Татьяна Зубачева - Аналогичный мир - 3 (СИ)
Дома становились двухэтажными, настоящими городскими, с магазинными витринами, вполне городские фонари, а вот поликлиника та же, и школа… До центральной площади осталось два квартала, и у школьной ограды он остановился. Передохнуть. И вспомнить. Он стоял и смотрел на бегущих и бредущих детей. Тогда он бежал. И мечтал, что когда-нибудь сам станет учителем.
— Громовой Камень? — удивлённо-радостно спросили за его спиной.
Он резко обернулся, едва не потеряв равновесие. И она не изменилась?!
— Вероника Львовна?! Здравствуйте, как вы?
— Здравствуй. Спасибо, по-прежнему, — улыбалась она. — А как твои дела?
Громовой Камень невольно опустил голову. Сухая ладонь учительницы легла на рукав его шинели.
— Всё будет хорошо.
— Спасибо, Вероника Львовна, — он заставил себя поднять голову и улыбнуться. — Я тоже так думаю.
Она задумчиво кивнула.
— У меня на пятом уроке окно.
— Спасибо, — он сразу понял. — Я не знаю, как освобожусь, но я обязательно зайду.
— Удачи тебе.
— Спасибо. И вам… здоровья и удачи.
Он оттолкнулся ладонью от ограды и молодецки захромал дальше, чувствуя на спине её внимательный, необидно сочувствующий взгляд.
Вероника Львовна преподавала русский язык и литературу, а в педагогических классах и методику, общую и частную. И это её он увидел на границе в Кратове, когда после демобилизации и курсов возвращался на Равнину, а она уезжала в Россию в отпуск. Тогда пересеклись на вокзале, поздоровались, перекинулись парой фраз, и всё. Конечно, он зайдёт к ней, поговорит о школе, о прошлом. Оба сына Вероники Львовны и её муж с войны не вернулись. Он помнит тот день, когда она получила третью похоронку. На младшего. Она молча сидела и смотрела в окно, а они — тогда десятиклассники — сидели и читали, или делали вид, что читают. И тогда он не решил, нет, понял, что пойдёт воевать. Добровольцем. А если род не отпустит, то сбежит, порвёт с родом, уедет с равнины, но добьётся своего. Но род спорить не стал. Год был сытным, молодых охотников много, а он уже пять лет жил в Эртиле, приезжая в стойбище только на каникулы, и сам чувствовал, что становится чужим. Отца уже не было, матери не стало ещё раньше, а отцовская родня уменьшалась с каждым его приездом. Он прошёл Посвящение, получил имя и уехал. Обещал вернуться и вернулся. А толку…
Вот и Центральная площадь с домом канцелярии и большим шатром Совета. Громовой Камень остановился перед ними, будто решая, куда идти. Хотя выбирать не из чего. Входное полотнище шатра опущено, из верхнего отверстия не видно дыма. Так что, в канцелярию. А чего это… пристройку, что ли, делают? Ну да, из резерваций столько приехало, дел у совета куда больше стало. А что за дела без бумаг? Это пуля по прямой летит куда послали, а бумага сама цель ищет.
Он поднялся по неудобным крутым ступеням, толкнул резную, украшенную тотемами племён и родов дверь. И здесь всё так же. Белые стены с орнаментами у карнизов и плинтусов, стрёкот пишущих машинок… Канцелярия. И… ну, сегодня точно день встреч.
— Комбат?!
— Гитчи-Маниту! Ты?! Сержант! Жив!
Они обнялись и так застыли. Выглянувшие из дверей на шум тут же исчезли, зная, что мешать нельзя.
Постояв так несколько минут, они наконец разомкнули объятия.
— Ну… — Гичи Вапе сглотнул. — Ну, рад тебя видеть, Громовой Камень.
— Я тоже рад тебя видеть, Большое Крыло, — улыбнулся Громовой Камень. — Ты здесь…
— Заездом, — рассмеялся Гичи Вапе. — Навестить родню, повидать друзей, ну, и по делам заодно. Будем тянуть дорогу от границы, железную дорогу, представляешь? Пока до ГОКа.
— Старики согласились? — изумился Громовой Камень.
— Ещё не совсем. До Эртиля упёрлись вмёртвую, а до ГОКа добьём.
— Слушай, комбат, а она так уж нужна? Может, шоссеек прибавить?
— Нужна. Шоссейки само собой, да и наезженных пока хватает, а у железки свои плюсы. С ГОКа увеличится вывоз, а это наш, — Гичи Вапе подмигнул, — экспорт, серьёзный и основной, а не пушнина, денег сразу прибавится, а на них у нас почти всё и держится, это раз. С той стороны слишком многие охотиться не умеют, не могут и не хотят, это два. Вот они и смогут работать на стройке, а потом на обслуживании.
Громовой Камень нахмурился, соображая.
— Такие сложности, комбат?
Гичи Вапе вздохнул.
