что дождался своего освобождения, доходил до сознания медленно. Тело выходило из заторможенного состояния, разгоняя горячий град покалываний по мышцам, и напоминая о пропущенных моционах. Обидно, заканчивать долгий и тяжелый путь с единственным желанием — добраться до сортира.
Поднялся с полки, тяжело опираясь на руку и застегивая китель. Хоть и сказал морпехам, что ухожу со всех должностей — но пока предо мной главнокомандующий.
Петр ходил от стены к двери, у которой скопились пол дюжины человек его ближней свиты. Начинать разговор царь не торопился, а мне было все равно. Через некоторое время таких метаний вообще думал, Петр уйдет восвояси. Но не сложилось.
— Ты все упорствуешь, в своей невиновности?
— Нет, государь.
Петр аж остановился. Опять ему ломаю что-то запланированное. Не стал ждать дополнительных вопросов.
— Меру моей вины ты не положил. Мне не в чем упорствовать. От дел своих не отрекаюсь, разбойников много на душу взял…
Петр перебил, резко смурнея.
— Не татей, а бояр именитых, да послов заслуженных! Тебе, князь, дыбы мало будет!
Слово «князь» Петр буквально выплюнул. И чего он беситься? Да пусть хоть холопом называет — равнобедренно. Пожал мысленно плечами.
— Дыба, так дыба. По мне, нелюди, в спину дорогую мне женщину застрелившие, да нелюди, разбой этот нашептавшие — тати и есть. Они не просто лекарку царицы убили, они зачинательницу дел славных с пути сорвали. Гореть им за это на том свете. Не сожалею, государь, ни о чем.
И ведь действительно не сожалел. Слегка жаль было слабости во всем теле, а Петр ходил далековато. Надо бросать пролеживать спину и набирать тонус. Раскис как квашня. Резкого рывка и то не сделать.
Петр глянул на мой отсутствующий взгляд, плюнул на относительно чистый пол и резко вышел в дверь, в которую, за повелителем, потянулась свита, бросая на меня косые взгляды. Ну и ладно, будет время заняться собой.
Первым делом поприседал, разгоняя кровь, и стукнул в дверь — до дыбы еще надо дожить. Значит, до нее дальше, чем до сортира.
Потянулись дни, когда небо над городом затянуло осенней серостью. Меня теперь выгуливали по внутреннему двору форта, и даже принесли в пустое помещение каземата стол с двумя стульями, дополнив комплект тюфяком с одеялом. Для полноты картины не хватало только полосатой робы.
Время тянулось медленно. Гнал от себя мысли о событиях последнего моего дня. Именно последнего, так как дальше уже не живу, а существую. Просто жду, когда все это кончиться. Но дождался только визита тезки, соизволившего сообщить, что Петр назначил его губернатором Петербурга. Даже это не вызвало особых эмоций. Пост сдал — пост принял. Правда, сдача дел заняла больше недели. Радовало, что испортить начатое дело тезке будет уже сложно. Мало того, что планы уже реализованы в фундаменты, так еще и деньги все вложены. И как приятный бонус сверху — ежегодные выпускные экзамены ревизион-коллегии. Оставалось только порадоваться, что все свои дела уже переложил на знающих людей. Петр не станет перетряхивать то, что хорошо работает.