— Если бы только эти, сержант. С охотой ещё ладно, к тому же и добычи кое-где уже на всех не хватает, а землю расширять нам не дадут, да и некуда расширяться. А вот что они ни обычаев, ни языка не знают, никакой квалификации нет, и учиться не хотят…
— Ну, — Громовой Камень усмехнулся, — в последнем они не самобытны.
Гичи Впе внимательно посмотрел на него.
— Солоно пришлось, сержант.
Он не спрашивал, но Громовой Камень кивнул и поправил:
— Хреново. Я же не охотник теперь.
— Так, понятно. И куда теперь думаешь?
— В Эртиле или Юрге поищу.
— Учителем?
— А кем ещё я могу работать, комбат? Я — учитель, я учился на это.
— Педкласс?
— Два года. И ещё год на курсах после дембеля.
— Так, — Гичи Вапе задумчиво кивнул. — Пойдём. Посидим и поговорим спокойно.
К удивлению Громового Камня, у Гичи Вапе был свой ключ от одного из кабинетов. Канцелярский стол со стульями и шкаф в одном углу и застеленный узорчатым одеялом низкий диван-лежак в другом. Так сказать, две цивилизации рядом.
— Отец сейчас в стойбищах, — улыбнулся Гичи Вапе. — Нам не помешают, устраивайся.
Они сели на лежаке.
— Ты курсы где кончал?
— В Прокопьевске. Я там долечивался, ну, и заодно.
До сих пор они говорили на шауни с редкими русскими словами, но Гичи Вапе перешёл полностью на русский, и Громовой Камень поддержал его.
— Начальные классы?
— И шауни в средней школе. А что, комбат, есть место?
— Есть дело, — поправил его Гичи Вапе. — Понимаешь, дело. Серьёзное и долгое. Не все из резерваций поехали к нам, многие осели в России, особенно те, кого там называли интегрированными. Понимаешь?
— Представляю.
— И ещё многие уезжают с Равнины. И из новосёлов, и из старых родов. И тоже… интегрируются.
— Асфальтовые индейцы, — усмехнулся Громовой Камень.
— Да. И нужно, чтобы они оставались индейцами. И чтобы их дети… оставались с нами. Хотят жить в России? Пусть живут. Хотят пахать землю, стоять у станков, строить дома? Тоже пусть. Но нельзя, чтоб забыли язык, утратили обычаи, культуру. Понимаешь?
— Угу. Что важнее: существительное или прилагательное, так?
— Вот именно. Ты — молодец, всё правильно сообразил. Пусть асфальтовые, но индейцы. Ну как, возьмёшься?
— А не много меня одного на всю Россию будет? — деловито спросил Громовой Камень.
Гичи Вапе изумлённо посмотрел на него и захохотал. Засмеялся и Громовой Камень. Отсмеявшись, Гичи Вапе хлопнул его по плечу.
— А ты всё тот же. Скажешь, так скажешь. Но я серьёзно.
— Я тоже.
Громовой Камень достал сигареты. Гичи Вапе встал и принёс со стола глиняный черепок-пепельницу, поставил на лежак между ними, тоже достал сигареты. Ритуально обменялись и закурили. В общем, уже всё ясно и понятно, но надо не так договориться, как выговориться.
— Понимаешь, — Гичи Вапе как-то смущённо усмехнулся, — когда мы по резервациям ездили, ты, кстати, хоть одну видел? — Громовой Камень молча мотнул головой. — Жуткое зрелище, а по сути ещё страшнее. Так вот, я там с одним парнем столкнулся, индеец, но жил не в резервации, а работал пастухом у какой-то местной сволочи-лендлорда. И вот, представь, ни за что не хотел уезжать.
— Почему? — удивился Громовой Камень.
— Говорил, что ему и так хорошо. Ну, это, понятно, одни слова, да и смотря с чем сравнивать, но дело было не в жратве. А в том, что он не хотел быть индейцем, представляешь? Не веришь? Я ему говорю, что с племенем лучше, а он мне, что на хрена ему игры с перьями. Представляешь? Вся культура наша ему… игры с перьями! И не метис, индеец, чистый.
— Не уговорил ты его?
— Куда там! Я для него не авторитет. Ни погоны, ни ордена мои… Ну, этого, положим, и остальные не понимали. Но такое… И вот, понимаешь, зацепил он меня. Не могу забыть. Я потому и стал думать о таких. Навёл справки в беженском комитете.
— Это где Бурлаков заправляет?
— Он в комитете узников и жертв. Но это формально, а фактически всю репатриацию контролирует. Все угнанные — это же жертвы. Ну и…
— Слушай, — перебил его Громовой камень. — Нашему бы, ветеранскому комитету, да бурлаковские деньги. А? Чтоб кроме дембельских ещё бы на обустройство получить.
— Размечтался! — хмыкнул Гичи Вапе. — У нас рохля в председателях, вот и получаем вместо ссуды тёплые слова и наилучшие пожелания. А откуда у бурлаковцев деньги… болтают разное. В основном, одобрительно. Дескать, грабит Империю.
